Темный янтарь-2 - Юрий Павлович Валин

чем-то не очень крупнокалиберным, но точным. Наверное, противотанковые пушки ловят. Летели осколки кирпича от церковной стены, крепко расцарапало щеку. Но хуже было, когда успели подловить немцы – врезало вскользь по башне, ушло рикошетом, то от звона у старшего лейтенанта Васюка левое ухо напрочь заложило…

Стрельба шла все ближе, уже замолк наш пулемет на кладбище, хлопали разрывы гранат и трещали длинные автоматные очереди. Содрогалась колокольня от прямых попаданий, на броню сыпались кирпичи…

…Немцы ворвались в траншею на южном скате. Мат, крики боли, стрельба в упор. Прыгал кошкой, пригибаясь, прямо поверху, вдоль бруствера старший лейтенант Васюк, ноги сами находили, куда ступить. Кричал бойцам, бегущим от бывшей минометной позиции. С ходу в траншею не сиганул, залег за мертвым телом на бруствере. ППШ экономными очередями находил чужих в возне внизу – в траншее – среди ворочающихся тел, взмахов прикладов. Еще короче очередь, еще скупее, два патрона, три… куда им больше… диск не бесконечен…

…Кончилось… тела немцев, тела своих – мертвые и живые. Полегчавший диск…

— Командир, тебя зацепило. Лицо…

— Потом…

Серега бежал к танку – тот выперся из-за угла церкви, поливал из пулемета отходящих немцев. Сейчас ему вжучат…

Нет, тогда не вжучили. Позже – следующим днем – подбили. Серега был на КП, временно присутствовала связь, орал в трубку, сам себя не слыша. С оглушенным ухом обстояло не особо хорошо, да еще повязка мешала. Но звон о металл снаружи услышал. Выглянул из траншеи – Т-70 стоял там же, не горел, но что-то с ним было не так.

Пока добежал – мехвод самостоятельно выбирался из люка.

— Живой?!

— А? Попадание, вроде? Не слышу.

Тоже оглушило.

Серега показал на ухо, махнул:

—Фиг с ним. Не особо и надо. И так понятно. Руки-ноги целы?

Мехвод был цел, только слегка «пьяноват» от легкой контузии. С танком было хуже. Прилетело в нос сбоку и разбило зубчатое колесо – наверняка важная часть механизма.

Танкист безнадежно махнул черной рукой:

— Всё. Отъездился. Ну, все равно у меня два осколочных оставалось. Снимаю пулемет?

— Понятное дело. В резерве будешь. В стратегическом.

Давно перебрался танкист с оставшимися немногочисленными, но емкими дисками к КП, давно прибыло пополнение – неполный взвод, правда, со станковым пулеметом, но это же что… одни слезы. Старший лейтенант Васюк пытался дозвониться до штаба, но связи опять не было.

— Держитесь, – сказал раненый ротный, когда его уволакивали на шинели к машине.

— Куда ж мы денемся, – справедливо заверил младший лейтенант, принявший пехотное командование.

Считался на здешней высоте товарищ Васюк старшим по званию, но вроде как штабистом и представителем командования (о котором, кстати, думал сейчас не очень хорошо), к тому же оглушенным на одно ухо. Вот это было досадно. Наблюдал с колокольни – высокое культовое строение пострадало, но сознательно держалось, передавал о движении противника. Когда появилась связь, довольно успешно произвели артналет по скоплению противника у «двойной рощи». Отработали не меньше чем дивизионом, но туда бы положить еще два раза по столько – вот то было бы дело…

— Воздух! – дуэтом заорали наблюдатели.

Скатились, толкаясь и ругаясь, по остаткам лестницы – самолетов шло изрядно. Серега метнулся к танку – все ж знакомая броня, если не будет прямого попадания, прикроет. Оказалось, не один такой умный – под танком сидели и сержант, с которым у южной траншеи воевали, и санитар, и сам хозяин брони.

— В театрах это называется – «аншлаг»! – успел объявить Серега...

Бомбили крепко, огрызалась высота из пулеметов и ПТРов, бил танкист из своего не особо подходящего к зенитным действиям ДТ[3]. Кругом громыхало бомбовыми разрывами, порой броневой корпус ощутимо шатало. Тыкался в мерзлую грязь носом старший лейтенант Васюк, прижимал шапку к голове, думал о том, что нужно было каску надеть, и о Москве. Не, не дождутся тут. Ладно, мама и тетка взрослые, знают, как оно в жизни бывает, а вот наивные девчонки… Выдумает же себе такое… а потом плакать будет. А может и не будет, совсем же ребенок, забудет быстро. Хотя, может и не забудет.

— Сбили! Падает!

Дружно пополз к белому дымному свету подтанковый гарнизон, выглянули.

— Ага, сука!

— Так ему!

Косо уходил к земле немецкий бомбер, тянул за собой дым, вот тяжко крутанулся через крыло…. Донесся приятный грохот. Вот – в сторону «двойной рощи» и брякнулся, может, даже и точно накрыл.

— Наверняка я и попал, – щербато улыбался танкист. – Удачно шел, сволочуга, прямо в прицел.

Кто попал и сбил, было непонятно, но понятно, что случаются на войне и вот такие чудеса.

…Рухнула под бомбами стена церкви, открылась внутренность в полинявшей росписи смутных святых и поосыпавшихся райских кущ. Но колокольня еще держалась. Началась немецкая атака, на сей раз с танками и кучей пехоты. Успели передать данные, артиллерия открыла заградительный огонь, подпортила немцам настроение и целость здоровья. Но шли немцы к высоте, опять с трех сторон охватывая. Серега посмотрел в сторону речушки… недурно было бы разглядеть подход наших танков, лучше «тридцатьчетверок», но и легкие подойдут, они тоже дельные. Но лимит чудес на сегодня был исчерпан: пуста дорога насколько глаз хватает, только подбитая машина прибавилась, да несчастливая перевернутая упряжка у воронки лежит.

— Ладно, гвардия, полюбовались и будет. Наблюдатель остается, остальные вниз.

Сползли неспешно по ставшей уж совсем жуткой лестнице.

…Нарастала стрельба, хреначили по церкви и остаткам траншеи немецкие танки и артиллерия. Опять грюкнули по «личному» танку товарища Васюка. Все же не позавидуешь танкистам: уж и пустая машина, совсем негодная, а в нее лепят и лепят.

— Танки огибать траншею будут, с фланга простреливать, – Серега защелкнул на место снаряженный и проверенный диск. – Возьму бойцов, на кладбище выдвинемся. Там жидковато наших.

— Не твое же дело, – неуверенно заметил новый комроты. – Бронебойщики остановят.

— Остановят – хорошо. А нет, уж все равно – на КП или там. На кладбище даже как-то уместнее, – старший лейтенант Васюк поправил ремень громоздко распухшей полевой сумки.

Ползли между могил, частью разворошенных, хорошо, не всегда глубоко снаряды разрывали. Серега размышлял над своими суевериями – вот ползешь понятно куда, а полусгнившие щепки гробов норовишь обогнуть. Нелепо. И скула болит. Этак останешься жив: у порядочных вояк от пуль и клинков шрамы, а у тебя на харе от церковного кирпича. Придется гордо и уклончиво отбрехиваться.