Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

вигвам, вигвамы Большого Совета и Маттотаупы, но и жилище погибшего на охоте Солнечного Дождя, отца Четана.

Следы говорили о том, что жители стойбища ускакали не все в одну сторону, а с самого начала разбрелись по разным направлениям, так что было бы слишком хлопотно и долго гоняться за ними по отдельности до самого предгорья, где у них наверняка есть условное место сбора в лесу.

Когда Маттотаупа и Харка шли от стойбища к ручью, возвращаясь к инженеру Джо и к белым, они снова проходили мимо трупов, и Харка опять подумал о Харпстенне. Раньше он не очень обращал внимание на младшего брата, который после детской болезни всегда оставался слабее сверстников. Не было никакой надежды, что он когда-нибудь вырастет в настоящего воина и охотника, к чему честолюбиво стремились все мальчики племени, принадлежащие к народу, живущему только охотой на бизонов; только так они могли отличиться и достигнуть благополучия. Единственным преимуществом Харпстенны над всеми остальными было то, что он стрелял из лука так же метко, как Харка, и потому был принят в отряд Молодых Собак.

Оба индейца перешли через ручей. Маттотаупа направился к белым, с которыми сидел Джо. А Харка снова попытался ускользнуть к лошадям, стреноженным в сторонке, но Маттотаупа – опять же одним лишь взглядом – приказал ему идти с ним. И Харка сел вместе с отцом и Джо среди белых вокруг костра, на котором они разогревали себе еду. Они болтали, но Маттотаупа был молчалив и мрачен, и Джо тоже не участвовал в общей беседе. Инженер немного отодвинулся от огня, чтобы поговорить с Маттотаупой с глазу на глаз, и тихо спросил:

– Ну, что скажешь?

– Белые люди поступили неправильно.

– Я тоже считаю, что они совершили тут большую глупость. Чего мы этим добились? Отряд вооруженных погранчан бесчинствует в прерии, попусту изводит патроны, поедает консервы, убивает троих индейцев, ломает пару шестов от вигвамов и празднует победу. А род Медведицы с минимальными потерями скрывается в лесах и, разумеется, разрабатывает планы мести, потому что над их мертвыми надругались.

– Что ты теперь будешь делать, Джо?

– Я? А что я могу сделать, разве что наверстаю бессонную прошлую ночь, а потом поскачу с вами обоими к своим. Я работаю по контракту с железнодорожной компанией и потратил уже и без того много времени на эти скорее приватные дела.

Маттотаупа вновь погрузился в мрачное молчание.

Уже наступил вечер. Харка знал эти вечера, простирающие свою завесу над прерией у Конского ручья; знал, как солнце опускается к вершинам Скалистых гор, поблескивающим снежной белизной; как вершины заслоняют вечернюю зарю и лишь их края горят огнем от солнечных лучей; и как, наконец, опускаются сиреневые сумерки, вода ручья темно мерцает, а вдали воют волки перед тем, как выйти на ночную охоту.

Маттотаупа выбрался из своего молчания.

– И что, белые люди собираются остаться здесь на ночь? – спросил он у Джо.

– А что, нельзя? – удивился инженер, немного обескураженный бесцеремонным тоном индейца.

– Да. Будь я вождем белых людей, я бы приказал сниматься.

– Но ты же не думаешь, что ночью нагрянут эти кустарные лучники?

– А почему нет? Но если мы решим остаться здесь, нам надо выставить хорошие посты. Тот, кто лишь обороняется, всегда терпит поражение.

– На дальнейшее наступление, да еще ночью, да еще в сторону леса ты наших людей уже не подвигнешь. Они выполнили свою задачу, могут теперь похваляться, что разрушили стойбище и пережили опасности, к тому же они хотят вернуться к своей работе, как и я. Новый поход против рода Медведицы может нам стоить еще одной ночи.

– Нет! Это стоило бы нам недель и еще нескольких убитых.

– Вот видишь. Такие затраты для нас невозможны. Ты организуешь нам ночные дозорные посты?

– Но я не командир этим белым мужчинам. Говори с ними сам.

– Я им скажу, чтобы подчинялись тебе, потому что ты знаешь местность.

– Прежде всего они должны прикрыть костры.

Джо пошел на другую сторону большого круга, в котором собралось не меньше пятнадцати мужчин, и снова поговорил с их командиром. После этого Маттотаупу позвали, чтобы он подсказал, как выставить посты.

Он распорядился занять высоты западнее и восточнее излучины ручья и предложил белым разместиться внутри излучины на тех местах, где стояли вигвамы. Перебраться через ручей незаметно нападающим будет не так просто. Лошадей внутри излучины он распорядился отогнать туда, где и индейцы держали своих мустангов. Когда Маттотаупа увидел, что его распоряжения получили одобрение командира, он передал через него полный запрет разводить огонь. Если белые мужчины замерзнут холодной весенней ночью, пусть завернутся в шкуры от разрушенных вигвамов. Некоторые бойцы сразу заняли для ночлега те четыре вигвама, что еще оставались целыми.

Опустилась ночь.

Изувеченные трупы белые мужчины выбросили на берег ручья. Собаки лаяли, почуяв подкравшихся койотов.

Маттотаупа вместе с командиром милиции подыскивал людей, готовых нести вахту, и при этом выяснил, что среди них есть и опытные воины, которые просто не были заметны на фоне хвастливых крикунов. Они сразу вызвались нести ночное дежурство, как только услышали слова понимающего человека. По совету индейца они не только распределились по холмам, но и выставили посты вокруг лагеря, особенно на юге, где не было защищавшего их ручья и где весенняя трава могла обеспечить противнику хорошее укрытие.

Сам Маттотаупа не собирался оставаться на одном месте, а постоянно ходил вокруг. Он обучал этому и Джо и хотел взять с собой Харку. Джо посмотрел на Маттотаупу; индеец и в темноте увидел, как тот помотал головой, и почувствовал направление его взгляда. Но поскольку Джо ничего не сказал, Маттотаупа спросил:

– Что-то еще?

– Да. Тебе непременно нужен мальчик? Отпусти его поспать. Он на пределе сил и со вчерашнего вечера на ногах.

Маттотаупа окинул Харку взглядом – с головы до ног, так что у того кровь закипела от злости. И потом спокойно повернулся к Джо:

– Он жаловался? Конечно, пусть останется с тобой и спит. Хау.

Маттотаупа на последних словах резко развернулся и начал свой первый контрольный обход.

Харка чуть не вцепился в горло Джо. Он действительно уже еле стоял на ногах, но причина была не только в недосыпе, и отец был последним, кому полагалось об этом что-нибудь знать.

Но инженер обрадовался, полагая, что добился разумного решения. Из-за своей первопроходческой работы он не был счастлив вдали от дома и семьи, к которой возвращался лишь изредка. Жена его стала требовательной, жесткой и властной, а дети отдалились от него. Он всем сердцем привязался к Генри,