Unknown - popovy

— Это твой брат Тошио.

Она хмурится.

— Хорошо, спасибо. — Подносит телефон к уху, слегка отворачиваясь от меня. Прочищает горло. — Привет Тошио. — Длинная пауза. — Ммм, нет, — говорит она и ее голос немного срывается. Она смотрит на меня, но она не видит меня. Ее глаза медленно расширяются.

Она задыхается, рот открывается.

— Что?! Когда это...— рука порхает к груди, и я оказываюсь прямо рядом с ней, смотрю на неё, пытаясь понять что происходит. Ее губа дрожит, и она начинает трястись. — Нет. О нет. Нет. Боже мой, — всхлипывает она. Глаза закрываются, и я кладу руку ей на талию, чтобы поддержать ее. Случилось что-то совершенно ужасное, гораздо страшнее того, что произошло прошлой ночью.

Теперь она кивает, пытаясь дышать и глядя перед собой измученными, остекленевшими глазами.

— Хорошо, — быстро говорит она. — Хорошо, я буду там. Я приеду. Только...— она прижимает кулак ко лбу и кричит: — О Боже. Боже.

Телефон выпадает из рук, скользя по полу.

Я быстро нагибаюсь, пытаясь поднять его, чтобы дать ей, но звонок уже завершён. Она отворачивается от меня, пальцы прижаты к глазам, рот открыт, и я вынужден потянуть ее за руку, чтобы она не врезалась в стену.

— Что случилось? — серьёзно спрашиваю я, отрывая пальцы от глаз. — Кайла?

Она смотрит на меня с новым видом ужаса. Ее рот открывается и закрывается. В конце концов, она говорит:

— Мама. У неё был инсульт, они так думают. Они не знают. Боже. Они...они нашли ее. Несколько часов назад Тошио нашёл ее дома и...и...— она громко сглатывает, облизывая губы. — Она в коме. Чтобы защитить мозг, доктора были вынуждены ввести ее в кому. Господи, — задыхается она и практически падает. Я быстро обнимаю ее, удерживая. Она начинает дрожать в моих руках. — Мне надо ехать домой. Мне прямо сейчас надо ехать домой. Я никогда не должна была оставлять ее. Никогда не должна была уезжать от неё.

— Это не твоя вина, — пытаюсь сказать я, но знаю, мои слова бесполезны. Мой старый добрый друг, чувство вины, способно блокировать все остальное.

— Я должна вернуться домой, — повторяет она, на лице застыл чистейший испуг. — Я должна попасть на ближайший рейс домой.

Я закапываю поглубже сокрушительный страх.

— Конечно, — говорю ей. — Позволь мне разобраться с этим. Иди, собирай вещи. Мы доставим тебя обратно к твоей маме. Все будет хорошо, договорились, лапочка? Все будет отлично.

Она кивает и в оцепенении поворачивается обратно, направляясь в спальню.

У меня такое чувство, что меня сбили грузовиком. Если ее мать не выберется, Кайла будет полностью уничтожена. Более того, она станет сиротой, как и я. И хотя она росла с двумя любящими родителями, в то время как у меня была лишь мать и то ненадолго, я знаю, что значит чувствовать себя в этом мире совершенно одиноким.

Это разрушит ее.

Я прислоняюсь к стене, пытаясь дышать. Наши отношения висят на волоске, вероятно в данный момент я последний человек, в котором она уверена, и сейчас она вынуждена ехать домой. И даже если бы она хотела видеть меня там, я не могу поехать с ней из-за регби.

Но я все же должен удостовериться в этом. Я мог бы попытаться.

Я направляюсь в спальню и вижу, как с пустым выражением лица она запихивает все в чемодан.

— Хочешь, чтоб я поехал с тобой? — спрашиваю её.

Она едва смотрит на меня.

— Ты не можешь. У тебя регби.

— Я знаю, но это ведь важно.

Она хватает джинсы из корзины для стирки. Это произойдёт так скоро. Она действительно уезжает.

Было бы совершенно эгоистично опасаться, что она может никогда не вернуться.

— Ты останешься здесь, — говорит она. — Это...я должна быть рядом с братьями. Мы должны выяснить, что делать дальше.

— Я знаю, — мягко говорю я. — Но я мог бы сделать что-то. Ну, знаешь, если я тебе нужен. Для поддержки. — Правда, в том, что, вероятно, сейчас я ничего не мог бы сделать. Не прямо сейчас, перед нашей первой игрой. Но если она нуждается во мне, если хочет, чтоб я был там, я сделаю все, что смогу.

— Ты останешься здесь, — снова говорит она.

Я киваю.

— Хорошо. Я просто хотел убедиться.

Я иду к компьютеру и быстро бронирую ей билет на следующий рейс из Эдинбурга. Самолёт улетает сегодня вечером, с пересадкой в Нью Арк и затем в ЛА, но, по крайней мере, она доберётся так скоро, как возможно.

И вот так, за считанные секунды, уже второй раз за день, оба наши мира полностью меняются. Мы оба молчим и мчимся в аэропорт, с Лионелем и Эмили на заднем сиденье, которые составят мне компанию в том, что я знаю, будет очень одинокой дорогой обратно.

Все происходит настолько быстро, что мое сердце и разум едва ли могут осознать происходящее. Одну минуту я умоляю ее остаться, дать мне второй шанс. А в следующую, она уезжает и от нас уже ничего не зависит. Она уезжает и вопрос с нами, как парой, кто мы друг другу, остаётся абсолютно нерешенным. Но прямо сейчас это наименьшая из наших проблем и я не думаю, что заслуживаю останавливаться на чем то, что хотя бы отдалённо касается меня.

Все это лишь о Кайле. И здесь мое сердце снова и снова надламывается. Потому что я знаю, насколько она любит свою маму, какую ответственность чувствует за неё. Я просто хочу быть рядом с ней, пройти через все это. Хочу быть опорой, в которой она так отчаянно нуждается. Хочу быть рукой, к которой она потянется в ночи, плечом, на котором она поплачет.

И пусть весь мир подождёт.

Я чокнусь от этих мыслей.

И вот мы стоим перед пунктом досмотра, она уже слёзно попрощалась с Лионелем и Эмили в машине, зарегистрировалась, и теперь мы стоим в нескольких шагах друг от друга, и короткая дистанция между нами уже ощущается, словно огромный континент.

— Знаю, я потом пожалею об этом моменте, — тихо говорит она, голос все ещё безжизненный, она в шоке.

— Ты о чем? — спрашиваю я, потянувшись к ее руке. Она холодная и липкая.

Она несколько раз моргает, а затем изучает мое лицо, глаза останавливаются на моем носу, губах.

— Я знаю, что в будущем, когда все так или иначе устаканится, я оглянусь в этот момент и буду жалеть, что не смогла осознать все это. Что не видела кто стоял передо мной. Буду жалеть, что не смогу воссоздать в памяти твоё лицо. — Она качает головой, и одинокая слеза скатывается по ее щеке. — До меня ещё не дошло ничего из этого, что я уезжаю. Я не знаю, что произойдёт. С ней. С нами.

Я поднимаю ее руку, переворачиваю ладонью вверх и целую ее.

— С твоей мамой все будет в порядке. Ты приедешь, и с ней все будет хорошо. Она узнает, что ты рядом. Она справится с этим, хорошо? И мы. С нами тоже все будет хорошо. Лапочка, когда ей станет лучше, ты вернёшься в Шотландию.

Но как только я произношу эти слова, я вижу взгляд в ее глазах. Взгляд, который говорит, что она не знает. Взгляд, который говорит что она, возможно, все равно планировала уехать.

Печаль прорезает себе дорогу у меня в груди.

Она никогда не планировала остаться.

Мне приходится напрячь все силы, чтобы не рухнуть на пол прямо в аэропорту.

— Мне жаль, — говорит она.

Я пытаюсь улыбнуться. И проваливаюсь.

— Не надо.

— Я люблю тебя, ты же знаешь.

Мое зрение затуманивается.

— Я тоже тебя люблю. — Но голос надламывается и очевидно, что я полностью уничтожен.

Вероятно это последний раз, когда я вижу ее.

И теперь я знаю, что я тоже буду жалеть об этом моменте.

Что не заставил себя сесть на ее самолёт.

Что все испортил и лишил нас шанса.

Что позволил ей уйти.

Я не могу позволить ей уйти.

Со слезами на глазах я беру ее лицо и крепко целую губы, позволяя всей моей любви, заботе, боли раствориться в ней, словно она может взять всего меня с собой.

Я выпускаю мягкий всхлип напротив ее рта, руки начинают дрожать.

Это конец.

Мы оба ошеломлены.

Тяжело сопя, она отстраняется первая, тушь скаталась под глазами.

— Я должна идти, — шепчет она.

Затем разворачивается.

И уходит.

Исчезая за перегородкой зоны безопасности.

И я теряюсь в расстоянии между нами.

Глава 26

КАЙЛА

Стюардесса говорит мне пристегнуть ремень, но я едва ее слышу. Я едва могу двигать пальцами, настолько они холодные. Я чувствую себя куском льда, онемевшим до костей, но думаю, именно это сохраняет меня живой, удерживает меня от потери рассудка из-за беспокойства и боли. Так что я принимаю этот путь, медленное движение под водой. Я надеюсь, он окутает меня навечно.

Если я попытаюсь хотя бы подумать о чем-либо из этого, то меня разорвет на части, так что я пытаюсь как можно сильнее удержать все вместе. С одной стороны моя мама, она в коме, на пороге жизни и смерти, и ничего бы не произошло, если бы я была там. Случившееся полностью моя вина и мне некого винить кроме себя.

С другой стороны есть Лаклан, мужчина, которого я люблю, мужчина с демонами, с которыми я не в силах бороться, которые сопротивляются мне. И я оставила его. Оставила его в Шотландии и бросила наши отношения разрушенными без шанса все исправить. Я могу никогда не увидеть его снова и это тоже, даже при всех его недостатках, саморазрушении и ужасных пристрастиях, тоже ощущается словно смерть.