Происхождение личности и интеллекта человека - Александр Невзоров

Если бы знание о поражении пришло бы с клеточного уровня в то мгновение, когда только началось разрушение органелл и расщепление макромолекул (в т.ч. белковых), то последовало бы поспешное бегство из опасной зоны или принятие иных мер, которые сделали бы воздействие газа не столь фатальным. Но изолированная от тонких процессов физиологии функция разума пребывает в полном неведении о творящейся драме и не способна вовремя изменить поведение существа.

Это могло бы иметь хоть какое-то объяснение, если бы воздухоносные пути и респираторный отдел были бы слабо или примитивно иннервированы, но именно здесь, в области полости носа, носоглотки, гортани, трахеи, бронхов, терминальных бронхиол и легких расположены сверхмощные нервные сенсорные системы, подробно описанные еще О. Лар- селлом (1921). Позднейшие исследования обнаружили «внутрилегочной рецепторную систему, реагирующую на изменение состава вдыхаемого воздуха и вырабатывающую в ответ на это биогенные амины, пептидные гормоны, регулирующие тонус стенок и просвет бронхов и кровеносных сосудов» (Филиппова Л., Ноздрачев А. Д. Висцеральные афференты, 2011). Исключительное богатство чувствительной иннервации воздухоносно-респираторного отдела, естественно, не замкнуто в «себе», но имеет множественные (симпатические и парасимпатические) афферентные связи с головным мозгом, через которые туда безостановочно и точно поступает вся информация о происходящем в гортани, бронхиолах или легочной ткани et cetera, т.к. основные эфферентные «ответы» идут уже с поправками на чрезвычайность ситуации (если таковая имеется). Nihilominus та функция, которая должна руководить внешним поведением, остается от этой информации строго отделенной.

Мы можем условно обозначить эту особенность разума термином «caecitas visceralis» (висцеральная слепота) и определить ее как несомненный рудимент, доставшийся развитому разуму homo от тех докембрийских и раннекембрийских форм, когда биологический статус организма был несколько иным, а его быстрая гибель в перенаселенном водном мире являлась запрограммированным фактором, так как работала на обогащение пищевой среды, столь необходимой множеству детритофагов.

Здесь также можно адресоваться к известной теории А. Пюттера (1911), дающей право предположить, что первоначальные организмы существовали лишь за счет смерти, разложения и последующего растворения в воде себе подобных, воспринимая этот «раствор» через кожу и ее дериваты (жабры и пр.). Теория Пюттера была воспринята весьма критично, что, впрочем, никак не аннулирует результаты тех опытов, на которых она основывалась. В частности: «Последователями Пюттера было показано использование растворенных питательных веществ в качестве единственного источника питания у парамеций, веслоногих раков и головастиков лягушки. В опытах с последними оказалось, что в том время, как в чистой воде (без добавления органических веществ экспериментатором) головастики погибали через три недели, в воде с добавлением пептона, сахарозы и препарата из ростка злаков рост и развитие головастиков шли нормально и они превращались в лягушат» (Коштоянц X. Основы сравнительной физиологии, 1950).

Necessario notare, что появление полушарий, развитие коры с ее ассоциативными и проекционными зонами — никак не повлияло на эту принципиальную особенность работы разума. Его caecitas visceralis осталась почти абсолютной и была унаследована всеми видами живых существ.

Это на первый взгляд парадоксальное обстоятельство лишний раз указывает как на стволовое, сверхдревнее происхождение разума, так и на справедливость эволюционного правила Дж. Харрисона — Дж. Уайнера, согласно которому первообразовавшееся свойство и становится основным материалом для конструирования функции, несмотря на свое несовершенство (см. выше).

Ad verbum, ипритовый пример, помимо всего прочего, прекрасно иллюстрирует чистую литературность, иллюзорность термина «инстинкт». Это особенно понятно при сопоставлении нашего примера и т.н. инстинкта самосохранения.

Продолжим.

До определенного момента разуму не предоставляется никакой информации об имеющихся в организме хромосомных нарушениях (даже самых серьезных).

Прекрасный пример этого — хорея Гентингтона, болезнь, которую обреченный homo, ни о чем не подозревая, носит в себе не менее 25-30 лет (кроме скоротечной «формы Вестфаля»), хотя пораженному организму «все ясно» почти с первой же секунды жизни, о чем могут свидетельствовать нарастающие гиперкинезы, генерализованная ригидность или легкие эпилептоидные симптомы.

Примечателен тот факт, что «драма» Гентингтоновской хореи свершается не где-то на периферии, вдали от мозга, а непосредственно в нем самом (в неостратиуме, хвостатом ядре и бледном шаре, где и происходит «тикающий» апоптоз ГАМК-ергических и энкефалинергических нейронов).

Разум homo может увлеченно строить долгосрочные прогнозы повышения своего имущественного, сексуального или иерархического статуса, выстраивать поведение в соответствии с этим ошибочным прогнозом, т.к. не имеет ни малейшего представления о хромосомных проблемах «своего» организма (о том, что в недалеком будущем у него нет ничего, кроме корковой деменции, идиотии и смерти). Данный пример красноречив и говорит очень о многом. Отчасти он еще раз подтверждает наличие фактора висцеральной слепоты, но напрямую касается и подлинных способностей разума к прогностии, иллюстрируя тот факт, что лишь очень «короткие» прогнозы разума могут быть относительно точными, а продолжительность срока инкубирования проблемы не способствует появлению знания о ней.

Это неудивительно. В ту пору, когда формировались основные принципы разума, само строение мозга протокраниатов, вероятно, предполагало работу с объемами лишь строго сиюминутной информации.

В результате прогноз, «автором» которого является чистый разум, может быть эффективен только при опоре на зримую, осязаемую, обоняемую, т.е. безусловную информацию и становится ошибочным, когда часть обстоятельств скрыта.

(Напомню, что относительная примитивность и грубость сознания всех высших позвоночных делает невозможным восприятие не только внутренних, но и 99% внешних факторов, хотя эти факторы могут быть чрезвычайно влиятельны или даже губительны для биологической личности; достаточно простой «загороженности» одного предмета другим, чтобы тот оказался вне фиксации сознанием.)

Вероятно, и это качество тоже можно отнести к рудиментам, которым наш разум обязан кембрийским или даже эдиакарским организмам.

Далее.

Даже такое глобальное событие как оплодотворение — и то остается неопределяемым для разума, как и возможность влияния на пол плода.

Да, внешнее действие, т.е. половой акт, разумом homo фиксируется и прогностически оценивается (как вероятностно оплодотво- рительное), но его реальные физиологические последствия долго от него скрыты. (Как, впрочем, и такие важные обстоятельства, как, exempli causa, многоплодная беременность.)

Любым «умственным» усилием, любой концентрацией чистого разума на данном вопросе невозможно достоверно определить ни факт проникновения сперматозоида в яйцо, ни факт слияния ядер обеих гамет и активацию яйца к дроблению и развитию.

Надо отметить, что отсутствие возможности точного знания в этом вопросе (для некоторых организмов) трагично и приводит к полиспермии, в свою очередь приводящей к образованию трехполюсных веретен деления и нарушению развития.

В этом факте, puto, мы можем обнаружить еще один рудимент, еще одну древнюю предковую черту.

Ее происхождение, вероятно, объясняется следующим образом: первоначальная модель размножения была бесполой, основанной на наличии лишь одной родительской особи, которая через почкование или деление могла производить потомство. В данном раскладе контроль за этим процессом со стороны нарождающегося мозга был излишним, так как и сам процесс был значительно проще, а результат его был всегда гарантирован.

Это свойство — отсутствие отчетливой «связи» разума и репродуктивных процессов — было унаследовано усложняющимися организмами и в результате привело к появлению различных «Frautest».

(Не исключено, что для фактов, «вычисленных» в нашем логическом эксперименте, возможны гораздо более точные, виртуозные трактовки и объяснения).

Примеров, подобных этим трем (иприту, хорее, оплодотворению), можно привести сотни, но полагаю, и предложенного достаточно, чтобы согласиться с тем фактом, что т.н. разум не только не «хозяин» организма, а лишь одна из функций мозга, изолированная от всех тонких и важных процессов и предназначенная лишь для обслуживания внешнего поведения.

Причина его изоляции находится в тесной и неразрывной связи с его эволюционным происхождением, рассмотреть которое нам помогли обнаруженные в нем «рудименты».