Случайный билет в детство - Владислав Стрелков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, рассказывай.
— Что? — улыбнулся я.
— Ты вроде в военное поступал? — Спросил Генка Ким. — Вот с этого момента и начни.
— Поступил, — начал я, — учился, закончил, служил, и по сей день служу.
— Вот это по военному! — засмеялся Ким. — А подробней нельзя? Или военная тайна.
— Подробней? — я задумался.
Что им рассказать? Прикольные случаи из жизни? Так они только со службой и связаны. А в силу особенностей могут быть поняты не совсем корректно. Вот Расулов поймет. И тот, кто в МВД служил, тоже поймет. А детали спецопераций рассказывать как-то не принято. Этим пресс-служба занимается.
— Серега у нас скромняга, — сказал Савин. — Про недавний захват самолета слышали?
По виду присутствующих ясно — слышали.
— Конечно! — Кивнул Григорьев. — В прессе и на ти-ви об этом долго говорили.
— Так Сергей принимал непосредственное участие в освобождении заложников.
Изумленно пялюсь на Олега. Откуда он может знать об этом? Потом перевожу взгляд на Расулова. Ну, конечно же, от него. Укоризненно смотрю на Ильяса.
— Не смотри так, — махнул рукой тот. — Раз Олег ляпнул, не подумавши, то рассказывай, тут все свои.
Пришлось рассказать об операции, умолчав об некоторых особенностях.
— Страшно было?
Я кивнул, и пояснил — страшно всегда. Просто со временем к страху привыкаешь.
— А бомбу обезвредили саперы… — отмазался я от участия в разминировании. — Да, я там Коротова встретил!
— Василия Владимировича?!
— Да. Он нам очень помог. Террориста лично задержал!
Ребята заголосили, обсуждая эту новость. Постепенно разговор, к моему облегчению, незаметно свернул на воспоминания о школе и учителях — кто, где и как сейчас живет. Так как я единственный ничего об этом не знал, то в основном рассказывали мне.
— А я уже давно не Щупко, а Григорьева. — Рассказывала Елена Михайловна. — Мы поженились в девяностом. Двое детей. Взрослые уже. А у тебя, Сергей дети есть?
Почувствовал, как немного напряглась Марина.
— Недовелось. Даже женат не был. Все на службе, да на службе, — посетовал я, — а ждать могут не многие…
— Я, между прочим, тебя всегда ждала! — возмутилась Марина.
Я ей улыбнулся и приобняв, поцеловал в щечку.
— Ну а песен больше не пишешь? — спросил Виктор.
— Песен?
Вопрос Григорьева поставил меня в тупик. Бляха муха, как это понимать? Тут ведь никто не знал про то, что я песни пытался писать. И то, что на гитаре играю…
Или их не предупредили, что розыгрыш закончен?
На всякий случай ответил нейтрально:
— Мне как-то не до песен было…
— Зря, у тебя хорошо получалось, — посетовал Григорьев. — Я помню, как мы тут с тобой соревновались — кто больше песен знает. Очень мне тогда обидно было, что какой-то школьник больше меня песен знает.
Вокруг деликатно посмеялись.
— Кстати, Лёх! — крикнул Виктор. — Дай-ка гитару.
Виктору передали инструмент. Он взял пару аккордов, а потом начал играть… «Луну и солнце».
С ума сойти. Вновь мысли спутались. Ведь все что пел, слышали только мои сослуживцы. Конечно, одноклассники могли выйти на них, и в целях розыгрыша… ну нет, ребята в отряде тертые, и ничего про меня не сказали бы.
Что не произойдет последнее время, все враз напоминает о той жизни, что показалась мне за несколько секунд полета сквозь плотину. Как будто доказывает. Только все косвенно, как-то…
И этому всему хоть какое-то разумное объяснение найти…
В этом времени «Луна и солнце» просто стих. А на музыку я его наложил там, в видении, сне, галлюцинации… и Григорьеву под репертуар отдал!
Мне не верилось, что та десятидневная жизнь, уместившаяся в десяток секунд, все-таки была. Впрочем, есть одно доказательство. Неоспоримое. Если найду, то…
Поднимаюсь, мягко отстранившись от Марины.
— Пройдусь, — шепнул я ей, — ноги разомну. Нет-нет, ты сиди.
Красиво льется песня. Ребята заслушались, а я пока проверю кое-что. Посмотрел на склоны, реку и деревья. Надо сориентироваться. Закрыл глаза, вспоминая — где было то кострище. Затем отошел еще на несколько шагов. Вроде тут. Носком туфли потыкал в еле видный в траве валун. Нет, тот был меньше. Поискал еще. Ага, вот. Присел и сковырнул камень — ничего. Посидел немного присматриваясь к травяным бугоркам. Потом вздохнул, и ковырнул грунт в выворотне.
И все стало ясно.
Это был не сон и не галлюцинации.
Это была настоящая жизнь. Пусть не объяснимо вместившаяся в десяток секунд, но факт остаётся фактом — никто кроме меня тут не закапывал коньячную бутылку. От бумажной наклейки ничего не осталось, но это неважно.
И что теперь?
Захотелось побыть одному. Посидеть в тишине. Осмыслить «прошедшую» жизнь.
Я посмотрел на гору и решительно полез по склону. Еле заметная тропка, петляющая меж деревьев, вывела меня на маленькую поляну, с которой мы сломя голову летели когда-то. Приняв правее, лезу дальше. На самую вершину горы. На пике «Лысого Горшка» ничего не изменилось. Да что тут измениться?
Уселся на самый край обрыва, свесив ноги. Полюбовался на «обалденную красоту». Закрыл глаза и попытался отрешиться от всего. Помедитировать, так сказать. И заодно подумать.
Итак, моё невероятное попадание в прошлое — неоспоримый факт. Вот, как и почему это произошло…
Для того чтобы хоть как-то осмыслить и понять недавнее событие, надо причесать все факты и выстроить из них логическую цепочку.
Все действия друзей вполне объяснимы и логически укладываются в сценарий розыгрыша, кроме пацана, его спасения, моего пролета сквозь плотину и кусочка жизни в десяток дней.
Но имеется несколько фактов выпадающих из цепочки. Например — Марина и её слова о поцелуях. Они прозвучали до моего «провала» в прошлое, а до попадания мы действительно не целовались. И то, что она не знала про розыгрыш. Следующее — написанная Савиным программа. Я никогда не открывал сомнительные проги и ссылки. На чужом опыте знаю — ничего хорошего из этого не выходит. Я и не собирался ничего открывать, но все же открыл, и даже желание загадал. И вот ведь совпадение, желание-то исполнилось! Почему же я открыл сомнительное окно?
Может Олег применил в программе что-то вроде двадцать пятого кадра, который загипнотизировал меня на дальнейшие действия? Но в любом случае отправная точка — плотина. А инициация — та программа. Стоп, я упустил еще один нюанс — переохлаждение. Замерзающие люди иногда видят галлюцинации. Некоторые утверждают, что парили над собственным телом…
Не знаю насколько озяб я, чтобы сознание скакануло назад по времени, но этого хватило. Значит, добавляется еще один факт — переохлаждение.
Значит причина в программе и понижении температуры тела.
— Я же говорил — он здесь!
Я оборачиваюсь и вижу что на вершину поднялись запыхавшиеся друзья. Олег, Ильяс, и встревоженная Марина.
— Сереж, ну ты и напугал!
— Просто хотелось побыть одному.
Расулов подошел к краю обрыва и посмотрел вниз.
— Высоко. Серег, у тебя голова не кружится?
— Нет, бывало, и выше сидел.
— Ну да, ну да.
Ильяс крякнул и уселся рядом. Олег, было, тоже хотел примоститься, но однако Марина, развернула Савина:
— С Ильясом сядь.
А сама села рядом со мной. Некоторое время сидели молча и болтали ногами.
— Красота!
— Слушай, ценитель прекрасного, — сказал я Олегу, — ну-ка колись — что за вирус ты мне на ноут забросил?
— Обычная прога, — пожал плечами Олег, — написал правде несколько впопыхах, но сработала же!
— Впопыхах! — передразнил я Савина. — Вирус голимый. Замануха…
— Савин! — угрожающе прошипела Марина.
— Да-да-да! В программе я применил сублиминальные сообщения, и в орнаменте были скрытые буквы, что и подтолкнуло тебя в нужном ключе. Так для дела надо было!
— Даже для дела с друзьями так не поступают, — сказала Марина. — Вдруг эта программа на самом деле зомбирует.
— Да брось, Марин, — махнул рукой Олег, — какие зомби? Так…
Расулов остановил Савинские объяснения и спросил:
— Серег, а чего ты вдруг так озаботился?
Глядя в пропасть я ответил:
— Пока сквозь плотину летел, жизнь целую успел прожить.
— Ну-у-у, — понятливо кивнул Ильяс, — это бывает. Помнишь, как мы с тобой моего брата там же вытаскивали? Ну, когда ты с лестницы сорвался и тебя в сток затянуло?
Я кивнул. Что, интересно, произошло после того случая? Больница, или обошлось?
— Так ты тоже тогда говорил, что жизнь промелькнула. Но цел же был, ни ушибов, ни царапин, даже не простудился! А мои родители тебя тогда чуть ли не на руках носили. Только мне хорошо досталось, — усмехнулся Ильяс. — И поделом. Возьми я тогда брата с собой, ничего бы не случилось!
Обошлось значит. Этого я не помню. Как в фантастических книгах — темпоральная амнезия. А что потом? Скорей всего я с родителями уехал. Как и собирались. А потом моя жизнь потекла обычно, как и должна.