Мёртвые душат - Александр Бреусенко-Кузнецов

И потянулись бескорыстные герои биться с драконами, и бились они, и умирали почём зря. Правитель же, глядя на их бескорыстие, умилялся, всё ожидая, когда же первый дракон упадёт замертво. Но не падал от руки бескорыстных героев первый дракон, и закрадывалось в сердце правителя Дрона великое сомнение. Второй же и третий дракон чувствовали себя очень хорошо — не говоря уже о четвёртом.

К концу следующего года войско правителя очень сильно поредело, и требовало гораздо меньше денег на своё содержание. Всякий герой, которого его командиры подозревали в корыстных соображениях, поспешно шёл бескорыстно собою жертвовать. Но завоевания лугов Гуцегу для грядущего Лугового королевства эта жертва никак не приближала. Казна же правителя, для пополнения которой советники затруднялись придумать новый налог, была мала даже для выплаты жалования поредевшему войску.

Всё грустнее становилось правителю. И вот однажды он вспомнил о мудреце Авдраме, который ещё находился в тюремной башне Дрона, запертой как снаружи, так и изнутри. Понял правитель, что только мудрец Авдрам сможет придумать такой налог, который наполнит его казну.

Пришёл правитель к тюремной башне один, почти без вооружённого сопровождения, велел отпереть башню снаружи, и стал умолять Авдрама отпереться изнутри. А чтобы просьбы его выглядели более солидно, встал правитель на оба колена и обещал не встать с них, пока Авдрам не смилостивится и ему не откроет. Авдраму же, как говорят, очень интересно было, сколько правитель сумеет простоять на коленях, поэтому не открывал он двери, пока неделю спустя тот не рухнул с колен в глубокий обморок.

Когда же впустил его Авдрам в свою темницу, правитель припал к ногам мудреца и целую неделю вопрошал его о налоге. И измыслил мудрейший из мудрейших для него такой налог, о котором доселе ни в одной земле не слыхивали: налог на недобросовестность самопожертвования. Этим новым замечательным налогом можно было обложить каждого из героев, которые вместо того, чтобы убивать дракона, жертвовали собой. И призадумались тогда бескорыстные герои: совсем невыгодным стало теперь их бескорыстие, ведь близким родственникам за их недостаточно добросовестное самопожертвование теперь приходилось платить в казну.

От страха и жадности многие из бескорыстных героев даже дезертировали — к немалому удовольствию правителя; их дезертирство продолжалось до тех пор, пока они не узнали: всё имущество семьи дезертира переходит в казну. Тогда опомнившиеся герои перестали дезертировать и продолжали гибнуть от лап, крыльев, зубов и дыхания драконов.

Правитель же был неплохо научен мудрейшим Авдрамом, и, видя нежелание героев дезертировать и тем пополнять казну, ввёл в своём войске особый денежный сбор за отказ героя дезертировать…

Долго ли, коротко ли, всё собранное на границе земли Гуцегу войско полегло, либо, к удовольствию правителя, разбежалось. И заметил правитель, что казна его полна, и похвастался ею перед советниками, но те с такими хищными лицами его выслушали, что правитель поспешил всех своих советников разогнать.

Когда же не стало у него ни войска, ни советников, пошёл правитель в тюремную башню к мудрецу Авдраму. Тот выслушал его, похвалил, после чего вышел из тюремной башни, и вход запечатал. Правитель тоже хотел было выйти, но он опоздал.

Так и остался тот правитель в красной тюремной башне, стоящей и ныне посреди Дрона. Порой из этой башни раздаются какие-то стуки, пугающие прохожих, порой — прохожих пугает зловещая тишина.

А Луговое королевство после того всё же было основано — но не при том правителе, а при его прапрапраправнуке. К тому моменту драконы улетели с деревьев Буцегу в дальнее путешествие, сами деревья Буцегу сильно подобрели, а Ашогеорн с женой Эллой и детьми переселился в Карамц.

Легенда, рассказанная сегодня Бларпом Эйуоем, не показалась Чичеро очень уж интересной, но по её окончании он восторгался вместе со всеми. Ещё неизвестно, кто он такой — Бларп Эйуой! Вдруг — шпион великана Плюста, провоцирующий гостей замка Глюм на откровенное самораскрытие помыслов? Очень уж многое этому «купцу из Карамца» слишком легко сходит с рук. Почему Плюст позволяет ему завладевать умами гостей, рассказывая свои нелепые истории?

Чичеро и сам не понимал, на что он так рассердился, но сегодняшняя легенда попалась очень кстати, чтобы его рассердить. Впрочем, стоило ему пройтись в раздумье по паре-другой коридоров замка, и он стал это понимать. Легенда цепляла Чичеро за живое, так как её герой длительное время колебался перед неодолимой преградой, вместо того, чтобы действовать. А поскольку сам Чичеро пребывал в замкнутом внутри себя колебании ещё с начала гостевания у Плюста, то, осуждая героя легенды, он осуждал и себя. Изводил самонасмешками.

И ещё одно вредоносное свойство нашлось у легенды. Её будто специально рассказали, чтобы вывести из повиновения карликов: всех троих. Легенда-то упоминала о местах, где сейчас располагалась Отшибина, но — не упоминала её под этим названием.

К тому же, кажется, легенда не признавала за Отшибиной центральной мировой роли, которая в миропонимании Великого народа стала уже общим местом. Она включала эту главнейшую мировую землю в некоторое объемлющее её множество отшибин некогда подчинившего её Лугового королевства — «отшибин» с маленькой буквы.

Кто же это так рассвирепел: я или карлики? Так думал Чичеро, продолжая прогулку. Ответ не приходил: он достаточно успокоился, чтобы поставить себе этот вопрос, но недостаточно — чтобы ответить. Гуляя по замку, он медленно, но верно подбирался к тому двору с тенями, откуда ему надлежало забрать собственную, а за его спиной равномерно двигались два слуги-соглядатая, находившиеся в поле зрения стражников, следующих за ними в отдалении.

Чичеро знал заранее, что у колодца злополучного двора ему с почти неудержимой силой захочется выпустить Лимна с суэнитой на охоту за тенью. Знал он и о том, что всё же не решится этого сделать под заинтересованными взглядами шпионов Плюста. И о том, что будет ругать сквозь зубы Бларпа Эйуоя — за легенду, смеющуюся над его нерешительностью.

Всё, что он заранее знал, и произошло. Он чуть не выдал себя, но удержался и не выпустил Лимна. У карликов (а может, и у него самого) чесались кулаки на Бларпа Эйуоя. И злость Чичеро сменялась глубокой печалью, ведь выйти из заколдованного круга колебаний «от правителя Дрона» как раз сегодня было особенно неразумно. Чем стало бы это скороспелое решение открыто действовать вопреки безнадёжным обстоятельствам? Ну да, ею — недобросовестностью самопожертвования.