Боль - Ольга Богуславская

Дело могло быть направлено в суд.

Давайте спросим у первого встречного, что он знает про следствие и суд, - и мы услышим нечто значительное.

Нам скажут - готова спорить, так ответит каждый второй, - что следственные и судебные инстанции являются разными отделами одного и того же департамента. И работу они выполняют одну и ту же.

Это роковое заблуждение владеет не только простыми смертными, но и представителями тех отделов департамента, которым уж непременно следовало бы различить свои и чужие задачи.

Адвокат Генри Резник сформулировал диагноз так: "Совместно борющиеся с преступностью, получающие на совещаниях и "коврах" одни и те же упреки в росте преступности и снижении раскрываемости, суд, прокуратура, следствие, милиция утрачивают основу своих отношений - взаимную независимость - и действительно ощущают себя элементами единой репрессивной системы".

Люди смертны.

Им свойственно ошибаться.

Поэтому человечество, веками стараясь отыскать инструмент, с помощью которого можно установить истину, остановилось на формуле, выдержавшей все мыслимые испытания: предварительное следствие и оперативные службы отыскивают доказательства и предъявляют их государственному обвинителю. Суд же исследует собранное следствием и защитой и только после этого делает вывод. В таком разделении труда содержится наиболее существенная гарантия возможной объективности.

Скажите, что важней, что лучше: день или ночь?

Вы улыбнетесь: дурацкий вопрос... Значит, вряд ли кто возьмется утверждать, что день нужнее ночи или что ночь важнее дня. Они едины, потому что вместе составляют некую меру.

А как же тогда люди, облеченные властью, берут на себя смелость выбрать одну из двух инстанций - только предварительное следствие, на суд не тянет - и при этом всерьез полагают, что такой выбор - в их компетенции.

Так называемые "оценочные" дела имеют лишь одну перспективу, если нас волнует божий суд в понимании неверующих: такие дела должны пройти через поединок обвинения и защиты. Никто не знает и не может знать заранее, что выяснится в суде, какими будут аргументы сторон и как в целом сложится судебное заседание.

Тем не менее дело об убийстве Тани Панкратовой до суда не дошло. А каковы вообще были его маршруты?

Шестого октября Танина мама, Эмма Васильевна Панкратова, пришла к прокурору Бабушкинского района и от него узнала, что сегодня звонили из прокуратуры Москвы и велели срочно привезти дело.

- Странно, - сказал он. - Мы считали, что убийца установлен, собирались дело в суд передавать...

Эмма Васильевна пошла к следователю Герасимову, который вел дело.

- Действительно, странно, - поддержал Герасимов прокурора.

Таким образом, выходило, что дело негласно побывало в союзной прокуратуре, там с ним ознакомились - зачем? - и вот оно отправлено в городскую.

А следователь городской прокуратуры Денисов по истечении четырех месяцев сказал Таниным родителям: Торховского держать под стражей больше нельзя - нет мотивов. И отказался просить отсрочку в прокуратуре России.

Когда мера пресечения была Торховскому изменена и его освободили, Эмма Васильевна и Владимир Алексеевич Панкратовы начали писать письма во все возможные инстанции.

Целый год дело находилось в прокуратуре России.

Оттуда оно вышло с вердиктом, который нам уже знаком.

Странно все-таки: люди месяцами на коленях ползают, умоляют, чтобы вышестоящая прокуратура познакомилась с делом - и все без толку, будь там хоть три трупа, хоть убийство ребенка. А тут никто ни о чем не просил само уехало. И не куда-нибудь, а сразу на самый верх.

Повторюсь: я не знаю, кто убил Таню Панкратову.

Но мне очень хочется знать, отчего так причудлива судьба этого уголовного дела и чем оно смогло заинтересовать инстанции, которые только некстати можно обвинить в излишнем любопытстве.

Рискну произнести вслух предположение, которое ни в коем случае не претендует на то, чтобы считаться истиной в последней инстанции. Это всего лишь предположение - но в отсутствие каких-либо других обратимся к нему.

На допросе 2-3 января 1991 года, который проводил следователь Афанасьев в присутствии Лысенко и адвоката Кисинежского, Торховскому был задан вопрос: кому принадлежит голос на пленке автоответчика, задавший вопрос Михаилу: "Номер рейса, на котором вы летите с бабкой? Дядя Женя".

Торховской ответил:

- Это голос Велихова, моего дяди.

Евгений Павлович Велихов - академик, директор Института имени Курчатова, вице-президент Академии наук России, член ЦК КПСС в 1989-1990 годах, депутат Верховного Совета СССР в 84-89-м годах, народный депутат СССР с 1989 года и член Верховного Совета СССР с 1989 года. Он же председатель попечительского совета советско-американского центра "Дети творцы XXI века".

Можно ли считать категорически невозможным вмешательство известного и влиятельного родственника в уголовное дело, исход которого может оказаться непредсказуемым?

Надеюсь, никто не упрекнет меня в том, что я в угоду профессии, призываю всех пренебречь родственными связями в тот момент, когда хороши любые средства - речь идет о жизни и смерти.

Нет, напротив.

Но если допустить, что Евгений Павлович Велихов и в самом деле интересовался судьбой своего родственника, разве не логично будет предположить и то, что в соответствующих инстанциях отдали должное авторитету и чинам академика Велихова?

Тогда и путешествие дела по кабинетам, не всем доступным, становится не столько загадочным, сколько печально узнаваемым.

Полагаю, своими размышлениями я не оскорбила чести и достоинства Евгения Павловича Велихова. Мне кажется, они находятся на высоте, мне недоступной.

Но Таня Панкратова...

* * *

Дело об убийстве Т. Панкратовой направили для дополнительного расследования следователю Генеральной прокуратуры России Виктору Ивановичу Пантелею.

У В.И. Пантелея дело находилось 14 месяцев.

Четырнадцатого июля 1993 года Пантелей подписал постановление о прекращении уголовного дела об убийстве Тани Панкратовой "за недоказанностью участия в убийстве Михаила Торховского". Известный московский адвокат Андрей Муратов и родители Татьяны Панкратовой ознакомились с материалами дела.

Имелись ли основания для его прекращения?

Попробуем представить себе это уголовное дело глазами адвоката. Адвоката подозреваемого, на роль которого "претендовал", как мы знаем, пока только один человек - Михаил Торховской.

Очевидно, одним из главных, если не главным пунктом защиты могло бы стать время, которое было в распоряжении Торховского с того момента, когда он покинул театр "Композитор", откуда поехал к Панкратовой, и до того момента, когда он вернулся к себе домой 5 августа 1989 года.

Михаил окончил школу-студию МХАТ и получил диплом театрального художника. В качестве такового он, вероятно, и приехал в театр "Композитор" к Николаю Ивановичу Кузнецову. На следующий день после убийства Кузнецов на допросе в качестве свидетеля показал, что Торховской приехал в театр между 12 и 13 часами и ушел приблизительно полтора часа спустя (том 4, лист дела 187). На другой день Кузнецов уточнил время и сказал, что Торховской пришел вскоре после 12 часов (том 4, лист дела 188-189). На очной ставке 22 ноября 1989 года Кузнецов остановился на времени появления 12 часов 10 минут - 12 час. 30 мин., время ухода 13 часов 30 мин. - 13 часов 45 минут.

Торховской считает, что Кузнецов ошибается - он появился в театре примерно в 13 час. 10 мин. и ушел в 14 час. 30 мин. Около метро он купил 4 кг помидоров, 4 кг груш, 2 лимона и 2 букета роз. К Тане поехал на метро, маршрут следующий: станция метро "Бауманская" - станция "Курская" "Проспект Мира" - "Щербаковская", оттуда автобусом до улицы Павла Корчагина. Дорога занимает, согласно следственному эксперименту, 48 минут.

Квартира Торховского снята с охраны в 15 часов 50 минут. Стало быть, в распоряжении Михаила было всего-навсего 30 минут, включая время на дорогу домой от Таниного дома. При этом, согласно заключению судмедэкспертизы, Таня была убита между 14 и 15 часами. Не клеится.

Что же касается букетов по 1 руб. 65 коп. - к делу приобщены товарные отчеты магазина № 10 Мосцветторга, из которых следует, что такие букеты около метро в продаже были.

Никаких прямых свидетельств, говорящих о том, что Михаил Торховской совершил убийство Тани Панкратовой, не имеется. Под вопросом и косвенные, так как даже если бы нашелся нож, если бы на джинсах подозреваемого была кровь погибшей - в отсутствие времени, необходимого для совершения убийства, и нож, и кровь, так и остались бы ножом и кровью, не превратившись в доказательства.

Но доводы обвинения, на мой взгляд, находятся там же, где и доводы защиты, иначе говоря, они прикреплены все к той же часовой стрелке.

Позволим себе на некоторое время не считать время ухода из театра, указанное подозреваемым, за истину в последней инстанции, будем помнить, что он защищает свою жизнь, и вернемся к тому, что сказал свидетель Н.Кузнецов: Торховской ушел приблизительно в 13.30-13.45.