Цветы Белого ветра - Мария Митропольская

Вне всяких сомнений, у жителей Зазорного имелся еще один выход из непростой ситуации, и заключался он в том, чтобы обратиться за помощью к магу, после вмешательства которого все встало бы на свои места. Может век назад услуга мага и не являлась чем-то из ряда вон выходящим, но теперь все обстояло иначе. Что касается Караггана, то ему были безразличны проблемы каких-то мелких людишек, а Лагем обладал сомнительной силой, да и не полез бы он в кишащее навиями село. Оставался Белозор, который обязательно заломил бы высокую цену за свои услуги. В общем, селянам несказанно повезло в том, что их проблемой занялась юная чародейка, пока еще малосведущая в вопросах наемной работы. Яська вспомнила подходящее для подобного случая боевое заклинание, которое вплеталось в ком земли и помогало упокоить навий. Навсегда.

В один миг юная чародейка очутилась во дворе. Она плохо помнила то как, ломая ногти, хватала холодные комья земли и как произносила над ними заклинание. Все происходящее вокруг она воспринимала как дурной сон.

Ночь озарилась белыми вспышками. Изрядно помятый Таль упал на пол, первый заряд угодил точно в цель и черные тени, которых к тому времени стало значительно больше, бросились врассыпную. Заклинания сыпались чересчур часто, поэтому наемники, похватав свои вещи и мечи выскочили наружу, с радостью глядя на то, как под воздействием заклинания, навии растворяются в воздухе, словно комья грязи, брошенные в чистый поток воды.

— Вроде все, — не без гордости подвела итог дочка знахаря, когда исчезла последняя черная фигура.

— Знатная из тебя чародейка удалась! — в голосе Растрепая прозвучало восхищение.

Другой наемник в знак согласия похлопал Яську по плечу и, не теряя времени, дрожащей рукой принялся втирать в саднящее горло маслянистую обезболивающую мазь, которую он самым наглым образом выпросил у "господина Веста" во время пребывания в Синельске.

— Что за люди! — надсадно прохрипел Таль, имея в виду жителей села. — Наверняка знали, а нам ни полслова!

— Ну конечно! — осенило Ястребинку. — Мне местные жители намекали.

— Очень благородно!.. — попытался повысить голос озлобленный Талька, но тут же закашлялся.

— Если это были навии, то какие-то ненормальные! — Растрепай тоже кое-что слышал о навиях от своей бабки и поэтому представлял их несколько иначе.

— А я и не удивляюсь! Помните, нам говорили, что здесь была война, в которой наверняка участвовали маги и некроманты.

— Бр-р-р! — поежился сын мельника.

Внезапно сзади раздался треск и грохот. Все трое, как по команде, обернулись и увидели обвалившуюся стену сарая, за которой сразу же последовала добрая половина крыши. Конечно, Белозор несколько раз напоминал своей ученице, что подобное заклинание в равной степени действует как на духов, так и на материальные предметы, превращая, например, дерево в ветхую гнилушку. Яська только сейчас вспомнила об этом и поспешила успокоить друзей. И ночную тишину наполнил веселый хохот Растрепая.

— Некрасиво получилось, — с сомнением в голосе сказала Ястребинка.

— Что? — возмутился полярский сын, еле сдерживая кашель. — А ты видела, с какой довольной харей он уводил в свою конюшню лошадей? Думает, счастье ему привалило! И оплату сразу стребовал! Хорошо, что я не согласился и отдал половину. Вот увидите, завтра всем селом поганым будут наши останки делить!

Растрепай перестал смеяться и деловито предложил:

— А давайте мельника проучим! Да так, чтоб раз и навсегда охоту до наживы отбить!

Возражений не последовало…

Изнутри жилище мельника производило такое же неряшливое впечатление, как и снаружи. Убранство дома было скудным, если не принимать во внимание стройного ряда, состоящего из мешков с ржаной мукой — не всякий мог похвастаться подобным продовольственным достатком. Глава семейства, то есть мельник, опочивал на самом, по его мнению, выгодном месте — на лавке возле печи. Набитая соломой тряпица, служила ему подушкой и услаждала его безмятежный сон. Большое семейство мельника располагалось в той же комнате: кто-то спал на полу, кто-то на печи. Впрочем, они совершенно не интересовали мстителей.

Изначально, трое друзей были серьезны и полны праведного гнева, теперь же, подойдя вплотную к главе семейства, они еле сдерживали смех. Слишком уж нелепо выглядел спящий мельник. У изголовья лавки, на которой опочивала "жертва" располагался огромный стол, накрытый длинной скатертью со странной вышивкой. Та, которая вышивала скатерть, по-видимому, обладала больным воображением. Иначе, кто еще додумался бы выткать на полотне лица с овальной лысиной и выпученными глазами, вместо традиционных птиц, волн, цветов, солнца или, на худой конец косяка рыб? Яська оторвала недоуменный взгляд от скатерти и зажгла огонек-обманку, чтобы мельник смог получше разглядеть "своих гостей", а Таль приступил к плану отмщения.

— Проснись, душегуб! — прохрипел он заунывным голосом

Глава дома вздрогнул и открыл глаза.

— Как п-прошли? — нервно взвизгнул мельник, хватаясь за висящий на шее оберег. — Я с-сам двери запирал.

— Теперь нам любая дверь, любая стена не преграда, — как можно печальнее изрекла Ястребинка и дотронулась до плеча мельника: прозрачная рука прошла насквозь.

Мужик затрясся, выпучил глаза и еще сильнее сжал оберег.

— Мы, дяденька, к тебе каждую ночь приходить будем, — Растрепай был очень доволен тем, что его боятся. — Будем рассказывать, каково в сырой землице лежать, рядом с навиями.

Едва ощутимое прикосновение дочки знахаря и обещание того, что он будет каждую ночь лицезреть души заезжих гостей для мельника было слишком и он, заорав дурным голосом, побежал за ухватом.

Переполошенное криком семейство, выскочило из теплых постелей и принялось засыпать вопросами своего кормильца, который, почему-то не спешил объясняться. В итоге, старший сын зажег витень, дабы самолично узнать истинную причину переполоха "раз тятя отмалчивается". В наполнившейся светом комнате воцарилось молчание, большое семейство мельника, с одинаково испуганными выражениями лиц, жмурилось от яркого света и сдерживало зевоту. Долго или коротко длилась эта немая сцена, ни мельник, застывший в воинственной позе с ухватом наготове, ни притихшее семейство сказать не могли — никто минут не считал. Положение спасла младшая внучка, которая разразилась громким плачем, сетуя на свои мокрые пеленки.

— Ты, батя — пень! — протянул старший и, запустив пятерню в огромную дыру на рубахе, поскреб правый бок.

Батя молча погрозил сынку ухватом, а сынок, шаркая пятками по полу, пошел проверять запас рябиновой бродилки — не прикладывался ли родитель? Удостоверившись в том, что на бочонок никто не покушался, он не стал обременять себя другими думами и, по примеру остальных, отправился досматривать сны. А мельник так и лежал без сна до самого утра — испуганный, всклокоченный, с ухватом в обнимку. И не ведал он еще о своих убытках: об испорченном сарае и неизвестно куда испарившейся двери в конюшню, из которой исчезли "его новые лошадки".