Занавески - Михаил Алексеевич Ворфоломеев

отказали. Верите, нет — кошка и та сбегла от меня! Тут и зима… Вот зима подкатила, думаю: ну, давай помирай. Неча зазря воздух переводить. Дома как раз подобралось, что ни корочки, ни макароночки! Собралась я, смертину одежду надела, помолилась да и легла. Помирать, значит.

Н а к а т о в. Ишь ты кака стреляна, баушка!

У с о л ь ц е в а. Так, думаю, полежу день, другой, с голоду-то в сон сморит, а там уж, гляди, во сне и помру! Ладно! Легла себе. Печка выстыла. Вот, думаю, и славно. Помру да замерзну. Без вони схоронят, если, конечно, найдут. Лежу и думаю: а кто же это меня искать станет? Тут за три года ни одной живой души не было! И все-то я придумала, а упущение сделала! Воду оставила: как пить захочу, сейчас в кадушку и черпать! Неделю валялась, вижу, не берет смерть! Вот и надумала в Борисов-Глебовский племянницу искать.

Д а ш а. Как же вы ее найдете?

У с о л ь ц е в а. Ходить стану по городу. Похожу, похожу да встречу! Аж бывало, на базар приедешь, потеряешь друг дружку, а все одно к вечеру встренемся!

К о л я. Бабушка, ты помирать будешь?

У с о л ь ц е в а. Так надо, сынок! Годов много…

К о л я. Бабушка, а как придешь ты к Престолу, скажи ему про нас с мамой!

А н н а. Пожалься за нас, бабуля! Пожалься! Скажи ты ему, что нехорошо как поступило с нами начальство!

У с о л ь ц е в а. Тебя как зовут?

А н н а. Анной меня зовут. Ситниковы мы. Сынок мой Коля тоже Ситников. Ты ему скажи, что, мол, сослали из Москвы, а где им жить, так и неизвестно!

У с о л ь ц е в а. Сказать скажу, любезные. Пущай, конечно, до Бога не допустят, но какого своего угодника повстречаю.

К а т я. Бабушка, почему так, а?

У с о л ь ц е в а. Так, хорошая моя, ты сама-то подумай, как жизнь воротили нашу, воротили… Вот и своротили.

Н а к а т о в. Так ты возьми для примеру Дашу! Это, брат, цельная судьбина. А годов ей двадцать с небольшим. Тоже вот с мамкой и жила. Та женщина одинокая была… Замуж засобиралась, как дочка подросла. Мужика пьющего взяла. Тот, стало быть, давай к Даше приставать. Ясно дело, что дело темно, давай девчонка убегать с дому. Убегла на кирпичный завод, устроилась. Сказываю так, нет, Дашута?

Д а ш а. Так, так, дедушка.

И в а н. А что ты на заводе делала?

Д а ш а. Формовщицей пошла. Общежитие дали. Я как раз паспорт получила. После с парнем познакомилась. Слесарем у нас был. Поженились… Комнату получили… А он выпивал… Каждый день пьяный. Каждый день друзья. Я ему как-то сказала, мол, не пей, Петенька, так он меня ударил. А после привык, давай день через день бить. Жить стало тягостно. А раз друг его за меня заступился. Драку зачали. А я в положении… Боюсь, как бы по животу не ударили. Тут-то и случилось. Пашка за нож, да и убил друга-товарища. Ой, горе-горе… Суд… Меня затаскали… Пятнадцать годов ему да мне год условных. Ребенок родился.

Пауза.

И в а н. Ты что? Даша, ты что?

Д а ш а. Все… Дальше, что ли, сказывать?

Н а к а т о в. Не надо, доча…

К о л я. А где же ребенок?

Д а ш а. А?! Тебе что? Зачем тебе! Все ты видишь, убогонький! Ты не следователь какой! (Плачет.) Я думала, ты добрый! Я думала с тобой поговорить…

К о л я. Поговори, пожалуйста. Тебе нехорошо, я же вижу, да ведь и нам нехорошо.

И в а н. И все-таки я убью его…

К а т я. Кого? Опять этого?

И в а н. Вы знаете, ребята, я никогда не думал, что могу Россию любить… Так любить… Так любить. Не Советский Союз! Нет! А вот там, в плену, вдруг любовь, как смертная тоска! Вернулся в Россию, а ее нет… Нету! Вот эти суки, толсторожие… Они ее заколотили до смерти!

Ш и ш и г и н. Водочки у меня тут маленько есть. Выпьешь?

И в а н. Нет. Не надо. И так все пропили. Ты меня прости, но я не люблю алкашей.

Ш и ш и г и н. И правильно…

И в а н. Не сердись…

Ш и ш и г и н. Мне что. Мне хана, я вон дочку нашел. А что делать, не знаю…

У с о л ь ц е в а (Кате). Ты погляди, кака чистенька, кака богатенька! И на кирпичный тебе ходить не придется. Ты же покуда за каменными стеночками сидела, жизнь себе свою придумывала. А тут вишь каки дела! То тетку с сыном гонют, то вон солдатик…

Катя идет и садится к Сомову.

К а т я. Значит, ты мне неродной?

С о м о в. Не надо так говорить.

К а т я. Когда ты узнал, что я не твоя, ты что-нибудь почувствовал?

С о м о в. Да.

К а т я. Что?

С о м о в. Пустоту.

К а т я. И я… А жить надо… Правда ведь, папа?

С о м о в. Правда…

К а т я. Бывает хуже. Ты еще не старый. Ты еще найдешь себя. Ты вырастил меня, чужую тебе…

С о м о в. Прекрати.

К а т я. Почему? А как же тогда твои слова? Ты мне говорил: «Дочь, ты единственное, что у меня есть!» А узнал, что я не твоя, и уехал! Сел… и поехал.

С о м о в. Ты уже не маленькая. Ты выживешь…

К а т я. Я всегда была умненькой девочкой, правда, Сомов?

С о м о в. Правда…

Подходит  С и м а  с бутылкой водки.

С и м а. Давайте выпьем, люди?

К а т я. Народ согласен!

Н а к а т о в. Беленькой? Ох ты, язви тебя… Как не погреть душу? Спасибо, доча!

С и м а. А ты? А, Ваня?

И в а н. Пейте, мне еще рано. Вон Даше налейте.

Д а ш а. Не! Я вовсе в рот не беру.

У с о л ь ц е в а. А я выпью… может, уж в последний раз придется.

И в а н. Даша, иди ко