Шпион по призванию - Деннис Уитли

Чернобородый Шену то и дело поднимался в его рабочий кабинет, напоминая, что пришло время для упражнений. Обычно они выезжали верхом, а когда погода была неподходящей, практиковались с рапирой и саблей на теннисном корте у конюшен, так как бывший драгун был превосходным фехтовальщиком. Месье Сен-Поль в своей академии в Рене прошлой зимой обучил Роджера многим выпадам, но Шену дал ему еще больше полезных навыков. Теперь, когда к его проворству прибавилась сила, он обещал стать по-настоящему опасным противником.

Иногда во время поездок верхом они останавливались выпить стакан вина с месье Лотрадом, управляющим маркиза, который жил в маленьком домике на окруженной лесом поляне неподалеку от замка. Лотрад был толстым пожилым человеком в очках, добродушным от природы, но твердым в силу привычки, так как ему приходилось вытягивать ренту в положенные сроки из вечно сетующих на тяготы фермеров.

В один из таких визитов Роджер спросил у Лотрада, действительно ли положение крестьян такое тяжелое, каким кажется.

— Оно неодинаково в разных областях королевства, месье Брюк, — ответил управляющий. — Здесь в Бретани, в Лангедоке и в германских провинциях дела не так плохи, потому что дворянство отчасти смогло сохранить свою независимость. В большей же части Франции интенданты пользуются почти абсолютной властью и каждый из тысяч подчиненных им мелких государственных чиновников являет собой маленького тирана, ничего не производящего и живущего, как паразит, благодаря людям, работающим в поте лица. К тому же в разных районах существуют разные формы землевладения. В Пикардии, Фландрии и других северных провинциях дворянство и духовенство привыкли устраивать на своих землях большие фермы. Это хорошо: такие фермы лучше развиваются, их владельцы становятся состоятельными людьми, а батраки получают такое жалованье, которое нередко позволяет им обзавестись собственным маленьким участком. Крестьянин ведь всегда охоч до земли, хотя обладание ею не всегда идет ему на пользу.

— Почему вы так говорите, месье? — спросил Роджер. — Мне казалось, что всегда хорошо иметь свой кусочек земли.

— Опыт свидетельствует об обратном, когда речь идет о маленьких участках. Подсчитано, что примерно две пятых королевства состоит из таких участков, принадлежащих крестьянам, и именно эти люди, а не наемные работники, находятся в наиболее тяжелом положении. Если не считать севера, вся Франция нашпигована маленькими земельными участками, которые крестьяне приобрели у дворян либо за наличные деньги, либо по системе metayage 76.

— А что это такое, месье?

— Metayer [Испольщик (фр.).

] — тот, кто приобретает право обрабатывать участок земли за часть собранных с нее продуктов. Система очень плоха, так как испольщик, естественно, подвергается искушению скрыть истинный размер урожая, а помещик всегда уверен — справедливо или нет, — что его обманывают.

— Все равно, — заметил Роджер, — если крестьяне смогли выкупить почти половину земли во Франции, их положение не выглядит таким уж жалким.

Месье Лотрад кивнул:

— Оно было бы не хуже, чем у крестьянства других стран, если бы им позволяли работать и распоряжаться урожаем так, как они считают нужным. Но corvee 77 и droits de seigneur 78 лишают их надежд на процветание. Согласно corvee, их могут в любое время — даже в такие важные сезоны, как сев или жатва, — забрать с земли для работы на дорогах, мостах и других государственных сооружениях. A droits de seigneur зачастую очень деспотичны.

— Значит, их много? Я думал, что droit de seigneur — это право аристократа послать за любой девушкой, живущей в одной из принадлежащих ему деревень, в ее первую брачную ночь и заставить ее спать с ним, хочет она того или нет.

— Это одно из прав, — с улыбкой согласился управляющий. — Им, несомненно, пользовались в средние века. Но вы можете себе представить утонченного аристократа, вроде монсеньера, затаскивающим к себе в постель неграмотных деревенских девок?

— Я знаю парочку таких девок, которых не против затащить в свою постель, — усмехнулся Шену.

— Ты именно так и поступаешь, смазливый плут, — рассмеялся Лотрад. — Говорят, что ни одна из них не в силах от тебя уберечься и что они охотно становятся жертвами твоих великолепных черных усов.

— Что ж, свою долю забав я имею, — признал старший егерь. — Но вы правы насчет монсеньера и ему подобных. У них кишка тонка для терпких, пахнущих чесноком блюд, поэтому они давно отказались от таких привилегий.

— Я имею в виду многие другие права, — продолжал Лотрад. — В каждом поместье они отличаются друг от друга, но есть и общие для всех. Например, droit de colombier 79, по которому сеньор может держать сколько угодно голубей, находящих пищу не только на его собственных, но и на крестьянских полях; droit de chasse 80, которое создает все условия, чтобы охота развлекала сеньора. Я уж не говорю об общепринятых правилах, обязывающих крестьянина посылать зерно на мельницы сеньора, виноград — на давильный пресс сеньора, а муку — в духовку сеньора. Правда, за каждую из подобных операций полагается плата, но в скверно управляемых поместьях она часто задерживается, а то о ней и вовсе забывают. Вдобавок существуют и peages — дорожные пошлины, которые крестьянин должен уплачивать, когда отвозит груз более чем на милю от своего дома. Пользуясь каждой дорогой и пересекая каждую реку, он обязан платить либо короне, либо церкви, либо помещику. К тому же, как вам, конечно, известно, нужно платить, переходя разделяющие провинции таможенные барьеры. Эти бесконечные поборы грабят крестьян дочиста.

— Перечень поборов выглядит весьма обременительным, — согласился Роджер. — Но разве дворянство не в силах облегчить местные налоги?

Лотрад пожал плечами:

— Богачи, живущие в Версале, не заботятся о крестьянских нуждах. А остальные — составляющие большинство — сами слишком бедны, чтобы позволить себе подобные жертвы. Такие семьи веками отправляли своих мужчин на войну и, чтобы экипировать их для каждой кампании, вынуждены были продавать участки земли обеспеченным крестьянам. Теперь тысячи из них не имеют ничего, кроме замка и нескольких акров пастбища вокруг. Это и заставляет их цепляться за сохранение своих привилегий. Я знаю благородные семейства, которые ведут жалкое существование на двадцать пять луидоров в год, и если они расстанутся со своими правами, то лицом к лицу столкнутся с голодом.

— По-моему, крестьян больнее всего бьют ограничения на продажу урожая, — вставил Шену. — В плохие сезоны им едва удается заложить в амбары количество зерна, достаточное, чтобы прокормить себя, поэтому было бы справедливо позволить им в хороший сезон откладывать немного на черный день. Но закон запрещает им продавать излишки за высокую цену, и они вынуждены сдавать их за гроши на государственные склады. Простите, я должен взглянуть на кобылу, которая, похоже, ожеребится к вечеру.