Доказательство любви - Кортни Милан

Он просмотрел еще несколько страниц, покрытых сделанными убористым почерком записями о ее мелких проступках. Некоторые из них даже не были таковыми.

«12 мая 1820. Дж. К. заболела лихорадкой и заразила еще двух девочек. Скорее всего, намеренно».

Гарет страдал в свое время от черствости и резких замечаний своего деда. Однако за его холодностью всегда стояли высокие ожидания. Он даже не сомневался, что однажды Гарет будет способен, и на деле докажет это, выполнять свои обязанности с честью и достоинством, присущими многим славным поколениям рода Блейкли. Деньги и титул открывали перед ним бездну возможностей и даровали многочисленные привилегии.

Дженни же выросла в этом холодном месте. Вместо матери у нее была эта страшная женщина, распространявшая о ней лживые слухи, лишившая ее подруг, у которых она могла получить утешение. До какой же степени отчаяния ей надо было дойти, чтобы сбежать отсюда в восемнадцать?

И какую боль, какое опустошительное унижение она испытала, когда обнаружила, что первый ее возлюбленный, подобно всему окружавшему ее бездушному миру, также ни во что ее не ставил и бросил, словно ненужную больше вещь. Неудивительно, что она обратилась к об ману.

– Лорд Блейкли? – Миссис Девенпорт вмешалась в его раздумья. – Ей будет предъявлено обвинение?

– Тихо! – рявкнул он. – Я думаю. – Гарет поднялся и подошел к камину.

Однако, несмотря на пережитые потрясения, на ледяной холод ее воспитания, она осталась такой же Дженни. Дженни, видящей лишь хорошее во всех, кто ее окружает. Дженни, которая разглядела мудрую преданность Неда, тихую силу Лауры. Да она даже увидела нечто хорошее в Гарете, ради всего святого.

У нее не было никаких разумных причин надеяться, но она надеялась. И если она не хотела сделать этот последний шаг – если она не желала нуждаться в нем, любить его, когда он, ни капли не сомневаясь, собирался задвинуть ее в покрытый паутиной дальний угол своей жизни, то в чем ему ее винить? Никто и никогда не ценил ее по заслугам. И менее всего Гарет.

Гарет был ученым. Если доказательства выстраивались в стройную цепочку, то истина становилась настолько очевидной, что не нужны были никакие дальнейшие рассуждения и умозаключения. И теперь, стоя в этой лишенной жизни комнате, рядом с нависшей над ним и мешающей думать старой каргой с жаждой крови в горящем добродетелью взгляде, Гарет осознал правду.

Дженни не была ему равной. Она была лучше его.

А он – самый большой осел во всем мире. Осел и идиот. Потому что Дженни видела лучшее и в себе тоже, а он не признавал, отказывался замечать это, он опорочил ее, не желая согласиться с тем фактом, что кто-то может быть лучше него. Уж никак не женщина, в которой он так нуждался.

Он потерял все. Все, что было ему дорого и близко, словно смыло приливной волной в море. Он опирался на свое превосходство как на оправдание каждого бесконечно одинокого года своей взрослой жизни. Но что, если он вовсе и не обладал им, не превосходил во всем окружающих его людей? Мысль об этом однажды испугала его. Но теперь… Если другие люди лучше него, то он оказывался не так связан титулом лорда Блейкли, как ему казалось. Он был свободен. Он мог обладать всем, чем хотел, и оставаться в стороне. Дутое величие лорда Блейкли лопнуло, утеряв свое былое значение, став лишь удобным орудием и титулом, а не непреодолимым барьером на пути к личному счастью.

И если все это правда, он должен начать свою новую жизнь с одного человека. Дженни. Его Дженни.

Затекшие члены Гарета обожгло, будто кровь внезапно возобновила циркуляцию по сосудам. Он прекратил бесцельно шагать по комнате и сфокусировал свой взгляд на миссис Девенпорт.

Она жадно потирала руки.

– Ее повесят? Вы уже решили, что делать?

– Да, я знаю, что мне делать. – Гарет взял пачку записей в руку. – Я собираюсь удостовериться, что вы больше никогда не заговорите о ней снова.

Он подошел к камину и бросил туда связку бумаг, прежде чем старая ведьма успела воспротивиться этому. Сухая бумага мгновенно вспыхнула. Слабый крик миссис Девенпорт заставил Гарета удовлетворенно улыбнуться.

Дженни были не нужны его деньги. Но если и было что-то на свете, в чем Гарет преуспел, так это в умении завоевывать уважение и почтение окружающих. Он мог обеспечить Дженни этой защитой. Будь он проклят, если кто-нибудь еще бросит на нее косой взгляд, осмелится оклеветать ее снова.

– Послушайте меня. – Он понизил голос. – Что бы вы ни думали о Дженни Кибл, держите это при себе. Если я узнаю, что вы скажете хоть одно слово об этой женщине, я вас уничтожу. Я закрою эту школу и разорю банк, в котором хранится ваш пенсион. Я добьюсь решения суда о высылке вас в Австралию на шхуне с арестантами. На мужской шхуне с арестантами. Даже не сомневайтесь, что я смогу это.

Она отшатнулась от него.

– Я думала, вы собираетесь воздать этой Дженни Кибл по заслугам!

Гарет задумался.

– Если удастся, то да.

Но для этого ему надо было вернуться в Лондон. Немедленно.

У Гарета ушло еще сорок шесть ужасных часов на путешествие из Бристоля в Лондон. Несмотря на то что он весь насквозь пропитался пылью, Гарет не остановился дома, чтобы переодеться. Вместо этого он приказал кучеру направляться прямо к дому Дженни. Словно тысяча крыльев распустилась у него за спиной, когда он выпрыгнул из кареты. Он заколотил по двери кулаками.

Нет ответа.

– Дженни, – позвал он. – Дженни, ты здесь? Дженни!

Ответа опять не последовало.

Возможно, она отправилась за покупками. Он внимательнее оглядел дверь – проклятье! Она бы не стала снимать колотушку с двери, направляясь купить перчатки. Словно для того, чтобы подчеркнуть этот факт, дверь над его головой распахнулась.

– Вам нужна мадам Эсмеральда?

Гарет развернулся и задрал шею. У приоткрытой соседней двери стояла женщина.

– Где она?

– Она уехала. Собрала все вещи и уехала. Квартира пуста – уж я-то знаю, я так хотела подобрать что-нибудь, что от нее осталось. Совсем-совсем пустая.

– И куда же она уехала?

Женщина пожала плечами:

– Она же цыганка, так? Кто знает, куда она могла направиться?

Словно холодная рука сжала сердце Гарета в кулак.

– Но она же оставила для меня записку, да?

Женщина рассеянно пожала плечами:

– Я не могу сказать, что она сделала. Но если вы хотите узнать свою судьбу, думаю, я могу попытаться. Она однажды говорила мне, как это делается.

Его настиг еще один удар, еще одно озарение. Он понял, что Дженни была слишком хороша для него. Он не думал, что она сама об этом догадается. Он как дурак надеялся на то, что она будет сидеть здесь, ожидая его возвращения. Но почему она должна оставаться дома? Дженни не хандрит. Она действует.