Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу (сборник) - Джорджетт Хейер

Эта идея, которую Фейт поначалу не рассматривала всерьез, вдруг приобрела иной смысл. Она посмотрела на пузырек, и сердце сильно заколотилось. Никто никогда не узнает. Мысль, прокравшись в ее мозг, прочно засела в нем. Доктор Лифтон сказал, что Пенхаллоу при подобной нагрузке долго не протянет. Поэтому он вряд ли удивится, если тот неожиданно умрет, поскольку не раз предупреждал о последствиях столь неразумного поведения больного. Все, несомненно, заметили, что в последние недели Адам сильно сдал, а при таких излишествах дальше будет только хуже. И хотя Клара и остальные утверждают, будто он переживет любого, несмотря на свой губительный образ жизни, им придется признать, что они ошибались.

Фейт придумала способ, который поможет ей приблизить кончину Пенхаллоу. Странно, что это не пришло ей в голову раньше. Адам не будет страдать и даже не узнает, что выпил лекарство, ведь когда он в подпитии, а это случается с ним практически ежедневно, то заглатывает виски залпом. А раз он ничего не почувствует, значит, и винить ей себя не за что. Фейт не раз слышала, как муж проклинал свое теперешнее существование, утверждая, что лучше умереть, чем жить развалиной. Она не принимала его высказывания за чистую монету, однако они могли сгодиться для оправдания ее поступка.

В общем, все сходилось на том, что иного выхода у нее нет.

Вечером, когда из комнаты Пенхаллоу уносили подносы с напитками, Рубен вынимал из шкафа и ставил рядом с кроватью графин с виски. Он старался наливать туда меньше, чтобы ограничить неуемные аппетиты хозяина. Утром графин всегда был пустым, и можно не опасаться, что кто-то выпьет подмешанное в виски снадобье. Пенхаллоу никогда не угощал других из своего личного запаса и начинал прикладываться к графину, лишь оставшись один.

Сегодня он решил выйти к столу. За ужином обязательно объестся и напьется, придет в возбуждение и окончательно измотает себя, как обычно бывает с ним на подобного рода пиршествах. И никто не удивится, если после возлияний утром его найдут мертвым!

Фейт знала, что Марта, воспользовавшись отсутствием хозяина, навела в его спальне порядок: подмела пол, вытерла пыль и убрала кровать. И теперь вряд ли кто-нибудь зайдет к Пенхаллоу до его возвращения. Ей остается только зайти туда, когда в этой части дома никого не будет. Перед ужином, когда семья соберется в Желтой гостиной, чтобы выпить хереса, а Рубен и Джимми будут накрывать стол в столовой, Фейт незаметно спустится по задней лестнице в небольшой холл, куда выходит спальня Пенхаллоу. Все, что ей нужно сделать, чтобы освободить себя и других, – подойти к угловому шкафу и, открыв его, вылить в графин содержимое маленького пузырька. Какое же это преступление? Проблемы, нависшие над семейством Пенхаллоу, решатся одним движением руки. Невыносимому гнету будет положен конец, и в Тревеллине воцарятся мир и благополучие.

Фейт глубоко вздохнула. Она успокоилась и обрела способность трезво мыслить. Даже голова перестала болеть, оставив ощущение легкой прострации, как после наркотика. Взглянув на каминные часы, Фейт начала переодеваться к ужину.

Она решила, что если встретит кого-нибудь по дороге в спальню Пенхаллоу или услышит, что там кто-то есть, это будет знаком, что следует отказаться от задуманного. Однако она была так уверена в своей миссии, что и мысли не допускала, что кто-нибудь ей помешает.

Когда она вышла из своей комнаты, никого поблизости не оказалось. Из холла доносились голоса близнецов, в ванной напевала Чармин. Широкий коридор в задней части дома с его окнами-амбразурами тоже пустовал. Двери в комнаты близнецов были открыты, перед спальней Конрада стояли ботинки, выставленные для чистки, у Барта по полу была разбросана одежда. Коридор вел в небольшой холл, такой же, как и на первом этаже. Здесь располагались спальни Юджина и Обри. Обри находился внизу, но из комнаты Юджина доносились приглушенные голоса. Фейт тихо спустилась вниз, пряча пузырек в носовом платке. Дверь в сад была открыта, и оттуда тянуло запахом лаванды; на коврике, положив голову на лапы, лежал любимый сеттер Барта. Подняв уши, он проводил Фейт взглядом, но даже не поднял головы – ко всем, кроме хозяина, пес не испытывал интереса. Двустворчатая дверь в спальню Пенхаллоу была открыта, как бы приглашая Фейт зайти. Из холла было видно, как в лучах заходящего солнца сверкает и переливается пестрое лоскутное одеяло. Фейт решительно вошла и приблизилась к угловому шкафу. Внутри на серебряном подносе стоял графин со стаканом и сифоном. Как она и ожидала, виски там было совсем немного. Вынув резную пробку, Фейт быстро вылила веронал в графин. За спиной раздался тихий шорох, заставивший ее вздрогнуть и обернуться. Но это был всего лишь кот Вельзевул. Проснувшись, он стал сладко потягиваться в кресле. Фейт закрыла графин и поставила в шкаф. Кот сел и стал вылизывать шерсть. Когда она проходила мимо, он застыл, подняв лапу, и пристально оглядел незваную гостью. Фейт терпеть не могла кошек, тем более что кот этот смотрел так, словно знал, зачем она приходила. Она вышла из комнаты и стала подниматься по лестнице под равнодушным взглядом лежащего сеттера.

Юджин и Вивьен разговаривали у себя в комнате, а Чармин насвистывала арию из «Богемы». Вернувшись в спальню, Фейт поставила пустой пузырек из-под веронала на полку рядом с другими флакончиками и баночками. Она ощущала странное спокойствие, будто не совершила ничего предосудительного. Опасаясь, что после общения с родственниками головная боль к ней вернется, Фейт на всякий случай проглотила пару таблеток аспирина и спустилась в Желтую гостиную.

Там никто не обратил внимания на ее приход, и она тихо села у открытого окна. Барт, стоявший у столика с напитками, приглашающим жестом поднял графин с хересом:

– Фейт?

Но она покачала головой. Все пили из разномастной посуды, поскольку стаканы для хереса имели обыкновение часто биться и их нечем было заменить. Пенхаллоу и Кларе достались стаканы из старого набора, Конрад довольствовался тонким бокалом из цветного чешского стекла, а Барт пил из маленького клубного бокальчика. Фейт подумала, что когда они с Клэем поселятся в Лондоне, посуда у них будет подобрана безукоризненно.

Визит Финиса привел Пенхаллоу в благодушное настроение. Даже появление Обри в красно-коричневом бархатном пиджаке вызвало у него лишь саркастический смешок. Он заявил, что уже давно не чувствовал себя таким бодрым. Заметив, что Барт смотрит на него исподлобья, добавил, что умрет на собственных ногах или по крайней мере в кресле. Наступило время ужинать, и Адам приказал подкатить свое кресло к торцу стола, где обычно сидел Рэймонд, добродушно заявив ему, что отца пока еще рано списывать со счетов. Тот молча сел между Чармин и Юджином. Братья решили, что застывшее выражение его лица объясняется досадой на отца, сместившего сына с главного места за столом, и радовались, что с него немного сбили спесь. Но Рэймонда занимало другое – он вспоминал неприятный разговор, произошедший после чая в Желтой гостиной.

Не слишком надеясь на лучшее, он все-таки пошел поговорить с Финисом. Тот встретил его откровенно ненавидящим взглядом. Испугавшись, что грехи ее молодости выплыли наружу, Делия бросилась искать защиты у брата, признавшись в том, о чем Финис догадывался уже сорок лет, но предпочитал молчать. Теперь он был в ярости из-за того, что Пенхаллоу грубо разорвал завесу, прикрывавшую семейную тайну, внеся смятение в его размеренную жизнь. Рэймонда он винил не меньше отца.

– Привет, Рэймонд! – воскликнул Пенхаллоу. – Вот видишь, твой дядя сорок лет, как страус, прятал голову в песок, а ты заставил его понервничать! Зачем тебя, дурака, понесло к Делии?

– Чтобы выяснить правду.

Адам усмехнулся.

– Какой у меня непочтительный сын! Не верит собственному отцу! Я же тебе говорил, что Делия глупа и не умеет держать язык за зубами. Мог бы и догадаться, что она немедленно помчится к братцу и выложит ему то, о чем он предпочел бы не знать.

Он переключился на своего гостя, смерив его оценивающим взглядом.

– Ты ведь с самого начала это знал, Фин? Ах ты, старая лиса! Просто у тебя духу не хватило разобраться со мной! В вашей семейке был только один настоящий человек – моя Рейчел!

Финис облизнул губы. В его глазах мелькала неприязнь, которую он столько лет скрывал, однако страх перед скандалом был сильнее, и он постарался сдержаться. Тщательно подбирая слова, Финис осторожно произнес:

– Думаю, сейчас нам не следует выдвигать взаимные обвинения, мой дорогой Пенхаллоу. Я пришел, чтобы узнать, зачем тебе понадобилось делать подобное признание… несчастной жертве твоего необдуманного поведения, о котором я бы предпочел не распространяться?

– Это он о тебе, Рэймонд, – пояснил Адам.

– Он ждет ответа, – сказал сын. – И я тоже.

Пенхаллоу задрожал в приступе беззвучного смеха.