Марк Солонин - Bill Gates

Одним из самых известных заклинаний, с помощью которого коммунистические «историки» объясняли поражение Красной Армии летом 1941 г., звучало так: «История отпустила нам мало времени». Это неправда.

Злополучная «история» отпустила сталинскому режиму недопустимо много времени. Для разрушения всех норм морали и права, для духовного растления народов России в его распоряжении оказалось два десятилетия. Начиная с осени 1939 г. в состав сталинской империи начали входить все новые и новые «освобожденные территории», а вместе с территориями — и многомиллионное, многонациональное местное население. Вот для «воспитательной работы» с этим населением времени было действительно мало (Большая Война приближалась с каждым днем), поэтому партия и НКВД работали в оккупированной Восточной Польше и Прибалтике с удвоенной энергией.

Известный чекист Судоплатов без малейшего смущения пишет в своих воспоминаниях:

«...Во Львове атмосфера была разительно не похожа на положение дел в советской части Украины. Во Львове процветал западный капиталистический образ жизни, оптовая и розничная торговля находилась в руках частников, которых вскоре предстояло ликвидировать...» (162).

Ликвидировали быстро и решительно. Насильственная .коллективизация в деревне, внесудебная реквизиция частной собственности в городах, роспуск всех и всяческих политических, общественных, культурно-просветительских организаций, гонения на верующих (в особенности на связанных с Западом католиков и униатов). Бдительность чекистов дошла до того, что они не поленились перечитать тысячи сочинений выпускников польских школ — на предмет выявления «шибко умных и грамотных», семьи которых первыми загрузили в товарные вагоны, уходящие в Сибирь... (129).

По самым минимальным оценкам, более 400 тысяч жителей присоединенных территорий были высланы в

Сибирь и Казахстан просто по решению местных «административных органов». Иногда, надо полагать — в порядке черного юмора, уроженцев Польши, ни сном ни духом ни слыхавших про Троцкого, увозили из родных домов на основании Приказа НКВД СССР от 30 июля 1937 г., как «членов семей троцкистов и диверсантов» (161). Всего с сентября 1939 г. по февраль 1941 г. в западных областях Украины и Белоруссии органами НКВД / НКГБ было арестовано 92 500 человек. Среди них: 41 тысяча поляков, 23 тысячи евреев, 21 тысяча украинцев, 7,5 тысячи белорусов (160). Дискриминации по национальному признаку, как видим, не было, сажали и стреляли всех.

В частности, в Западной Белоруссии чекисты ухитрились выявить некую «еврейско-фашистскую организацию проанглийской (!!!) направленности...».

По тому же сценарию, но в еще более сжатые сроки, происходила советизация Прибалтики. Единственное отличие было в том, что если в оккупированной Восточной Польше пострадало главным образом зажиточное меньшинство, то в странах Балтии переход на советские деньги, советские цены и советские зарплаты привел к обнищанию большинства рабочих, ремесленников, служащих, крестьян.

За несколько недель до войны масштаб репрессий значительно вырос. К июню 1941 г. общее число арестованных в западных областях Украины и Белоруссии выросло до 107 тыс. человек. В двухмиллионной Латвии только за 14—17 июня 1941 г. было репрессировано (арестовано или выслано) 15 171 человек, а всего в трех странах Прибалтики в эти дни было арестовано 14 467 и депортировано 25 711 человек (155, 160, 161). Заметим, что и эти цифры — минимальные из встречающихся в литературе.

В результате такой настойчивой «работы с населением» западные районы СССР — тыловой район будущих военных действий Красной Армии — начали превращаться в действующий фронт, причем еще задолго до 22 июня 1941 г.

В отчетах штабов внутренних войск НКВД предвоенного периода говорится о десятках разгромленных (или находящихся в «оперативной разработке») вооруженных бандформирований, о практически постоянных перестрелках, диверсиях, изъятиях оружия и взрывчатки. Особенно напряженной была обстановка в западных областях Украины, где действовали партизанские отряды ОУН (Организация украинских националистов), накопившие за годы террористической борьбы с польскими властями немалый боевой опыт. Внимательное чтение мемуаров советских командиров показывает, что без упоминания этой темы н"е обходятся ни одни воспоминания «освободителей» Западной Украины. Из множества примеров отберем два, связанных с одним и тем же городом Ковелем.

Герой Советского Союза, выдающийся летчик-истребитель (467 боевых вылетов, 30 лично сбитых самолетов противника) Ф.Ф. Архипенко встретил начало войны в звании младшего лейтенанта в 17-м истребительном авиаполку. Полк базировался на аэродроме Любитов в районе Ковеля. В своих мемуарах Архипенко пишет:

«...Помнится, что перед войной в тех местах нередко пропадали командиры из других частей, и, находясь вне воинской территории, приходилось быть бдительным... Весной 1941 года по заданию комиссара в одной из деревень под Ковелем мне довелось прочитать доклад, посвященный дню Красной Армии... Во время доклада под окнами раздалось несколько выстрелов. Возможно, что неудовлетворенные советской властью (колхозами) селяне решили проверить на практике, в моем лице, моральную стойкость Красной Армии.

После доклада были танцы, я тоже приглашал девчат и танцевал, хотя и отвлекался, посматривая по сторонам, чтобы не пристрелили... Атмосфера вокруг была довольно напряженной, и пришла мысль, что неплохо бы быстрее уехать отсюда, пока жив. Хотя меня оставляли ночевать, я настоял на отъезде и на извозчике уехал в Ковель, всю дорогу держа пистолет в готовности за пазухой...» (59, стр. 25).

Командир 15-го стрелкового корпуса полковник Фе-дюнинский прибыл в Ковель в апреле 1941 г. Обстановку в городе он описывает так:

«...Женам командиров в Ковеле, Львове и Луцке чуть ли не открыто говорили: «Подождите! Вот скоро начнется война — немцы вам покажут...»

Война началась на рассвете 22 июня. Первыми выстрелами войны, которые услышал полковник Федюнин-ский, стали выстрелы украинских националистов:

«...Отдавая частям необходимые распоряжения, я услышал несколько пистолетных выстрелов, гулко разнесшихся по тихим ночным улицам. Немного позже дежурный по штабу доложил, что машина, которую он выслал за мной, при возвращении в штаб была обстреляна, шофер ранен... Точно такая же история произошла и с начальником штаба генерал-майором Рогозным. Он, как и я, после звонка дежурного отправился в штаб пешком, а высланную за ним машину тоже обстреляли.

...В Ковеле, где пока оставался штаб корпуса, было неспокойно. Усилились провокационные вылазки бандеровцев. То в одном, то в другом районе города вспыхивала стрельба... К вечеру 28 июня стрельба, не стихавшая в самом городе в последние дни, усилилась. Мне доложили, что банде-ровцы взорвали мост через Турью, отрезав нам отход...»

Пожар мятежа разгорался по всей Западной Украине. Да и не только в Западной. Так, в описании боевых действий 32-й танковой дивизии (4-й МК) читаем: «К вечеру 6.7.41 дивизия подошла к Староконстантинову, но в город войти не удалось, так как в городе паника и беспорядки». Староконстантинов находится в Проскуровской (ныне Хмельницкая) области. Это «старая советская» часть Украины. И даже там «беспорядки» оказались такой силы, что командир танковой (!!!) дивизии не рискнул войти в город. При этом в самом областном центре, как докладывал начальник Управления политпропаганды Юго-Западного фронта Михайлов, «после панического отъезда из города районных и областных руководителей была взорвана электростанция и разрушен водопровод. Отошедшие в Про-скуров наши части остались без света и воды...» (68).

Главные события разворачивались во Львове — историческом центре Галиции. Бои в городе начались в первые же дни войны. Вот как описывает события 24 июня комиссар 8-го мехкорпуса Н.К Попель:

«...Мотоциклетному полку пришлось выполнять несвойственную ему задачу — вести бои на чердаках. Именно там были оборудованы наблюдательные и командные пункты вражеских диверсионных групп (так, подчиняясь внутренней самоцензуре, Попель называет бандеровцев), их огневые точки и склады боеприпасов. Противник контролировал каждое наше движение, мы же его не видели, и добраться до него было нелегко. Схватки носили ожесточенный характер... Понять, где наши, где враги, никак нельзя — форма на всех одинаковая, красноармейская. Нелегко было навести порядок и на центральной магистрали Львова...» (105).

Не чем иным, кроме как широкомасштабным вооруженным мятежом, нельзя назвать ситуацию, сложившуюся в первые дни войны в Прибалтике.

Латышская военизированная организация «Айзсарг» (созданная еще в 1919 г.) к 1941 г. насчитывала в своих рядах до 40 тыс. человек. В Литве 17 ноября 1940 г. был 'учрежден подпольный «Фронт литовских активистов», боевые группы которого к весне 1941 г. насчитывали 35 тыс. человек. В докладе от 21 мая 1941 г. немецкая военная разведка с чувством глубокого удовлетворения констатировала: