Под кодовым названием "Эдельвейс" - Пётр Поплавский

— Срочно вызовите Майера. Пусть он направляется на аэродром и сам, без меня, проведет тренировочные занятия точно по программе. Вам ясно?

— Так точно, господин штандартенфюрер.

— В случае чего я у обергруппенфюрера Кальтен- бруннера. С арестованного не спускать глаз!

Глава шестая.

КТО БОЛВАН? ГЕЙЛИГЕН…

Кальтенбруннер встретил Хейниша с холодной сдержанностью. Такой прием не предвещал ничего хорошего. Движением руки указал Хейнишу на кресло. Обер — группенфюрер не любил, если кто‑либо сидел у него перед глазами. Он не спешил начинать разговор. Штандартенфюрер, напуганный неприязненным приемом, терялся в догадках и тоже не решался первым произнести хотя бы слово. Кальтенбруннер взял сигарету, размял ее в длинных пальцах.

— Вы натворили глупостей, Хейниш, — отчеканил вдруг, и тот вздрогнул от неожиданности.

Наконец обергруппенфюрер закурил и уже спокойно, но по — прежнему сурово спросил:

— О чем я вас в прошлый раз предупреждал? — Не ожидая ответа, напомнил: — Не проявлять инициативы. В случае чего — советоваться со мной. Забыли?

— Помню, господин обергруппенфюрер, — глухо произнес Хейниш. Он был не в состоянии уразуметь, в чем же его вина. Но сомнений не оставалось: вызов — для разноса.

— Почему не сообщили о намерении задержать русского шпиона?

— Ситуация требовала немедленных действий!

— Неужели? — с иронией спросил Кальтенбруннер.

— Так мне показалось.

— Что бы вам ни казалось, вы обязаны информировать меня. Хотя бы по телефону. Время у вас было.

— Не понимаю, в чем я провинился…

А ведь еще какие‑то полчаса назад он надеялся на совершенно другое. Был уверен, что его грудь украсит новая награда. За решительные действия…

— Не понимаете? Поясню. Из‑за ваших хаотических действий убита «пианистка». Шифровки и шифр она успела уничтожить. О задержанном мы ничего не знаем, за исключением того, что он — русский. Воинское удостоверение у него фальшивое. Это уже проверено. Под какой же личиной он действовал? С кем связан? Кто он — резидент, агент, связной?

— Скажег на допросах! — хватался за соломинку Хейниш.

— На допросах! Вот это ответ, — съязвил шеф. — Вы провинциальный невежда, господин Хейниш! Речь шла о выявлении и обезвреживании целой шпионской сети. А вы глупо вломились в чужую игру, испортив все дело.

— Я ничего об этом не знал, — подавленно ответил Хейниш.

— Верно. Поэтому и следовало позвонить мне. Сожалею, что вызвал вас на работу в Берлин. Вы не умеете тонко мыслить. Вы способны только на топорную работу палача.

Ощущение радостного триумфа, которое охватило Хейниша после завершения операции, сменилось животным страхом. Он безнадежно утратил молодецкую осанку. Цветущие розы на его щеках поначалу привяли, а затем и вовсе сникли. Лицо его не бледнело, оно желтело.

Обергруппенфюрер продолжал терзать его, рисуя утраты, причиненные вмешательством Хейниша (он уже и сам догадался об этом) в чужое расследование.

— Если русский шпион будет молчать, кого и где мы станем теперь искать? «Мелодии» «пианистки» — это единственное, что раскрывало всю группу. Задание заключалось в том, чтобы выследить и взять всех! А сейчас? «Скажет на допросах», — передразнил он снова спасительный выкрик Хейниша. — Даже если через некоторое время мы вырвем у русского признания, пользы от них не будет. Неужели вы полагаете, что после устроенной вами пальбы их сообщники не узнают, что произошел провал? Неужели вы надеетесь, что они будут продолжать сидеть на месте, люОезно ожидая наших визитов? Или вы считаете, что они и дальше будут ходить на проваленную явку? Да еще со старым паролем? На это может надеяться только кретин! А подобных в своем управлении я стараюсь не держать.

Хейниш совсем скис.

— Для меня этот инцидент был абсолютно случайным, — пробормотал он.

— Смотрите, чтобы я не пришел к выводу, что вы у нас — человек совершенно случайный.

Обергруппенфюрер, зная о коварном и упорном соперничестве секретных служб, разозлился ни на шутку. Что помешает тому же Мюллеру воспользоваться непродуманными действиями Хейниша и этим скомпрометировать в глазах рейхсфюрера его самого, Кальтенбрун- нера?

Вот почему он имел весомые причины строго отчитать своего подчиненного. Мог даже своей властью расстрелять как человека, нарушившего его прямой приказ.

И никто бы не доказал, что он без оснований ликвидировал штандартенфюрера. Вот сейчас стоит нажать кнопку, и ливень пуль из его спецстола изрешетит Хейниша. Штандартенфюрер об этой угрозе даже не подозревал…

Дело в том, что история, в которую случайно впутался Хейниш, возникла давно. Едва началась Восточная кампания, как по всей территории «тысячелетнего рейха» застрекотали морзянки вражеских, хорошо законспирированных радиопередатчиков. Их окрестили поначалу «домашними сверчками» — «хаусгрилле». Впоследствии название изменилось. Поскольку тайных радистов на гестаповском жаргоне окрестили «пианистами», передачи «мелодиями», а сами рации — «музыкальными шкатулками», рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер назвал всю их совокупность «Красной капеллой». Ясное дело, что «мудрое» и «точное» определение рейхсфюрера вмиг приобрело служебное значение…

Все сведения о деятельности советских разведчиков нацистская верхушка рейха держала в сверхсекретной тайне. Не разглашалось абсолютно ничего. Более того, эти факты воочию убеждали в существовании антифашистского иоднолья.

Розыском «домашних сверчков» интересовался сам фюрер. Еще перед летним наступлением 1942 года на оперативном совещании генерального штаба он пожелал высказаться: «Большевики превосходят нас в одном — в разведке. Это последнее, что у них осталось. Принять меры! Я не позволю, чтобы мне помешали триумфально завершить войну с большевиками. О действиях врага в нашем тылу приказываю докладывать мне, как о выполнении фронтовых операций». Позднее Гитлер возвращался к этой теме систематически. Он дал особый приказ: сосредоточить лучшие контрразведывательные силы и самую современную технику тайной войны на борьбе с советской разведкой. И сразу в отношениях между разведывательными службами рейха возникла ведомственная напряженность. Каждый пытался тяжесть неудач, которые часто случались, переложить на плечи другого. Если же выпадал успех, каждый приписывал его себе, чтобы отличиться перед фюрером. И эта грызня не утихала.

Для непосредственной оперативной работы создали особую группу — зондеркоманду, которая окрестила себя названием, «изобретенным» рейхсфюрером. Вот эту зондеркоманду со странным для нацистов названием «Красная капелла» возглавил старый, опытный лис, специалист еще со времен кайзеровского «второго рейха», старший криминальный советник в звании штурм- банфюрера СС господин Йон Патциг. Под его руководством «вынюхивали» такие спецы криминального сыска и разведки, как Панцигер, фон Паннвиц, Копкоф. Личный состав зондеркоманды, не считая технических специалистов, никогда не превышал трех десятков сотрудников, но все они ходили в «асах» тайной войны. Однако «домашние сверчки» не утихали.

Тогда Гитлер издал еще один приказ: все сведения, даже в случаях, когда речь идет об успешных арестах, подлежат полной и самой строгой тайне. Ни слова в прессе или по радио! За разглашение тайн этого секретного фронта рейха мера наказания одна — казнь. Приговоры обжалованию не подлежат. Весь аппарат гестапо, имперское управление безопасности, управление зарубежной разведки — всех подняли на ноги, всех вздыбили, всех мобилизовали на тайную войну. А эфир ежесуточно пронизывался морзянками…

Шеф гестапо Мюллер на имя рейхсфюрера написал: «Арестованные разведчики представляют для нас несомненный интерес. Первые допросы свидетельствуют, что весь предыдущий опыт, полученный нами на Западе, становится почти непригодным. Очевидно, русские осуществили колоссальную работу, создавая свою шпионскую сеть, используя специфические указания своих зкспертов — специалистов. В дальнейшем нам чрезвычайно необходимо подробно и основательно установить принципы, которыми руководствуется советская разведка в организации своей работы». Из этого между строк выразительно и прозрачно читалось: «Поручите все допросы мне. Я справлюсь, как никто другой! Узнаю обо всем!» Кто‑то будет вылавливать «хаусгрилле», а Мюллер без лишних хлопот пожинать все лавры… Не глуп этот Мюллер, соображает!

И вот в эту сложную ведомственную сеть с ее ловушками, интригами и коварством свалился Хейниш, вломился, будто неповоротливый слон в аптеку. Не подлежало никакому сомнению, что «коллеги» из конкурирующих ведомств — Мюллер, Канарис, фон Шеллен- берг — раздуют идиотскую историю до гипертрофированных размеров, что угрожает значительными непри-