Русское язычество. Мифология славян - Николай Иванович Костомаров

не только народной поэзии других славянских народов, но и прочих, принадлежащих к арийскому племени. Так, у сербов есть песня, в которой рассказывается, что двое любовников были погребены вместе и на могиле молодца выросло сосновое деревцо, а на могиле девицы — красная роза, и роза прильнула к сосне. В старинной английской балладе «William and Margareth» на могиле красавицы вырастает роза, а на могиле рыцаря — боярышник (Ministrelsy of the Bord., 221). Подобные образы есть и в скандинавской поэзии (Uldralgte dunskevis, p. 352). Замечательно, что в наших песнях дерево на могиле невестки изменяется: то тополь, то береза, то липа — а деревом на могиле мужа остается все один и тот же явор.

В явор превращается живой человек — это молодец, которого мать прогнала от себя. Известные варианты этой песни — галицкие: мать прогоняет сына за то, что в пятницу пел, в субботу умывался (?), в воскресенье завтракал. Сестра спрашивала брата, когда он приедет гостем. «Когда камень пустит корень, а верба родит яблоки», — отвечал ей брат. Мать терпела два года, на третий пошла искать его и стала под явором. Начала она рвать листья с явора, а явор сказал ей: «Не рви, родимая, листья — это мои волосы. Куда только ты, мать, ни посмотрела, верхи деревьев увяли. Куда, — говорит явор, — ты ни шла — за тобою кровавая река бежала».

Иди, синку, причь от мене,

Най не маю грих на тебе,

За пятничне спиваненько,

За недильне сниданенько.

Пишов синок до сестроньки,

Та найстарша коня дала,

Середуща осидлала,

Наймолодша виправляла:

«Коли, брате, гостем будеш?» —

«Тогди, сестро, гостем буду,

Та як каминь коринь пустить,

Та як верба ябно вродить».

Терпила рик, терпила два.

А третого не стерпила:

Пишла мати в лис шукати,

Стала соби пид яворець

Та й узяла листье рвати.

А явир взяв промовляти:

«Не рви, ненько, та листьенько.

Бо то мое волосьенько!

Куди сь мати подивила —

Вси вершечки увялила;

Куди мати, каже, пишла —

То кровава ричка бигла».

Другой, также галицкий, вариант излагает эту легенду несколько иначе. Мать рассердилась на сына и прокляла его. Сын, разгневавшись, простился с сестрами и дал им обещание тогда возвратиться, когда камень поплывет по воде, а перо потонет, когда солнце будет ходить обратным путем.

Сын уехал сначала в темный лес, а там в чистое поле; конь его превратился в камень, а он сам — в зеленый явор. Мать стала плакать о сыне и пошла искать его в поле. Стал дождь капать; мать стала на белый камень под явор, стали ее кусать мухи; она начала ломать ветви; тогда изрек ей слово явор: «О, мать проклятая! Ты не дала мне проживать в селе, не даешь и в роще стоять. Белый камень — мой конь, зеленые листья — моя одежда, тонкие прутья — мои пальчики». А мать растосковалась и рассеялась прахом.

В недилю рано мати сина лала,

Мати сина лала, та й проклинала,

А синойко ся дай розгнивавши,

Казав старший сестре хлиба напечи,

А середульший коня вивести,

А наймолодший коня всидлати.

Найстарша сестра хлиба напекла,

А середульша коня вывела,

А наймолодша коня всидлала.

Коня всидлала, та й ся звидовала:

«Колиж, братцю, к нам гостейком прийдеш?» —

«Озьми, сестрице, билий каминець,

Билий каминець, легкое перо,

И пусти ти их на тихий Дунай:

Як билий каминець на верх виплине,

А легкое перо на спид упаде.

Подумай, сестро, що з сего буде?..

Коли сонейко на зопак зийде,

Втоди, сестрице, гостьом в вас буду». —

Навернув коньомь од схода сонця

И поихавь си в темний лисочок.

Виихав овин в чистое поле,

Став ту коничок билим каминем,

Вин молодейкий зеленим явором.

Ой, стала мати за сином плакати

И пошла она его гледати.

Вийшла она в чистейке поле,

В чистейке поле, в болоничейко.

Ой, став ей дожчик кропити,

Стала она на билий камень,

На билий камень под зелен явир.

Ой, стали ей мушки кусати —

Стала она галузки ламати;

Прорик яворець до ней словце:

«Ой, мати, мати, мати проклята!

Не дала есь ми в сели кметати,

Кще ми не даеш в полю стояти.

Билий каминець — мий сивий коничок,

Зелене листья — мое одиння,

Дрибни прутики — мои пальчики!

А мати его ся розжаловала,

Та и на порох ся россияла».

Есть еще один вариант — угорский, похожий на предыдущий, но здесь мать сама, проклиная сына, приказывает ему превратиться в явор, а коню его — в камень. Это происходит на праздник русалий. Через неделю мать пошла искать сына, искала на ярмарке и не нашла, а возвращаясь домой, ушла от дождя в лес и там узнала в яворе своего сына.

На сами святи Русаля,

Мати синочька прокляла,

А як она го прокляла,

Та го до лиса послала,

Вигнала его до лиса:

«Иди ти соби до биса!

Жеби ти там стал явором,

А твий коничок каменем!»

Як тому тиждень переходил,

Матери жаль ся уробил:

«Ей Боже, Боже, Боже мой,

Ах, где ся подил тоть син мой.

А буде ярмак на Левочи,

Пийду я, нийду плачучи,

Пийду я, пийду на него.

Глядати сина моего».

Ходит от краму до краму,

Смотрит до очей каждому.

Треба ся домов вертати,

Не мож ту сина познати;

Як ишла домов, дощь падал,

Та ей до лиса там загнал.

А стала она под явор,

Вздихала: «Боже, Боже мой.

Ей явор, явор зелений,

Який ти красний, румений,

Таки на тоби голузки,

Як мого сина волоски,

Таки на тоби листочьки,

Як мого сина губочьки».

А явор ку ней промовил:

«Ой, иди, мамо, ти домов,

От тамо до дому своего,

Ужь я не пийду до него!