Восьмой зверь - Владимир Ильин

— Мой Повелитель, но это другая девушка! — Церемониймейстер был в панике.

— Да? — Повелитель равнодушно подхватил еще один медальон и надел на Джейн.

Зал взорвался негодованием! Шумели рассерженные голоса! Кричали те, кто должен был сегодня получить свой медальон! А Повелитель словно не слышал их окриков — его они не интересовали. Он подошел к трону и с силой, уж точно не свойственной такому грузному телу, развернул невесту спиной к себе, нагнул, закидывая подол на спину, другой рукой приспуская на себе штаны. Резкое движение — и женский крик перекрыл громкие пересуды. Мгновенно в зале установилась гробовая тишина — и только ритмичные стоны, перекрывающие девичье лепетанье, разносились по огромному залу.

— Уходим, — прошептал я на ушко шокированной таким зрелищем Джейн и повел девушек из зала, пока толпа не опомнилась.

Я бежал по полупустым коридорам, удерживая супруг за руки, — они вели себя, словно лишились воли, и явно не понимали, что с ними и где они. А ведь планы дворца заучивали вместе. Еще один поворот — и я с силой выломал шпингалет на ставне окна. Холодный влажный воздух привел девушек в чувство.

— Быстрее! — прошипел я, помогая Тине взобраться на подоконник, а оттуда — спрыгнуть вниз. Затем сделал то же самое для Джейн. — Спрячьте медальон!

Серебряные пластинки торопливо заправили под платье.

Мы не пошли через парадный вход — уж лучше бежать к каретам через дождь, чем напороться на сталь у самого порога. Я рассуждал вполне логично: вряд ли кто захочет мокнуть под дождем неведомо сколько времени, так что ждать нас будут именно на выходе, дав шанс добраться на машины. Мы неслись сквозь дождь, обожая его всем сердцем: пелена воды укрыла нас, спрятала от чужого взгляда.

— Как все прошло? — с тревогой спросил наш охранник, придерживая дверцу, пока девушки забирались внутрь.

— Все хорошо. Едем?

— Разумеется.

Машина медленно набрала ход, с каждой секундой разрывая расстояние между нами и возможными преследователями.

Мы решили не искать в разошедшемся дожде машины охраны: за ливнем и дороги-то было толком не видно. Водитель ругал непогоду, а я искренне любил этот ливень — пусть из-за него погоню не отрежет оплаченная толпа, изображая фестиваль, — в самом деле, в такую погоду. Не суть важно — дождь с этим справится даже лучше.

Джейн с облегчением вздохнула, осознав, что все позади, я же не торопился радоваться.

Я сжал руку Тины, подавая сигнал. Девушка понятливо прикрыла глаза и через десяток секунд согнулась в приступе тошноты, прикрыв рот ладошкой.

— Остановись на секунду, — приказал я водителю.

— Не велено, — даже не подумал подчиниться сопровождающий.

— Ее вывернет сейчас, прямо в салоне. Тут даже места нет! — изобразил я начинающуюся истерику. — Я на ходу эту дверь не открою.

— Ладно, — досадливо поморщился водитель и притормозил возле глухой — без единого светлого окна — коробки здания.

Я обрушил удар на затылок водителя — аккуратно, чтобы не навредить здоровью. Нам совсем не нужны случайности, в том числе с предательством тех, кому доверяешь.

Мы вновь бежали — через засыпающий город, уверенно ориентируясь в улицах и кварталах, — пока не остановились возле заросшей ограды сада. Аккуратное движение отодвинуло разросшийся зеленый забор, открывая лаз внутрь. В этом особняке редко бывали хозяева, а местного сторожа я знал достаточно хорошо, чтобы не опасаться. Цена его лояльности вполне известна — перед тем как пролезть внутрь, я подхватил две бутылки отличнейшего вина, спрятанного в кустах неделей раньше. Зато тут нас точно не станут искать.

Мы направились внутрь сада, по тропинке дошли до спящего особняка с одиноким огоньком сторожки. Оставив презент для сторожа, я указал на лестницу, ведущую к мансарде, и первый ступил на деревянные ступени. Те немного скрипели, из-за чего девушки замирали с каждым шагом, стараясь не шуметь. Пока они медлили, я аккуратно снял щеколду, подцепив ее сквозь щель двери.

Осторожно заглянув за дверь, я внимательно осмотрел убранство спальни — мало ли. Как и ожидалось — никого. И тут невероятное напряжение все-таки взяло свое — на последних остатках сил сбросил на пол мокрую одежду и буквально упал на шелк постели, зарываясь под одеяло.

Через какое-то время ко мне присоединились невесты, по правую и левую сторону от меня. Повернув голову, с улыбкой отметил серебристую цепочку на шее. Это не сон. У нас все получилось.

Старый обходчик поплотнее закутался в дождевик, приоткрыл заслонку фонаря и осторожно ступил на раскисшую землю высоким резиновым сапогом.

— Ненастье ненастьем, а порядок — превыше всего! Правила для того и писаны, чтобы соблюдать, — довольно громко ворчал он себе под нос.

Авось кто испугается голоса да убежит. Хоть и не было ни единого разбойника на его памяти, однако с возрастом, да еще ночью, даже тени от фонаря обращались жуткими монстрами и притаившимися убийцами. Собственный голос придавал уверенности, развеивая надуманные страхи.

— В такую холодину ни один приличный разбойник и носа на улицу не сунет, — продолжал он бурчать, удерживая фонарь чуть впереди.

Хорошо бы и ему остаться в сторожке, да не морозить кости, однако же потерять теплое место сторож опасался как бы не сильнее встречи с вором. Вышвырнут за небрежение — и куда идти отставному вояке? Хозяева появлялись в доме редко, едва ли неделю в сезон, но вдруг кто из соседей пожалуется, не заметив привычного движения желтого огонька по соседскому саду? Нет уж, не растает.

Старик резко замер и прислушался к шуму дождя — не послышалось ли? Сердечко екнуло: не показалось, в доме кто-то есть! Фонарь сменил руку, освободив правую для массивной деревянной дубины, опоясанной свинцовыми кольцами, — самое то, чтобы угостить вражину по хребтине! Чуть прикрыв заслонку, чтобы свет падал лишь на землю, сторож принялся осторожно подбираться к громаде особняка. Зрение постепенно привыкало к темноте, давая заметить приоткрытое окошко второго этажа, откуда и шли звуки голосов — мужского и женского.

— Хозяйская спальня, — одними губами прошептал он, хмурясь. — Та-ак!

Взгляд привычно скользнул вниз, под лестницу, и зацепился за столь знакомые и милые очертания бутылок, довольно легко различимые на фоне плетеного кресла, задвинутого под навес из ступеней.

— Вот гаденыш! — вымолвил сторож чуть громче, явно успокаиваясь. — Ни совести, ни почтения к старику! Хоть бы предупредил, — уже привычным тоном проворчат он, помещая дубину обратно на пояс.

По большому счету давнишняя договоренность его не тяготила — парень изредка водил девушек, оставляя после себя порядок, да еще гостинец — ему, монетку — служанке. И не абы кого водил, а только тех, для кого стоило долго кружить по городу, вконец запутывая красавицу, и уже после провести через сад в «свой» особняк, изображая аристократа. И ведь сходило ему все с рук — ни одна еще не явилась к крыльцу, требуя подать ей обольстителя. Давненько его не было видно — уж год прошел. Оттого и напугался.