Наследница Бабы-Яги - Лика Вериор

11.11

В Нави погода была такой же. Небо то смурнело, то выглядывало солнце, но Кот, предвещая дождь, недовольно пофыркивал. Оно и понятно, я вот и без дождя не ахти какой путешественник, а тут ещё и природа препятствия создаёт.

Ну, может, обойдётся ещё. Ветерок тучки сдует, и пойдём мы прямым путём — не по жаре, не по холоду.

Страшно. Как всегда, в общем-то, но оправданно, я думаю. Вот мы только до деревни дошли, а я уже подустала. Как такой длинный путь преодолевать? Ещё и непонятно, сколько точно придётся идти, это угнетает.

Главное, конечно, панику не разводить и мотивацию не терять. Трусость фраера сгубила! Или там жадность? А, без разницы! Многих, в общем, сгубила. Струшу сейчас — потом полжизни расхлёбывать, тем более сдаваться ещё до начала испытания… Я же хочу, чтобы жизнь моя лучше стала, тогда и привычки менять надо. Не отступать, не поддаваться течению — идти напролом к своей цели, пусть цель и неточная.

И вообще, я же не одна. Хотя от этого тоже проблем немало: была б одна, так бы и прожила в своём маленьком одиноком мире, привычном в своей безысходности и монотонности. Тоже, между прочим, своего рода удовольствие — приятно знать, что ждёт завтра. И никаких стрессов.

Радостей, правда, тоже особо никаких, но это уже второстепенно.

Всё, хватит думать, а то додумаюсь на свою голову…

Деревня бурлила и кипела. Почти в каждом дворе стояла огромная лохань с шапкой мыльной пены и туманом пара вокруг. Кое у кого эти лохани были поменьше, металлические — их подвешивали на костре и что-то там вываривали.

— Постирочный день, — пояснил Кот. — Главное, чтоб в озеро потом всю свою муть не сливали. Хотя, не донесут, прямо на дороги выльют. Перед дождём, оно, видимо, и без разницы — так и так землю размоет.

— О, ЛюбСтепанна! — довольно помахала красной тётке. Она меня проигнорировала: избивала прибитый к ветке — за углы — ковёр, показывая нехилые такие способности. Знатно выкручивалась: прыжок — хрясь — пыль — хрясь — песок — хрясь — с ноги с боку через спину и в воздухе пару оборотов — хрясь. Теперь ясно, чего Витька от неё бегает — такая не то, что витязю, Горынычу шею свернёт, аки цыплёнку.

А вот и Витька. Стоит с другой стороны дороги, тоже за битвой с ковром наблюдает — бледный такой, будто отравился и третий день не ест, не пьёт, а только худеет самым неприятным из способов. Бедняга. Вспомнилось сразу, что и при мне Витьке от Степановны прилетало — она его полотенцем огрела, а мне тогда даже смешно стало. Теперь, думается, может, она ему и сломала тогда чего, с такими-то умениями.

Хрясь — хлобысть — шлёп! Тут и йоко гэри, и хэйко-тсуки и всё, что хочешь. Главное, нет бы как все люди — выбивалкой выбивать, нет, эта женщина голыми руками. И что-то ещё приговаривает так, с душой прямо, не слышно, конечно, но и без того понятно — проклятия какие-то.

— Тут налицо проблемы с гневом, — фыркнул Петя. Он про Степановну знал, и про племянницу её, ту, что цветочки по полям собирает, и про другие подробности — эта сплетница у другой сплетницы всё в деталях вызнала. Ну, у меня то есть. — Смотри на Витьку.

— Вижу. Жалко его даже как-то.

— Да если он с этой, как её… Ну? — Петя пихнул меня.

— С кем?

— Ну с кем он там по полям разлёживается?

— А, с Варварой.

— Да, вот, с Варварой всё не расстанется, несмотря на эту вот… Не знаю, как охарактеризовать даже.

Он замолчал. Взгляды наши были прикованы к Любови Степановне, а та всё продолжала разрушать законы физики.

— Ну в общем, да. Чувства там, очевидно, сильные. Любовь — искренняя и бесстрашная.

Покивала многозначительно. Как есть любовь. А иначе чего это Витька тут шастает? У него дом, между прочим, в центре, рядом со старостовским — они в энном родстве состоят. Хотя, я думаю, тут все в таком родстве, но именно Витька в соседях, видимо, поближе родственник будет.

— Не теряемся, — Алек пошёл вперёд. Вот же! Между прочим, с нами наблюдал, а теперь вид делает, будто и не при делах.

— Ой! — воскликнул Череп, проснувшись, а я так испугалась, что чуть не уронила его. Уронила вообще-то, но Петя подхватил. — А мы где? А… — черепушка на палке перекрутилась на триста шестьдесят градусов. — Вижу. Пошли уже, что ли? Я и не заметил. Ну…

И он засопел. Зачем просыпался — непонятно.

— Вы ворон ловить прекращайте, — сказал Кот со степановского забора. — Вон, витязь на месте, берём под ручонки и в старостин дом. А то тут прямо чувств и лишится, зазнобу свою высматривая.

— Пошли, — вздохнула. Чего уже оттягивать. Сейчас, вот, переоденемся в местные тряпки, клубочек запустим — и всё, назад уже не повернём.

Витя заметил нас только тогда, когда мы вплотную подошли. Оторвал взгляд от Степанны, вздрогнул.

— Вы как это тут?.. От — колдовство-о, — он покачал головой. — Пойдёмте, подготовили всё. Как и просили, без бабьих нарядов, три мужских и пара сменок.

— Озеро почистили? — вот честно, не специально. Просто как-то само собой выходит — хозяйку из себя строить. Вижу эти лица наглые, сразу настрой такой деловой, активности хочется, смуты навести, побесить немножко.

— Чистим, чистим, госпожа ведьма.

— Вернусь — проверю.

— Ждать будем. Очень.

Вот же, даже не скрывается: надеется, что путешествие моё — одностороннее.

А вот Иннокий нас встретил с искренней радостью, чаю предложил, побледнел, вспомнил, что нам нельзя. Засмущался, посетовал на забывчивость, начал убеждать, что смерти нам не желает. Повздыхал. Вообще хороший дядечка. За деревню радеет, но вот под влияние чужое попадает очень просто, как только во главе встал? Может, потому что добрый, людей к себе располагает, не знаю уж.

Одёжку он нам вынес на вытянутых руках. Очень гордый, сказал, жена и дочки всё утро выминали, чтоб нам «помяхше было».

«Помяхше» не было. Жёсткая и неприятная ткань. Витя сказал, на теле размягчится быстро, это первое время ткань такая, после стирки, потом — «как кошечка». Верилось с трудом, но ничего всё равно не остаётся. Не расхаживать же по Нави в современной одежде? Нам лишние проблемы не нужны. Вон, даже рюкзаки наши — и те под местные цвета, серо-зелёные, тусклые, ткань на крапивную очень похожа. Хотя, конечно, мы всё равно колоритные — один Череп чего стоит. Ну да и ладно, где наша не пропадала?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍