Огненное порубежье - Эдуард Зорин

Не доезжая Москвы, княжеский обоз был задержан сильным снегопадом и разыгравшейся после него метелью. Кони, надрываясь, вытаскивали из сугробов возки, снег залеплял глаза и уши, вокруг висела непроницаемая мгла, и Всеволод, подозвав Ратьшича, стал советоваться с ним, что делать дальше. Ратьшич настаивал на том, чтобы переждать непогоду, Всеволоду не терпелось поскорее попасть в Москву.

— Дороги перемело, князь, — сказал Ратьшич, закрывая лицо от ветра рукавицей. — Такого снегопада я еще отродясь не видывал. Что, как собьемся с пути? На обратный след не выйдем, того и гляди, заплутаем в лесу.

— А провожатые на что?

— Мужики и сами всполошились.

— Чай, уж заплутали?

— Все может быть.

— Велю гнать мужиков. В своей-то округе им хоть глаза завяжи…

Всеволод нервничал. Бледное лицо его со смерзшимися снежинками в бороде было взволновано. Он откинул пошире полсть и вышел из возка. Ледяной ветер сорвал с него шапку, он едва успел поймать ее на лету. Кузьма тоже соскочил с коня и встал рядом с князем по пояс в сугробе. Впереди слышались крики и отчаянная ругань.

В снегу замаячили темные фигуры. Шли трое, сгибаясь под ветром и придерживая руками распахивающиеся полы шуб.

— Должно, возницы, — сказал Ратьшич.

Всеволод всматривался в приближающихся людей. По обличью они не походили на возниц, а другому некому было быть в голове обоза. На переднем, том что погрузнее и пошире в плечах, была дорогая шапка из лисьего меха. Полы шубы оттопыривал длинный меч.

Кузьма шагнул вперед, властным жестом остановил людей:

— Кто такие? Почто оставили возы?

Шедший с краю низенький мужичонка, весь залепленный снегом, сорвал с головы треух.

— Да вот, — сказал он, заикаясь, — наткнулись на людишек. Возы у них застряли в лесу. Сказывают, купцы.

Всеволод разглядывал кряжистого мужика. Лицо его показалось ему знакомым.

— Как зовут? — резко спросил он.

— Яруном кличут, — не опуская глаз, спокойно ответил мужик.

— Ишь ты, — вспомнил Всеволод, раздвигая губы в улыбке. — Бывал и ране во Владимире?

— Доводилось, — сказал купец. — И с тобой беседовал, княже, как отправлялся к булгарам.

— К Дышучему морю ходил?

— Хаживал… Да ты-то отколь про то ведаешь, князь? — удивился Ярун.

Всеволод улыбнулся:

— Устюжский воевода доносил. А это кто с тобой? — повернулся он к его соседу.

— Зоря я, — склонился тот, — дружинник князя Юрия.

— Да тебя-то откуда бог принес? — изумился князь.

— Пристал я в Тмутаракани к картлийскому купцу Дато. Вместе дошли до Киева. А в Киеве встретили Яруна…

— Почто ж бросил ты своего князя? — нахмурился Всеволод. — Донесли мне, будто подался Юрий в Царьград, а с ним дружина.

Зоря наморщил лоб.

— Не гоже русскому человеку жить на чужбине, — смущенно проговорил он. — Уж и в половецких вежах чуть не помер я от тоски, а как увидел море, да как подумал, что обратно его уже не переплыть, так и вовсе покой потерял. Женка у меня осталась в деревне…

— Не вини его, князь, — вступился за своего попутчика Ярун.

— А где же ваш картлиец? — оборвал его Всеволод.

— Замерз дюже. С возами остался.

— Ну-ка, ведите меня к нему, — приказал князь. «Вот порадую я Марию», — подумал он, садясь на подведенного Кузьмой коня.

Ветер бросал в лицо колючий снег. Деревья скрипели и раскачивались. Конь под князем хрипел и закидывал на сторону морду.

В голове обоза, чуть в стороне, под сникшей от налипшего на ветви снега сосной горел костер. У костра на обрубке дерева сидел человек, протягивая к огню озябшие руки.

Услышав храп коня, человек пошевелился, обернулся, и Всеволод увидел устремленные на него поверх воротника внимательные темные глаза.

Опережая князя, Ратьшич ловко выпрыгнул из седла, торопливо приблизился к незнакомому и тронул его за плечо.

Человек вздрогнул, удивленно посмотрел на Ратьшича и встал. Всеволод спрыгнул с коня у самого костра, бросил Кузьме поводья. Темные глаза купца блеснули так знакомо, что у Всеволода вдруг защемило сердце: у Марии были такие же глаза, с лукавинкой, такое же тепло струилось из них, когда она, выбежав на крыльцо, провожала князя в дальнюю дорогу. Он еще долго вспоминал этот взгляд и думал потом, что зря не взял Марию с собой в Ростов — в пути она не была бы ему обузой, и он не чувствовал бы себя сейчас так одиноко.

Дато приложил руку к груди и склонился перед Всеволодом. Внимательно разглядывая гостя, князь сказал:

— Какие пути привели тебя в наши края, купец?

— Шел я в Киев, — ответил Дато, — но в Киеве встретил своих собратьев. Как торговать купцу, если товар его не в ходу? Попались мне добрые люди, пригласили с собой во Владимир. Тебя нахваливали, говорили, во Владимире мне будут рады.

— Попутчики твои правду сказали, — кивнул головой Всеволод. — Но еще больше меня обрадуется тебе наша княгиня.

Дато улыбнулся:

— Слышал я, будто она родственница князя нашего Сослана? Верно ли это?

— Верно, купец, — сказал Всеволод, — и потому ты — мой гость.

— Спасибо тебе, княже, за приглашение, — обрадовавшись, поклонился ему Дато.

Всеволод порывисто обнял картлийца.

— До Владимира тебе нынче добраться не просто, — сказал он. — Можешь ехать со мной в Ростов.

— Смею ли отказаться? — растроганно улыбнулся Дато. — О Ростове я тоже наслышан. А в княжеском обозе путешествовать надежнее.

— Пойдем к моему костру, — предложил Всеволод, — Люблю я послушать бывалых людей. А ты, чай, много чего повидал?..

Подошли Ярун с Зорей, услышали последние Всеволодовы слова.

— Так, может, и меня возьмешь с собой, княже? — стал напрашиваться Ярун. — И мне есть что порассказать…

— Не хвастаешь?

— Вот те крест, — подстраиваясь под шутливый тон Всеволода, оказал Ярун.

— Ну, коли так, делать нечего. Ступай и ты со мной в Ростов.

Он повернулся к Зоре:

— Нешто и тебя взять?

— Не, — смущенно сказал Зоря. — Мне в Ростов не по дороге. Благодарствую на добром слове, княже. Но путь мне нынче один выпал — в родную деревню.

— Ишь ты, — быстро взглянул на него Всеволод, — Да ты не из робких.

— Чай, ведомо: мы володимирские…

— Хорош, — засмеялся Всеволод. — Ну а коли так, вот тебе мое слово: наскучит дома — приходи ко мне. Возьму в свою дружину.

Зоря, как стоял, так и бухнулся ему в ноги:

— Как благодарить тебя, княже?

— Вот придешь, так и отблагодаришь верной службой. Смелые люди мне нужны.

— Вовеки должник твой буду.

— С богом.

Зоря попятился и скрылся в снегу…

Когда епископу Луке сообщили, что в Ростов прибыл Всеволод и уже сидит в трапезной, он побледнел и велел всем выйти. Приезда князя Лука не ждал.

Раньше, бывало, впереди Юрия или Андрея скакали биричи, бояре загодя собирались на совет, думали-гадали, какой устроить прием. К городским воротам выходил епископ с клиром, на улицах толпились празднично разодетые горожане, за два дня до приезда кня-зя все готовилось к пиру: сокалчие варили уху, жарили лебедей и уток, подрумянивали на вертелах лосиные туши, медовары свозили на княжеский и епископский дворы брагу и меды.

Теперь все переменилось. Князь наезжает не как гость, а как хозяин. Наезжает в полночь-заполночь, подымает бояр с постелей, велит держать отчет. Возражений не терпит, сидит на стольце нахмуренный, недовольно поджимает губы, если сказанное боярином слово не нравится, распаляется гневом, стучит об пол ножнами меча.

Нет, не на радость прибыл Всеволод в Ростов. И неспроста. Давно уж не жалует он бывшую столицу, а если и заглядывает, то затем только, чтобы собрать дань, или потребовать людей для войска, или привести в чувство иного зарвавшегося боярина.

Виделись они после смерти предшественника его Леона только раз, но и тогда сразу не понравились друг другу. Нынче князь, кажись, приехал по его душу.

Лука неторопливо надел темную однорядку, перепоясался простым власяным пояском.

Пока одевался, кряхтел и часто вздыхал: немочен был он последнее время, кашлял, задыхался. А тут еще простудился после баньки, щеки его пылали, в голове стоял жар. Ноги подгибались в коленках и вздрагивали.

Оправив на груди однорядку, Лука перекрестился на образа, вздохнув, вышел в переход. У двери лежал большой рыжий пес с обрезанным коротким хвостом и гноящимися глазами.

Увидев Луку, пес поднялся с рогожной подстилки и радостно заскулил, прижимаясь к ноге епископа. Лука рассеянно улыбнулся, нагнувшись, потрепал пса за ухом.

В переходе было холодно. Часто семеня непослушными ногами, Лука прошаркал к двери трапезной, еще раз перекрестился и толкнул высокую резную створу. Пес проскочил впереди него и, крутясь на ковре, громко залаял на незнакомого человека.