Перекрестки - Галина Дмитриевна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зеки-фрай закончил свою прочувствованную речь, и махнул рукой.
Гладиаторы принялись расходиться.
К Лоренцо подошел Ромео, за ним привычно трусил его пес.
- Слышал? Нервничает, переживает...
- Чего б не переживать? Говорят, Кемаль-бей человек настроения. Не угадаешь...
Ромео задумчиво кивнул.
- Так-то да.... не понравится ему чего - и полетит наш ланиста вперед своего визга.
Энцо пожал плечами. Откровенничать его не тянуло.
- Ты-то как, выкупиться не хочешь?
- Зависит от результатов боев, - махнул рукой Энцо. - Не угадаешь ведь...
- Это верно. Хороший мальчик, хороший... - псу надоело стоять смирно, и он ткнулся жутковатой мордой, похожей на сундук, в хозяйскую ладонь.
- Не страшно тебе за собаку? - не вытерпел Энцо. Обычно он в душу не лез, но сейчас... настроение было откровенно паршивым.
Что там будет, как там будет...
А перед побегом и вообще...
Это Динч говорит, что все готово, а как там на деле сложится? Кто ж его знает?
Ромео вздохнул.
- Страшно, а то ж, - честно ответил Ромео. - Но я Кано взял со щенка, я его не оставлю.
- Мы над собой не властны.
- Так-то да. И ты этого еще не ощутил. Когда одиночество... когда надежды нет, - Ромео ссутулился, выглядя очень старым и усталым. - Мне ведь некуда возвращаться, я хоть и выкупился, но что я еще умею? Только драться. Жениться? Никто не отдаст за меня дочь. Купить рабыню? Я могу, но там-то и хуже будет, она же тоже человек...
Лоренцо кивнул. Он понимал. И потрепал по голове собаку, которую через много лет назовут 'кане-корсо'.
- То-то и оно, что человек. Она за себя хоть как постоит, а собака? Она в чем виновата?
Лоренцо знал, о чем говорил. Если Ромео погибнет на Арене, Кано разделит его судьбу. Будет сражаться... венацио пользовалось большим успехом. Даже если разъярить добродушного пса не удастся, его и так прикончат. Публике такое нравится...
Зеки-фрай в последние несколько дней вообще навез в город живности.
Несколько львов, буйволы, хотел слона или крокодила,, но не получилось достать. Зато бойцовских собак было несколько.
Кого ими будут травить?
Энцо не знал, но могут ведь и его? Запросто!
Вот что плохо в жизни гладиатора. Да, у тебя громадные заработки, особенно по местным меркам, ты знаменит, тебя обсуждают на улицах, но...
Ты не знаешь, будешь ли ты жив завтра.
Неопределенность, вот что давит. Хоть и говорят, что все под Богом ходим, но гладиаторы ходят регулярно. И испытывают Его терпение тоже чаще прочих.
А вот когда оно закончится?
Вот вопрос, на который Лоренцо не хотел получить ответ. Но мог причем самым наглядным образом.
***
Кемаль-бей на гладиаторов посмотреть не соизволил. Видимо, все что нужно он узнал от ланисты. Энцо не расстроился. Не до того было - впереди день боев. Парень тренировался, что есть сил, понимая, что все зависит от него.
По городу уже успели расклеить объявления, на улицах работали глашатаи...
Сначала планировалась большая травля, с дротиками.
Потом бои один на один.
Потом заключительный бой - группами по четыре человека, по шесть человек...
Зеки-фрай старался, что есть сил. Но... или не так старался, или не туда прикладывал силы, потому что в день боев ланиста куда-то исчез.
Его помощники, конечно, справлялись, но куда исчез Зеки-фрай?
Энцо было любопытно... но ответ он получил быстрее, чем хотелось бы.
***
- Жители славного города Ваффы! Смотрите, какая судьба уготована тому, кто предал своего господина!
Вот теперь Лоренцо Феретти полюбовался на Кемаль-бея. Что тут скажешь?
Гадкое зрелище.
Жирный глист в расшитом халате - первое и общее впечатление. Потом уже добавляются такие 'мелочи', как сливовидный нос, чалма с рубином, жидкая борода, впрочем, отращенная аж до середины груди и богато умащенная благовониями, кольца на толстых сосисочных пальцах...
Образ зажравшейся твари они дополняли вполне органично. И халат из дорогущего шелка - тоже.
Энцо смотрел и слушал вместе со всеми. Да, гладиаторы это видели тоже.
И...
На Арену вытолкнули Зеки-фрая, за которого цеплялись двое детей. Двое мальчиков.
А Кемаль-бей продолжал разглагольствовать, упиваясь, видимо, звуком своего голова.
Смысл обильно пересыпанной восточными красивостями речи, сводился к простому факту.
Зеки-фрай воровал у своего хозяина.
За это Зеки-фрай будет убит здесь на Арене, вместе с детьми...
Ну а поскольку Кемаль-бей человек благородный и порядочный, он дает негодяю один шанс. Если найдется кто-то, кто сможет заменить Зеки-фрая на Арене, то...
Гладиаторы молчали.
Молчали и люди на трибунах. То есть - нет. Не молчали. Переговаривались в предвкушении, Лоренцо увидел, как сидящий в первом ряду купец что-то сказал соседу...
- ...сразу же подох... - донесся обрывок разговора.
Кто подохнет - и так ясно.
Но...
Лоренцо словно черт под руку толкнул. А может, горела на шее подвеска Адриенны? И мужчина твердо понимал, что если сейчас он отвернется от детей...
Он не мужчина. Он уже даже человеком не будет. Останется только по примеру Ромео завести себе собаку, и навсегда остаться на Арене. Пока не сдохнет, как та шавка...
Одним движением Лоренцо преодолел расстояние до Зеки-фрая и встал перед ним.
- Я готов ответить за него! Я принимаю бой!
***
Ахнули все. В том числе и Кемаль-бей. И со злостью покосился на Арай-бея и Судат-бея, которые сидели рядом с ним.
Если бы не друзья...
Да сейчас бы он этого наглеца... но - нельзя! Так неправильно! Народ сюда приходит ради зрелища, а он их этого зрелища лишит... нет... не стоит рисковать.
Сейчас он этого наглеца и так в порошок сотрет!
- Ты - раб! Ты не можешь выступать за них!
Энцо пожал плечами.
- Ты сам сказал - любой!
Трибуны зашумели, подтверждая сказанное. Кемаль-бей скривился.
- Сначала выкупись!
- Назначь цену!
Кемаль-бей прищурился. В том-то и дело, деньги он мог назвать любые. Но...
Азарт.
Хозяин Арены тоже был человеком азартным. А что еще и садистом, привыкшим к безнаказанности - у всех свои недостатки.
- Я тебя за язык не тянул, раб. Ты хочешь на свободу?
- Да!
- Тогда... один бой ты мне должен. И ты примешь в нем участие. Вторым боем ты выкупишь себя. И третьим - их. Как свободный человек. Бои состоятся сегодня. Согласен?
Энцо скрипнул зубами.
Три боя.
В один день.
И поддаваться ему никто не
