Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945 - Петер Гостони

Московский корреспондент нью-йоркской газеты «Таймс», прибывший 3 мая в Берлин, сообщал: «В слепящих лучах прожекторов в течение всей ночи и до самого утра колонны немецких пленных шагали из центра захваченного Берлина в лагеря для военнопленных на окраинах города. Большинство солдат, которые вчера во второй половине дня по приказу генерала артиллерии Вейдлинга прекратили огонь, из-за пережитых во время артобстрелов и бомбардировок мук производило впечатление полубезумных. Растрепанные, заросшие щетиной и грязные, они выходили с белыми повязками на рукаве из подвалов, бомбоубежищ, подземных станций метро, вылезали из канализационных люков и руин домов. Некоторые швыряли свое оружие с озлобленным, свирепым выражением лица на землю. Другие вели себя более послушно и складывали свое оружие в кучи, как им было приказано. Многие истерично хохотали и никак не могли остановиться, когда шагали в колонне по улицам разрушенного города. Русским пришлось приложить немало усилий, чтобы оказаться достойными этого исторического момента. Сразу бросалась в глаза разница между поверженным врагом и свежевыбритыми победителями в блеске боевых орденов и медалей, в выглаженной форме и начищенных высоких сапогах».

В этот день генерал Чуйков записал в свой дневник:

«В полдень берлинский гарнизон, а также войска СС, охранявшие имперскую канцелярию и остатки гитлеровского правительства, капитулировали.

Мы вышли на улицу. Вокруг тишина, от которой мы так отвыкли. С непривычки она кажется звенящей. И вдруг мы услышали, как где-то недалеко чеканит шаг строй. Даже не верится, что это наши гвардейцы могут маршировать так торжественно. Из парка Тиргартен вышла рота 79-й гвардейской стрелковой дивизии. Роту ведет гвардии капитан Н.И. Кручинин. Он только что закончил очистку восточного бункера от фашистов, пытавшихся еще сопротивляться. Там был сделан последний выстрел в полосе 8-й гвардейской армии. Последний выстрел – и гвардейцы вышли из боя на центральную улицу Берлина строевым шагом. Какая выправка, сколько радости на лицах воинов-победителей!

Нет, я, кажется, еще никогда не видел такого строя. Шаг в шаг, нога в ногу, плечо к плечу. Богатыри земли русской идут по Берлину! И вдруг песня – песня широкая, певучая, наша русская. Она плывет по еще дымящимся улицам города, где когда-то созревали планы главарей Третьего рейха о мировом господстве.

Я смотрю на лица бойцов, усталые и радостные. Вот оно, настоящее счастье солдата!»

Поэт и драматург Константин Симонов, фронтовой корреспондент во время Второй мировой войны, будничным тоном описывает свои впечатления от посещения захваченного Берлина:

«Заходим в один из берлинских наземных бетонных бункеров. Громадное бетонное здание, похожее на элеватор. <…> Внутри бункера, как говорят, размещались штаб противовоздушной обороны и, кроме него, штаб какой-то эсэсовской части.

Входим в железную дверь. Навстречу ведут пленных. Конвоирующий их младший лейтенант говорит, что на четвертом этаже нашли застрелившегося немецкого генерала. Застрелился только что. Когда обыскивали помещение, натолкнулись на запертую дверь и стали взламывать ее. Пока взламывали, он застрелился.

Идем на четвертый этаж. Электростанция не то взорвана, не то выключена. Идем с карманными фонариками по коридору, вдоль которого направо и налево маленькие комнаты… Входим в ту, где застрелился генерал. Дверь утапливается в стену, как в вагоне. Кто знает, почему ее ломали, а не рванули, как обычно в таких случаях, гранатами? Наверное, старались взять тех, кто там, за ней, непременно живыми. <…>

Стол, упирающийся одним концом в стену, другим в койку, перед столом стул. На стуле китель с эсэсовскими знаками различия. На койке лицом к двери лежит с открытыми глазами мертвый генерал, рослый, сорокапятилетний человек, коротко стриженный, с красивым спокойным лицом. Его правая рука с зажатым в ней парабеллумом лежит вдоль тела. Его левая рука обнимает за плечи молодую женщину, втиснувшуюся между ним и стеной. Женщина лежит с закрытыми глазами. Она молодая, красивая, не то в белой блузке, не то в рубашке с короткими рукавами и в форменной юбке. <…> Вдруг понимаю, что раз генерал в кителе, то, значит, тот, другой, повешенный на стуле эсэсовский китель принадлежал этой мертвой женщине. И здесь ощущение полной загнанности, тупика, которое я ощущал все это время в Берлине.<…>

Рейхстаг. К нему уже целое паломничество. Идут и идут люди. А на той стороне реки, в ста пятидесяти метрах, еще отстреливаются из пулеметов какие-то немцы, и методично каждую минуту бьет и бьет по дому прямой наводкой наша самоходка. <…>

Аллея Победы. Мертвые тела, искореженные зенитки. Много, как нигде, разбитой, раздавленной зенитной артиллерии. Перевернутые немецкие грузовики, подбитые и сгоревшие танки – немецкие и наши. <…>

А потом – зрелище имперской канцелярии. Ищут труп Геббельса. Его уже один раз нашли, но потом кто-то усомнился, он ли это, и теперь снова ищут. Ищут и труп Гитлера. Громадное здание с архитектурными пропорциями, рассчитанными на подавление психики. <…>

Кабинет Гитлера поврежден бомбой и завален обломками…

Прохожу по комнатам. Несколько дальних завалено орденами и медалями. Ящики, коробочки, синие пакетики и просто по щиколотку на полу россыпь всего, чего угодно – от железных крестов до медалей за тушение пожаров. Всего этого такое количество, что на секунду кажется, что это не имперская канцелярия, а склад какой-то огромной фабрики орденов.

Вылезаю через пролом в стене во двор. На дворе трупы последних защищавшихся тут эсэсовцев. Санитары, теснясь, вытаскивают откуда-то из-под земли лежавших там раненых. На изуродованном воронками внутреннем дворике среди посеченных осколками деревьев, обломков, обрывков чего-то – маленькая бетонная башенка и спуск в подземелье Гитлера.

Я смотрел на все это и думал о том, что, может быть, когда-нибудь задним числом всему этому в истории постараются придать величественный вид. Но сейчас все это производило впечатление чего-то уже не сражавшегося, а цеплявшегося за жизнь, чего-то сумбурного, до самого своего конца так и не понявшего, что с ним произошло.

Третье мая. Пыльный солнечный день. Несколько наших армий, бравших Берлин, двигаются сквозь него в разных направлениях, поднимая страшную пыль. Идут танки, самоходки, «катюши», тысячи и тысячи грузовиков, орудия, тяжелые и легкие; прыгают на обломках противотанковые пушки, идет пехота, тащатся бесконечные обозы. И все это идет и лезет в город со всех концов. Растерянные жители на разгромленных улицах, на перекрестках, из окон домов подавленно смотрят на все это движущееся, гремящее, невероятно людное и совершенно бесконечное. Даже у меня самого ощущение, что в Берлин входят не просто дивизии и корпуса, а что через него сейчас проходит во всех направлениях целая Россия. А навстречу ей, загромождая все дороги, ползут и ползут колонны пленных. <…> На огромном, чудовищно безвкусном памятнике Вильгельму Первому фотографируются на память группы солдат и офицеров. По пять, по десять, по сто человек сразу, с оружием и без оружия, то мрачные и усталые, то улыбающиеся и хохочущие. <…>

Ночь. Едем. Пересекаем весь Берлин из конца в конец на «виллисе» вдвоем с шофером. Совершенно темно. Кажется, что в городе ни души. Не натыкаемся даже на регулировщиков. Запутываемся в незнакомых улицах, в диком нагромождении развалин, из которых то здесь, то там выхватывает фарами светлые куски наш потерявший дорогу «виллис». Два часа сплошных развалин. И ни звука. Вот когда я до конца почувствовал, как невероятно разрушен Берлин!»

2 мая, в день капитуляции берлинского гарнизона, вышел приказ Верховного главнокомандующего И.В. Сталина по войскам Красной армии и Военно-морскому флоту: «Войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Советского Союза Жукова, при содействии войск 1-го Украинского фронта под командованием маршала Советского Союза Конева, после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлин – центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии.

Берлинский гарнизон, оборонявший город, во главе с начальником обороны Берлина генералом от артиллерии Вейдлингом и его штабом, сегодня в 15 часов [по московскому времени] прекратил сопротивление, сложил оружие и сдался в плен.

2 мая к 21 часу нашими войсками взято в плен в городе Берлине более 70 тысяч немецких солдат и офицеров. (Всего к исходу 2 мая в плен сдалось более 134 тыс. немецких солдат и офицеров. – Ред.) <…>

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Берлином, представить к присвоению наименования «Берлинских» и награждению орденами.

Сегодня, 2 мая, в 23 часа 30 минут в честь исторического события – взятия Берлина советскими войсками столица нашей Родины Москва салютует доблестным войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из 324 орудий.