Ветер над островами - Андрей Круз

Сможет такому набегу ополчение противостоять? Если успеет собраться, то сможет, народ здесь не изнеженный и лихой вполне. Недооценивать не надо — я их в бою видел и теперь со всем уважением отношусь. Да и образование на Детском острове сродни военному училищу. Но ополчение надо успеть собрать. Вот здесь, в Новой Фактории, на весь город пара взводов объездчиков, это считая выходных и отпускных. Да и в самом форте их человек пять-шесть обычно одновременно, остальные в разных местах службу несут. Сумеют противостоять? Очень, очень сомневаюсь.

Опять непонятна позиция Церкви. Я видел их солдат, видел их суда. Пушки там, кстати, не чета нашему переносному Гочкису, а калибром покрупнее и стволом подлиннее. И солдаты вполне всерьез выглядят, не призывники восемнадцатилетние, отнюдь. Они с Тортугой повоевать никак? Или я все же чего-то здесь пока не понял? Похоже, так и есть, где-то у меня дыра в знаниях, отчего и выводы у меня получаются не слишком обоснованными, построенными на песке. Надо… надо с братом Иоанном опять поговорить — не думаю, что он откажется что-то растолковать. Все же он знает, кто я и откуда взялся, — раз уж рассчитывает на меня в чем-то, то пусть информацией снабжает, чтобы я не накосячил с первого же шага.

Гудели до закрытия кабака, а тот закрылся только тогда, когда часы на башне городского совета пробили три раза. Три ночи. Или три утра, это уж как кому угодно. Только тогда мы вывалили на улицу и неторопливо пошли к порту. Я еще отметил, что быть хромым и пьяным не труднее, чем хромым и трезвым. С ногой аккуратно не очень получается, зато общая анестезия сказывается, не так и больно.

Город уже спал, только в районе Торговой площади и в известном мне уже Моряцком закоулке было шумно. В Моряцком шумно круглосуточно, такие места поэтому на отшибе всегда и строились, а в центре города гуляли все больше местные — так обычно тут куда тише, если верить тем же самым ополченцам.

Ну и кроме ополченцев веселились многие, у купцов, например, праздник: Племени Горы больше не существует. Мужчины его истреблены почти под корень, а какие спаслись, то попадутся другим племенам, это уж точно. Детей и женщин помоложе распродадут купцам «с лицензией», а те, в свою очередь, перепродадут их разным островным общинам, пополнив их, так сказать, «кандидатами в граждане», а заодно и рабочей силой на те работы, на которые местных не хватает. Развезут подальше, туда, откуда домой дорогу не найдешь, да и все, там они и успокоятся. Обнаружат, что жить лучше там, где нет проблемы добыть еду и где при болезни придет врач, и успокоятся. А дети их станут… да кем угодно.

С утра на «Чайку» зашел Василь, разбудил меня, малость похмельного, сказал:

— Пошли, суд собирается через час, по яхте судить-рядить будут.

Я как наскипидаренный подорвался с койки, задел раной ее край, взвыл от боли, попрыгал на одной ноге, вращаясь волчком, а потом, чуть продышавшись и разогнав искры перед глазами, понесся умываться, забыв трость и ковыляя по палубе какими-то нелепыми кривыми шагами. Рана стянулась, и напрягать бедро стало проблематично.

Василь, к счастью, не пешком пришел, а приехал на давешней двуколке, на коей меня и подвез до места. Суд заседал не в форте, а в здании городского совета, на Центральной площади, что была в сотне метров от площади Торговой. В отличие от той, Центральная была тихой, солидной, со сквером в середине. Мы вошли в добротное трехэтажное здание под металлической крышей, с башней, в башне куранты, так что все как у людей.

Внутри оказалось неожиданно прохладно, спасибо толстым массивным стенам и небольшим окнам. Карабкаться по лестницам, к счастью, не пришлось — судебный зал был на первом этаже, почти у самого входа, за что им душевное спасибо, а то для меня сейчас даже короткий судовой трап проблема: нога начисто гнуться отказывается.

В зале, довольно большом, гулком, ни души зрителей не было, только за столом сидели Христофор с полковником, о чем-то тихо разговаривали.

— Ага, пришел, гроза турок? — сказал, увидев меня входящего, полковник. — Садись, сейчас начнем уже.

Я уселся на скамью для зрителей, рядом Василь пристроился, который сейчас, похоже, был при исполнении — кем-то вроде судебного пристава. Или маршала, если по-американски. Минут через пять тяжелые двери в зал распахнулись вновь, вошли преподобный с братом Иоанном и молодая симпатичная девушка в кокетливом соломенном канотье, которая сразу уселась за конторку с пишущей машинкой. Похоже, протокол вести будет.

Преподобный сел на председательское место, Христофор с полковником по бокам пристроились, а брат Иоанн, как не имеющий полномочий, уселся рядом со мной, заодно и поздоровавшись за руку.

— Как дела? — осведомился он.

— Перебрал вчера малость, а так хорошо, — честно сознался я.

К моему удивлению, он сказал:

— Видел вас вчера в «Золотом тунце», проходил мимо, да времени не было присоединиться: дела.

Ну да, он, как я понял, даже не духовное лицо — почему ему нельзя? Звание «брат» разве что смущает.

— Приглашу с удовольствием сегодня, — шепнул я. — Вопросов множество, поговорить бы хотелось.

— Ну раз приглашаешь… — усмехнулся тот. — Договорились.

— Тише там, пожалуйста, — поднял голову преподобный, раскладывающий бумаги. — Встать, суд идет.

Суд оказался понятным и для непосвященного. Полковник вслух зачитывал показания матросов с «Чайки», перечислял улики, в том числе и «несомненные следы попадания снаряда в рулевую рубку яхты „Лейла“ с направления „от носа“», и так все подряд, подробно и детально. Стучала машинка, время от времени покашливал в кулак Христофор. Затем начали допрашивать меня полковник с преподобным, тоже очень детально, по каждому шагу и нашего боя с «Лейлой» в море, и по ее захвату. Потом так же мотали душу брату Иоанну, стойко отвечавшему на все вопросы. Потом «суд удалился на совещание», оставив нас в зале под присмотром девушки в канотье.

Когда все трое вернулись, преподобный огласил приговор:

— …и признать судно «Лейла», находящееся под надзором властей города Новая Фактория, призом и законным трофеем Алексия Александровича Богданова. Решение вступает в силу немедленно с его оглашения, охрана судна отзывается, а оно должно до истечения рабочего дня быть переведено на платное место в гавани города. Обжаловать данное решение можно в церковном суде Благовещенска.

Иоанн хлопнул меня по левому плечу, а Василь по правому, одновременно, да так крепко, что я чуть не свалился, а звук от этих хлопков вызвал полноценное эхо в полупустом зале. На этом суд и закончился. На выходе Василь сказал:

— Давай уж подвезу.

Я согласился, естественно. А брат Иоанн добавил:

— В два часа давай в «Медузе» — знаешь, где это?

— Таверна маленькая по пути в порт, так? — уточнил я.

— Именно.

— Буду.

Василь довез меня до «Чайки», а вот уже там началось светопреставление. Достаточно сказать, что и весь экипаж, и половина ополченцев дожидались решения суда. Случай был не рядовой, так что даже тем, кого, казалось бы, данное событие никак не задевало, было очень интересно.

В общем, до «Лейлы» шли толпой, с шумом, свистом. Дошли, встали. Встали и стоят, никто на палубу не идет, хоть сходни и переброшены, и часовой, увидев меня, просто попрощался и ушел.

— Хозяин, ты первый заходи и остальных приглашай, — сказал Игнатий. — Нам пока нельзя: удачи не будет.

— Вот как.

Прошел по мосткам, чуть пружинящим под ногами, встал на палубе. Да, вот теперь чувствую, кажется, что это уже моя. Все тридцать метров мои — во всяком случае, по документам вот такой размер получился. Большая, с просторной палубой, с двумя высоченными мачтами… она так и не меньше «Чайки», если присмотреться, просто та усадистей, с грузовым трюмом, а «Лейла» полегче, трюм только под припасы.

— Что встали? — обернулся я к стоящим у сходней друзьям, наблюдающим за мной. — Заходите.

Второй раз приглашать не потребовалось: все загомонили и радостно повалили на палубу. А я спустился в хозяйскую каюту — освоиться.

Небольшая, метра три в длину и метра два с половиной в ширину, но в ней места и для койки хватило, поднятой высоко над багажными ящиками, и для шкафов, и для книжных полок, и даже маленького стола с креслом перед ним. Мореное дерево, парусина, бамбуковые жалюзи на иллюминаторе. На стене фотографии тучного бородатого турка в феске — того самого, что я первым свалил на броде. Это на фиг, собираем — и за борт, он мне здесь не нужен.

Так, а под койкой вовсе и не ящики, а дополнительная койка. Вытаскивается, приподнимается и — опа — становится двуспальной. Хорошо, глядишь, и пригодится. Верно, на кой черт мне багажные ящики, когда все имущество несешь на шхуну в рюкзаке и сундучке?

К удивлению своему, обнаружил в каюте все трофейные карабины и револьверы: никто ничего не взял. Даже брат Иоанн оставил здесь то, что взял тогда для обороны, когда мы вдвоем на яхте сидели и ждали нападения вернувшихся турок. Ладно, пусть будут — экипаж вооружать пригодятся. Оружие, кстати, все хорошее, из дорогого, и не старое. Теперь на все вкусы, тут даже два дробовика есть помповых — длинный и короткий, а еще двустволка.