Доказательство любви - Кортни Милан

– Гарет, – произнесла она тихо. – Моя мебель будет выглядеть здесь дико.

– Чушь. Можно подумать, я позволю тебе сохранить этот старый, расшатанный стол. Давай, ты еще не видела второй этаж. Из окон спальни открывается вид на маленький садик.

Дженни встала как вкопанная и отдернула руку, едва он попытался сдвинуть ее с места.

– Что это?

– Это дом. Новый дом. Я понимаю, он выглядит пока не очень, но представь его обставленным мебелью. С картинами на стенах. Огонь в камине и все такое.

Дженни округлила глаза.

– Я понимаю, что такое дом, Гарет. И у меня прекрасное воображение. Мне лишь не ясно, зачем ты мне его показываешь.

– Мой адвокат заканчивает оформление сделки. Я дарю его тебе.

Его слова повисли в воздухе.

– Что?

– Я. Дарю. Его. Тебе. Боже мой, не стой с открытым ртом. Если хочешь поблагодарить меня, есть несколько способов это сделать.

Многообещающие слова, но он произнес их так сухо.

У нее сжалось сердце. Она сказала ему не присылать мебели или украшений, тогда он решил подарить ей дом? Понял ли он хоть слово из того, что она ему сказала?

– Так что? – Он дотронулся до ее руки. – Давай же.

– Это прекрасный дом. Очень красивый дом. Просто он немного… – Чопорный. Большой. Формальный. Ни одно из этих определений не способно было передать охвативший ее ужас. – Немного не соответствует моим средствам, – наконец подобрала она нужное слово.

– Не будь бестолковой, Дженни. Это совершенно законная и справедливая сделка. У меня есть деньги. У тебя – нет. У тебя есть ты, а у меня через несколько дней не будет. Что ж, все продается и покупается. Так я сохраню тебя.

– Я не хочу, чтобы меня хранили.

Его брови изумленно сошлись на переносице.

– Я не хочу чувствовать себя обязанной тебе. И уж точно не хочу, чтобы ты платил мне за то, что я предпочитаю делать бесплатно.

Гарет переложил перчатку в другую руку и принялся ритмично похлопывать ею по своему бедру.

– Объясни.

– Я имею в виду то, что ты мне предлагаешь – я чувствую это точно – гроб для меня.

Перчатка ударила еще раз, а потом успокоилась, яростно скомканная его рукой.

– Ты больше чем кто-либо еще знаешь, что я никогда не мог подобрать правильные слова. То, что я имел в виду… Я просто не могу позволить тебе покинуть меня. Ты мне нужна.

Она хотела бы взять его руку и разгладить эти конвульсивно сжавшиеся мышцы. Она хотела бы поцеловать его лоб и увидеть как исчезают избороздившие его морщинки.

Но.

Всегда существовало но. И оно острой иглой вонзилось в грудь Дженни.

– А что, – произнесла она медленно, – что мне делать с остальными двадцатью двумя часами суток?

– Прости?

– Я полагаю, ты отведешь Дженни Кибл не более того, что получает Гарет. Гарет имеет два часа на научную работу по утрам. Я получу то же самое ночью?

– Дженни. Ты же знаешь, я не могу дать тебе большего. У меня есть обязанности, и я не могу их оставить…

Дженни закрыла глаза. Где-то глубоко внутри ее та спокойная уверенность, которую она обрела в эту судьбоносную ночь в игорном аду, застыла в ожидании. И как бы ни рвалось ее сердце остаться с ним, разум не уступил.

– Я хочу, – произнесла она, – быть честной. Я не хочу, чтобы меня покупали.

Она сделала шаг назад. Эта мраморная гробница была лишь иной формой заброшенности – той, в которой она пребывала бы вечно. Это сводило ее стремления к семейной жизни и независимости к грубым цифрам. Количество фунтов, истраченное на дом в городе. Количество минут, проведенных с ней Гаретом. Она станет не более чем еще одна колонка в его счетных книгах.

Книгу можно было захлопнуть и выбросить из головы ненужные столбики цифр.

Его губы приоткрылись, он потянулся к ней.

Дженни закрыла глаза, чтобы сдержать готовые хлынуть слезы.

– Я не хочу, чтобы ты покупал меня. Я хочу, чтобы ты жил со мной. Я не желаю стать еще одной твоей обязанностью. Я хочу быть твоей…

Твоей семьей.

Она не смогла произнести это слово. Однако он внезапно понял его смысл.

– Я не могу, – прошептал он.

Сквозь полузакрытые влажные ресницы она наблюдала, как он отвернулся и прислонился к дверному косяку.

– Ты хочешь, чтобы я называла тебя Гаретом, – сказала Дженни, – но лорд Блейкли будет всегда между нами. Его ответственность. Его имение. И теперь ты пытаешься сделать меня его содержанкой. Неужели ты и вправду думаешь – после всего того, что узнал обо мне, – что можешь купить меня?

– Это все, что я могу тебе дать.

Дженни открыла глаза. Он стоял отвернувшись от нее, мышцы его спины туго натянуты.

– Нет. – Звук ее голоса казался ей самой слабым и каким-то металлическим. Таким, будто она слышала его с большого расстояния от себя. – Это все, что ты желаешь мне дать. Ты прячешься за деньгами и ответственностью.

Он резко обернулся, его глаза были гневно прищурены.

– Я не прячусь.

– Нет, прячешься. И ты хочешь спрятать и меня тоже. Меня это не устраивает. Ты не можешь купить меня цифрами или убедить логикой.

Он задыхался от ярости, его ноздри раздулись.

– Проси что угодно. И не говори мне о том, что я прячусь или прячу. Не ты ли сжалась и отвернулась, когда я заговорил об обожании и желании. Ты не хочешь позволить себе зависеть от меня даже в такой малости.

– Нет. Если ты хочешь меня, – отчаянно заявила Дженни, – продай себя.

– Проклятье, Дженни! – резко воскликнул он. – Это нечестная торговля.

Мир Дженни превратился в блестящий кристалл, с холодными, резкими гранями. Хрупкий, плавно раскачивающийся на краю гигантского обрыва. Гарет нуждался в ней. Гарет не мог оставить своих обязанностей. Однако обязанности – это благое слово – заключало в себе пагубный смысл.

«Найми управляющего поместьями», – предложила ему как-то она. Он ответил: «Кому я могу доверить это? Я был рожден с этой целью». Всю жизнь его учили, что он лучше, чем кто-либо еще. Это бездумное признание своего превосходства никогда не позволит ему отступиться ни от своих обязанностей, ни от своего самодовольства.

– Нечестная торговля. – Слова обожгли ей губы, когда она повторила их.

Он был зол. Он чувствовал, будто его предали. И ему никогда не удавалось подобрать нужные слова в подобной ситуации. Однако лишь частично они были продиктованы неловкостью и гневом. На этот раз он имел в виду именно то, что сказал.

А почему бы нет? Его учили этому всю жизнь.

– На самом деле, Дженни. – Он манерно растягивал слова. Даже намек на чувство испарился из его речи – верный признак того, знала Дженни, что он слишком задет за живое, чтобы притворяться. – Будь разумной. Кому придет в голову, что ты мне ровня?