Взгляд незнакомки - Шеннон Дрейк

Он послушно приподнялся и приник губами к ее губам. С быстротой молнии она извернулась, сунула руку под бедро и, выхватив оттуда нож, приставила лезвие к горлу Брента, туда, где билась артерия. В первое мгновение в его глазах промелькнуло несказанное изумление, сменившееся яростью. Серые глаза потемнели и стали почти черными.

Кендалл быстро спросила:

— И что ты теперь будешь делать, Брент? Одно движение… одно едва заметное движение, и я перережу тебе сонную артерию.

Он тихо выругался, в его тоне прозвучала смертельная угроза. Она снова сглотнула, изо всех сил стараясь не отвести глаз.

— Мы все очень уязвимы, Брент. Каждый из нас может умереть. Твоя жизнь дороже для меня, чем моя собственная, но ты обязан рисковать ею. Но ты даже не спрашиваешь, понимаю ли я, зачем ты это делаешь.

— Это разные вещи, Кендалл.

— Почему разные? — Она надавила кончиком ножа посильнее, и на коже Брента выступила капелька крови. — Я женщина. Да, ты намного сильнее меня, но вот сейчас, сию минуту, я могу лишить тебя жизни.

Он улыбнулся. Кендалл продолжала во все глаза смотреть на него, но упустила момент, когда Брент неуловимым движением протянул руку и сильно сжал запястье. Кендалл едва не задохнулась от боли и выпустила рукоятку ножа. А Брент схватил клинок, упавший на подушку, и в ярости швырнул его в дальний угол комнаты.

— Я отобрал у тебя нож, Кендалл.

— Только потому, что я тебе это позволила.

— Ты смогла приставить лезвие к моему горлу только потому, что я тебе это позволил. А ты позволила мне отнять у тебя оружие только потому, что ты женщина.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что я женщина! Ты смог отнять у меня нож только потому, что я люблю тебя!

— Ты проиграла этот спор, Кендалл.

— Я все проиграла, когда влюбилась в тебя! — горько проговорила Кендалл.

— Ты влюбилась, в меня, однако без колебаний приставила мне к горлу нож?

Кендалл закрыла глаза. Она снова открыла их, почувствовав, как пальцы Брента коснулись ее волос. Он поцеловал ее — требовательно, хищно, почти зло. На глаза Кендалл навернулись жгучие слезы, но она не могла сопротивляться, так же, как не могла понять причину его бешеной ярости.

Он не шептал нежных слов и не подбадривал ее в любви, он просто грубо стремился обладать ею. Сорванная сильными руками ночная рубашка упала на пол.

Сегодня любовь Брента была скорее похожа на насилие: он овладел ею, подавляя волю, причиняя боль и унижая. Желание Кендалл помогло справиться с этой мукой, она отдалась дьяволу, вселившемуся в Брента, сгорая от ответной страсти.

Утро пролетело в этих неистовых, ураганных объятиях. Сладкая истома проходила, и любовный огонь вспыхивал вновь и вновь. Но никто из них не произнес ни слова. Мир так и не был заключен.

Наконец физическая усталость взяла свое, и Кендалл забылась тяжелым сном, переплетя свои ноги с ногами Брента и обняв его…

Когда она проснулась, солнце еще ярко светило, но… Брента рядом не было. Кендалл осмотрела комнату и не обнаружила ни шпаги, ни шляпы. Нигде никаких следов. Брент исчез…

Она сползла с кровати, ощутив боль в истерзанном, с синяками теле. Застонав, она все же встала и заставила себя одеться.

Кендалл нашла Эйми в саду, где хозяйка дома подстригала розы. Прежде чем подойти к почтенной матроне, она пригладила волосы, моля Бога, чтобы на ее лице не было заметно следов недавней страсти.

— Эйми, — пробормотала она, опустив глаза, — где Брент? — Она осмелилась поднять глаза, но Эйми не спешила с ответом. Наконец сказала:

— Он уехал, голубушка, ты разве не знаешь? Он поговорил с Гарри и Рыжей Лисицей, потом они отогнали судно, а потом он пошел к тебе. Мы… ээ… все поняли. У вас, молодые люди, было так мало времени. А он такого навидался за свой отпуск, что не приведи Господи. Ты же понимаешь, отец пропал без вести, а раненый брат остался в руках у янки.

— Эйми, о чем ты говоришь?

— Ну, насколько я понимаю, его корабль поставили на ремонт в Ричмонде, а ему самому дали отпуск, повидать родных — отца и брата, которые служили у Ли. Он поехал и попал как раз на страшную битву при Шарпсберге. Его брат был тяжело ранен и взят в плен северянами, а отец — тот просто пропал без вести.

— О, Боже!.. — простонала Кендалл.

— Гарри очень расстроился, когда узнал, что я поговорила с тобой до прихода Брента, но… я же тогда ничего не знала и сочла своим долгом сообщить о пропаже судна, — говорила между тем Эйми. — Я сама-то не могу понять, почему Брент уехал, а тебе ничего не сказал.

— Зато я, кажется, понимаю, — едва слышно прошептала Кендалл, повернулась и пошла из сада, чтобы Эйми не видела ее слез.

— Кендалл…

— Со мной все в порядке, Эйми, просто мне надо немного побыть одной.

Кендалл бросилась бежать, не разбирая дороги. Миновав конюшню, она выбежала к бухте, куда привел ее инстинкт. Добежав до песчаного пляжа, она упала на колени и разрыдалась в голос.

Брент тоже был ранен — в сердце и душу, и ее долг был помочь ему, а вместо этого…

Она не представляла всей меры его страданий. Даже не сделала попытки понять, что с ним происходит, изводила его пустыми издевками, стараясь загнать в угол. А он, в самом деле, испытал горечь истинной потери…

Кендалл оставалась на берегу до самого захода солнца. Наконец она наплакалась и побрела к дому.

Глава 17

Моя дорогая Эйми, у меня, естественно, нет ни малейшей уверенности в том, что это письмо когда-нибудь дойдет до вас, но я все же пишу его, моля Бога, чтобы это чудо произошло. Здесь, в госпитале, слишком много работы, чтобы иметь возможность завязать по-настоящему дружеские отношения, поэтому я от души надеюсь, что ты вытерпишь мои навязчивые излияния, которые я поверяю бумаге. Надежда на то, что ты прочтешь и поймешь мое письмо, согревает мне душу.

День ото дня обстановка здесь становится все более и более угрожающей. Жизнь в осаде опустошает, и это еще мягко сказано. Упаси меня Господь, Эйми, в моих словах нет и тени упрека! Никто из нас не мог знать, что будет, когда я по твоему совету уезжала из Флориды в госпиталь брата Гарри, хирурга. Как ни странно, но я очень довольна своим положением. Правда, меня приводит в ужас вид израненных солдат, но я очень рада, что могу приносить пользу. Я могу приносить настоящую пользу, Эйми! Я не могу выразить словами, насколько это важно для меня. Я занята от рассвета до заката, и это помогает мне не думать о Бренте, а значит, я не распускаюсь, не ною и не плачу и…

Кендалл содрогнулась от внезапно раздавшегося рядом разрыва артиллерийского снаряда. От неожиданности она судорожным движением прикрыла губы, чтобы удержать крик. В масляном светильнике на сколоченном из неоструганных досок столе затрепетал язычок пламени. Стены угрожающе заскрипели.