Диалоги - Диас Назихович Валеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А з г а р. Ты про Луковского говоришь?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (смеясь). Может, про него, а может, про другого! Кто их разберет? Да, а вот когда вернулся он с сессии, здесь тоже в переплет попал! В обструкцию! И очень уж крепко, говорят, твой однофамилец против него ополчился. В учениках его любимых ходил, на дочери его был женат, а все же принципиальным оказался, когда соответствующие принципы силу обрели. Ну, и старик, естественно, не выдержал, от инфаркта почил. Много неопубликованных трудов осталось. Очень, мой сосед говорит, были эти труды капитальными. Много в себе новых идей содержали. Ну и, понятно, вся эта картина на глазах у дочери происходила. Какой-то крупный скандал — и самоубийство… А может, и убийство? (Смеется.)
А з г а р. Дальше? Ну!
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Потом, говорят, когда конъюнктура изменилась, этот твой однофамилец на трудах покойного тестя очень быстро сделал научную карьеру. Предположения, конечно! Сосед мой — что? В общем-то, неудачник. Может, и клевета это, Азгар? Так ведь? Кто научную карьеру себе сделал, а кто никакой. А завистливые глаза черны!
А з г а р (улыбаясь). Деликатен ты, Рустем Ахметович. Очень деликатен. Боишься поранить мою душу? Моего отца все однофамильцем называешь. Деда по матери Луковского тоже как-то так числишь… Почему?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (после паузы). Ну, Азгар Мансурович…
А з г а р (по-прежнему улыбаясь). Не понимаю пока еще только, в чем твоя корысть? Чего хочешь?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Какая же корысть, Азгар? Я вообще… Я жалею даже, что дал тебе это дело. Тебя мне жалко, Азгар! Люблю я тебя. Как сына, люблю. За человечность твою, доброту люблю. Мне вообще всех жалко. У родственника одного тоже вот неприятность случилась. Племянница неделю назад прибегает, а она за Разумовским замужем, за этим… бывшим следователем… Такой, понимаешь, ничтожный человек, слякоть! Но — муж все-таки. И любит ее. И она любит. И вот заливается, плачет, что Арсланов якобы сажать ее мужа хочет. Я уж уговаривал ее: дура ты, дура, говорю, Азгар Мансурович, говорю, добрый и справедливый человек. Опытный, говорю, и талантливый следователь. Он, говорю, разберется во всем. Всех жалко, Азгар Мансурович, всех! Может, оттого, что у меня самого жизнь неудачно сложилась? И каждому помочь хочется…
А з г а р (после долгой паузы). Ясно. Ясно. (Встает из-за стола.) Ну, и как же ты думаешь помогать тем, кого жалеешь?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (другим тоном). Я, Азгар Мансурович, так думаю. Кроме меня и тебя, о старом архивном деле пока еще никто не знает. В конце концов, его списать пора. Его еще несколько лет назад надо было списать. За давностью. А тут как раз ты к нам в прокуратуру работать поступил. Ну, я и оставил его. Одни, Азгар, марки коллекционируют, а я — тайны. Ценный капитал — человеческие грехи, Азгар Мансурович. В любой момент могут пригодиться. Ну вот мы эти грехи давние и спишем по акту, как полагается в хорошем учреждении. И тихо будет, спокойно. Ну, и родственник мой, конечно, успокоится. Муж племянницы.
А з г а р. Ну, ну? Дальше?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Его грешки, образно говоря, тоже спишем. Да и какие грешки? Намудрили, конечно, в том деле, которое к тебе на доследствие попало. По неопытности, по незнанию отдельных вопросов попортили картину происшествия. Но ведь без умысла.
А з г а р (с улыбкой). Опыт у тебя есть такой?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Какой?
А з г а р. В коллекционировании?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Есть.
А з г а р. И не боишься даже мне такое предлагать?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (тоже смеясь). А что, у тебя магнитофон включен?
А з г а р. Нет здесь магнитофона.
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Чего же бояться? Что мы — дети? От слов краснеем? Слова следов не оставляют.
А з г а р. Значит, коллекционируешь?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (объясняя). Это же как филателия! Увлечься надо!
А з г а р. Ты чем занимался раньше?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Ты мне мораль не читай! Ты об отце лучше подумай, пока не поздно! И о себе!
А з г а р. Об отце я думаю. Все время думаю. (Идет на Рустема Ахметовича.) Ну иди, иди, мразь! И советую… в мой кабинет больше… не заходить! Бить морду буду, Рустем Ахметович! Невзирая на твой почтенный возраст! И не предупреждая! И даже при людях!
Р у с т е м А х м е т о в и ч (отступая). Дороже заплатишь, Азгар Мансурович. Много дороже. Я по-человечески с тобой договориться хотел. По-свойски.
А з г а р. Я уже плачу. Дороже некуда. (Снова взрываясь.) Вон!
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Знакомый у меня был в молодости. Следователь. Одно дело попытался распутать. И однажды не пришел домой…
А з г а р. Пугать вздумал? В меня уже стреляли два года назад. Ничего!
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Конечно, кое-кому в жизни везет. Отцу твоему всегда везло. Слишком даже! И тебе. А брат твой?.. А завистливые глаза черны! (С ненавистью.) Я бы весь ваш род, всю вашу фамилию!!! (После паузы.) Впрочем, зайду чуть позже. (С усмешкой.) Бросил курить, а не могу без сигареты… Я зайду, Азгар, зайду еще. Потому что черны завистливые глаза! Очень черны! (Уходит.)
Азгар один. Стук в дверь. Входит Г а р и ф.
А з г а р (резко). Что еще тебе здесь надо?!
Г а р и ф. Ты что? Очумел?
А з г а р. Да, да… Извини. Извини…
Г а р и ф. Почему на телефонные звонки не отвечаешь? Почему бросил трубку, когда я с тобой говорил?
Молчание.
А з г а р. На, читай. (Кладет перед ним папку.) Читай. Это дело о… самоубийстве нашей матери.
Г а р и ф. Лина мне рассказала. На досуге как-нибудь… (Отодвигает папку.) Сейчас не о том речь!
А з г а р. Не о том? А о чем?.. Ну, хорошо, что пришел… Ты помнишь то лето, когда матери не стало? Мы еще жили в деревне… Осенью, когда вернулись в город, нам еще сказали, что она в командировке, так ведь? В командировке она была очень долго. Потом нам сказали, что
