Набоков и потусторонность - В. Александров

195

Boyd. Nabokov's Ada. P. 238. Из рассуждений автора следует, что в жизни Гумберта играют роль и свободная воля, и игра случая. Например, пишет он, «если бы Гумберт не соблазнился мыслью поселиться у Джинни Мак-ку, он бы никогда не приехал в Рамздэл», а «если бы <…> случайно не заметил Лолиту, то <…> не остался бы на Лоунстрит, 342». В то же время герой, как следует из собственных его размышлений, фатально предрасположенный к нимфеткам, ни за что бы не пропустил девочку вроде Джинни (тем более что ее фамилия напоминает прозвище Куильти — «Кью» — и тем самым усиливает фаталистические обертоны). А тот факт, что Гумберт впервые видит Лолиту в сцене, явно пародирующей эпизоды с Аннабеллой на морском берегу, делает «случайность» этой первой встречи более чем сомнительной. Вообще пристрастие Набокова к теме рока и всевозможным узорам практически исключает возможность доказать отсутствие детерминизма в любом сочетании эпизодов.

196

W. Rowe (Nabokov's Spectral Dimension. P. 67–73) также рассматривает эту возможность и прослеживает некоторые метеорологические образы.

197

Carl Proffer (P. 127) указывает на то, что, помимо всего прочего, грозовая туча связана и с церковью, где была Шарлотта во время «сцены на диване», что только обостряет символику этой последней.

198

B. Boyd (Nabokov's Ada. P. 182–183, 187, 192, 194, 227) отмечает, что образы, связанные с водой и с русалками в «Аде», наводят на мысль о посмертном воздействии Люсеты на Вана и Аду.

199

Цит. по: Appel (The Annotated Lolita. P. 362).

200

Nabokov V. Lolita: A Screenplay. P. 81.

201

Литературные аллюзии составляют еще один постоянный узорный узел романа. Эти узоры интересно прослеживаются, см., например: Appel (The Annotated Lolita); Proffer. Keys to Lolita. P. 3–53.

202

P. Tammi (P. 286) толкует этот отрывок в том смысле, что Набоков нередко стремится показать, будто «ведущая тема его романов — преимущества литературного структурирования перед потоком неупорядоченных иллюзий».

203

Этические представления автора «Лолиты» далеко не столь нигилистичны, как это кажется целому ряду критиков (см., например, Green).

204

О том, что Набоков вполне всерьез относился к поэме Шейда, можно судить по следующим его словам: это «самое трудное из того, что мне когда-либо приходилось сочинять» (Strong Opinions. P. 55, 59), а автора он назвал «самым великим из вымышленных поэтов». Сохранилась магнитофонная запись выступления Набокова в Гарвардском университете, где он, в частности, говорил о «Бледном огне». По самим модуляциям голоса оратора при чтении тех строк поэмы, где речь идет о неудачном свидании и самоубийстве Хейзель, легко понять, что ничего смешного ни в этом сюжете, ни во всем произведении он не видел. Напротив, цитируя фрагменты из предисловия Кинбота, автор явно рассчитывает на комический эффект.

205

Остроумно анализируя приемы и систему мотивов в романе, М. McCarthy указывает на Александра Попа и Уильяма Вордсворта как на предшественников Джона Шейда. Те же соображения высказаны в работах: Alter. Partial Magic. P. 198, 201–203; Field. Nabokov: His Life in Art. P. 106–112.

206

Иные из этих параллелей были отмечены в книге: Fowler. P. 100, 102.

207

P. Tammi (P. 201–204) предлагает краткий обзор критических споров по поводу авторства романа. К этой же проблематике обращается в своей диссертации J. Sisson (P. 190–207). В качестве примера работ, авторы которых проводят различие между поэтом и его комментатором, укажу на книгу Е. Pifer. Nabokov and the Novel. P. 117–118.

208

Утверждая, что фраза из комментария — «мы можем признать, доктор» — указывает на то, что и слова из предисловия — «Ваша любимая» — также относятся к этому не названному по имени эскулапу, Н. Берберова (Berberova. P. 152) видит в них доказательство умопомрачения Кинбота, который находится под медицинским надзором. Такая гипотеза весьма заманчива, однако же эффективность ее в плане интерпретационном прямо пропорциональна недоказуемости.

209

Что эти два местоимения подразумевают разных адресатов (и, стало быть, не могут быть употреблены одним и тем же персонажем), следует, в частности, из перевода В. Набоковой, у которой «Your Favorite» звучит как «Ваша любимая», a «You went on / Translating» — как «Ты продолжала / Переводить».

210

Изобретательно дешифруя некоторые темные места романа, Johnson (P. 60–73) отстаивает версию авторства Боткина.

211

D. Packman (P. 68–69) рассматривает роман исключительно в терминах модернистской модели акта чтения. J. Sisson (P. 217–253), напротив, полагает, что «альтернативные реальности» романа следует удерживать в равновесном состоянии, не предпринимая попыток разрешить противоречия между ними. Он же (Р. 228–229) устанавливает крайне интересную и неожиданную связь между «Бледным огнем» и романом А. Хоукинса «Узник Зенды» (Anthony Hope Hawkins. The Prisoner of Zenda, 1894).

212

В. В. Набоков: Pro et contra. С. 103–104. Этот неоконченный роман в контексте всего творчества Набокова рассматривается в следующих работах: Johnson. Worlds in Regression. P. 206–219; Field. Nabokov: His Life in Art. P. 292–297, 305–308, 310; Sisson. P. 185–188.

213

См., например: Maddox. P. 14–34.

214

Nabokov V. Strong Opinions. P. 74.

215

Ibid. P. 170.

216

Наряду с другими исследователями, P. Tammi (P. 217) предлагает некоторые варианты дешифровки кода в английском оригинале романа. Например, он выделяет фразу: «a tale of a far-away land is being told», следующую за упоминанием дома Голдсворда. Отсюда как будто вытекает, что рассказ Кинбота находит опору в оккультном источнике. Но русский перевод опровергает подобное прочтение (хотя надо иметь в виду, что в заметке «От переводчика» В. Набокова признает, что вряд ли ей «удалось понять и передать всю сложную внутреннюю перекличку мыслей и образов» романа). В то же время гипотеза финского исследователя (Tammi. P. 337), согласно которой выражение «ata lane» имеет отношение к фатальной бабочке Vanessa Atalanta, представляется вполне обоснованной. Он же предлагает весьма содержательный обзор многочисленных скрытых параллелей между текстами Кинбота и Шейда (Р. 207–216).

217

Другие важные мотивы романа исследуются в работах: Rowe. Spectral Dimension. P. 26–32 (птицы, электричество); Alter. Partial Magic. P. 187–208 (стекло, зеркала).

218

Набоков признает, что испытал некоторое воздействие Пушкина, но «не больше, чем, скажем, Толстой или Тургенев подверглись воздействию гордости и чистоты пушкинского искусства». Каждый русский, замечает также Набоков, «чем-то обязан Гоголю, Пушкину, Шекспиру» (Strong Opinions. P. 103, 151).

219

Набоков В. Из переписки с Эдмундом Уилсоном. С. 125. Оригинал — по-английски: The Nabokov — Wilson Letters. P. 220. Далее ссылки на это издание даются в тексте. Более убедительный анализ творческих связей Набокова с предшественниками см.: Karlinsky. Nabokov and Chekhov; Nabokov's Novel «Dar»; Vladimir Nabokov. P. 164–165. Интересные параллели между Набоковым и весьма, как известно, ценимым им Уэллсом проводит J. Sisson (Гл. 5).

220

На основании того же самого письма Johnson приходит к выводу, что символизм сыграл важную роль в творческом становлении Набокова (Worlds in Regression. P. 2–3). В ряду других исследователей, которые указывали на связи между Набоковым и этим периодом русской культуры, назову Г. Струве (он выделяет переклички Набокова с Андреем Белым — см. С. 284) и С. Карлинского (см. предисловие к кн.: The Nabokov — Wilson Letters. P. 20). С другой стороны, A. Field (Nabokov: His Life in Part. P. 95) полагает, что из писателей Серебряного века лишь Блок оказал воздействие на Набокова. Критик указывает также, что в каком-то (не названном, впрочем) интервью Набоков, даже и признаваясь, что перечитал всех писателей Серебряного века, отрекается, однако, от каких бы то ни было влияний. Правда, противореча самому себе, A. Field тут же замечает, что после 1917 года Набоков испытывает воздействие Андрея Белого.

221

Nabokov V. Speak, Memory. P. 285.