Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах - Юз Алешковский

в карман за платком и… наткнулся рукой на клубничину. Я хотел бросить её в окно, но промахнулся и попал в стену. Клубничина прилипла к обоям. На них расплылось ярко-красное пятно, и я чуть не взвыл от бешенства: «Что за день?! Лисица!.. Клубника!.. Теперь ещё это пятно! Как ягода попала в карман?..»

Я линейкой соскрёб клубничину с обоев и только успел выбросить её, как пришла мама. Я попытался улыбнуться.

Мама смерила меня с головы до ног страшным взглядом, тут же стала рыться в ящиках письменного стола и что-то искать под диваном и ванной. Ничего не найдя, она сказала:

— О карандашных очистках поговорим потом. Где лиса?.. Говори по-хорошему. Лучше признайся. Мама всё сделает, чтобы тебя простили.

«Ах так?» Я закусил губу, решив от обиды вообще не говорить ни слова.

— Ты отвлекал Ксюшу? Ты действовал под его диктовку?

Я молчал.

— Весь в отца! Отвечай! Я приму крайние меры.

Я молчал. Тогда мама схватила ремень, на котором отец правил бритву, и бросилась ко мне. Я бегал вокруг стола, а она за мной, пока не заметила клубничное пятно на обоях.

— Это ещё что? — Она потрогала пятно. — Клубника? Ты ел её? Ты мыл её?

— Не мыл, но и не ел… — наконец сказал я правду.

— За что? За что такое наказание? Почему ты не девочка?.. — прошептала мама. Руки у неё опустились.

Она достала из аптечки какие-то таблетки и заставила меня выпить их, хотя я клялся, что не съел даже полклубничины.

— Ко всем делам не хватало мне ещё твоей дезинтерии… И если бы не переэкзаменовка, я бы и не вздумала лечить такого человека. Ведь везде висят плакаты: «Не позволяйте детям есть немытые фрукты!» А пятно я заставлю смыть! — сказала мама.

Я подошёл к пятну и стал его стирать. Оно расплылось ещё больше. Мама этого не видела. Заметив на столе диктант, она начала его проверять.

— Удивительно… Вернее, подозрительно мало ошибок… Кто тебе диктовал?

— Так… один мужчина…

— Из нашего двора?

— Нет… незнакомый мужчина… — Сказать правду я побоялся. Вдруг мама запретила бы мне писать под диктовку диктора!

— Послушай! — Мама присела от удивления. — Может, ты действительно ненормален? Ты пускаешь с улицы в дом незнакомых людей, и они диктуют тебе всё, что им взбредёт в голову. Не он ли украл чернобурку?

Я снова упрямо замолчал.

Тут пришёл с работы отец.

— Ты слышал? — осторожно спросила мама.

— Я сегодня не успел пообедать. Был в завкоме. Так что не мешало бы…

Отец пошёл умываться, а мама взялась за своё, но уже на кухне, готовя обед:

— Нет дыма без огня! Чует моё сердце!..

— А редиску лучше натереть, и с постным маслом… — откликнулся отец из ванной.

— Если бы ты знал, как мне хочется верить, что Серёжа здесь ни при чём…

— Кажется, ты обещала окрошку? Ох, хорошо!.. Уф!.. — отфыркивался отец.

И я, как никогда, был благодарен ему за то, что он ни капельки не подозревает меня в этой чернобурке.

— А если при чём, тогда выпори его ты, отец. Выпори, как пороли в старину, — попросила мама.

— Попробуй сама. Ты ведь когда-то диски метала. Силы хватит, — посоветовал отец. — И отстань от Пашки!

— Я уже хотела, но он бегает вокруг стола и молчит…

— Вот мы наконец и пообедаем! — сказал отец, выйдя из ванной и потирая от удовольствия руки.

Мама принесла окрошку. Мы уселись за стол, но, перед тем как начать есть, отец спросил у меня:

— Честное слово?

Я только честно взглянул ему в глаза.

— Ни честному, ни одному его слову не верю! — всё же заявила мама. — Видишь, он молчит!

— Всё! Я хочу есть! — повысил голос мой отец. — Имеет право глава семьи пообедать в дружественной обстановке после работы?

— Я же не могу спокойно реагировать, когда его подозревают, — не унималась мама. — У тебя аппетит, а тут кусок не лезет в горло…

— Мамуля! Ну хватит тебе! Ну почему не лезет? — пожалел я её. — Неужели ты хоть на каплю не веришь, что я на это неспособен?

— Вот это окрошка!.. Ух ты, моя бывшая круглая отличница, а ныне бедная мама двоечника! Спасибо тебе, — повеселел отец.

— Это ещё цветочки! Ягодки — впереди… — уже спокойно сказала мама, а я посмотрел на клубничное пятно, вздохнул и только откусил кусок хлеба, как раздался звонок.

Мама приложила руки к сердцу:

— Это милиция…

В ту минуту я поверил маме, что кусок и вправду может не полезть в горло.

Глава 15

Отец пошёл открывать дверь.

— Серёжа! Это Маринка.

— Чего тебе? — буркнул я, низко склонившись над тарелкой, чтобы никто не видел моего лица.

Маринка вошла в комнату, кулаками растирая глаза. Я ещё ниже склонился над тарелкой. Хорошо, что в ней была холодная окрошка.

— Ты что это вдруг стал красным, как клубника? — сказала мама.

Маринка неожиданно разревелась.

— В чём дело? Не реви… От него попало? — спросил отец. — Да говори же наконец!

Маринка вытащила из-за пазухи чью-то большущую фотокарточку и протянула моему отцу. Он засмеялся:

— След. Размер виден… треугольник… Отличная фотография! Ну и что?

— Клубнику ночью обобрали… Самую раннюю… Грядку вытоптали. Вот что! Целый день фотографию увеличивала. — Маринка перестала реветь.

Мама смотрела то на меня, то на клубничное пятно. Я молчал, вылавливая из окрошки кусочки редиски.

— Это только мальчишка мог сделать.

— Серёжа ночью спал! — сейчас же заявила мама.

— Мне даже сон снился про диктант в каменном веке! — сказал я, выйдя из-за стола и взглянув краем глаза на фотографию следа от сандалии Гарика.

— Может быть, ты знаешь, кто это нашкодил? — спросил отец.

— Он если и знает, то не скажет. Все они герои… Я и сама узнаю рано или поздно, — пообещала Маринка.

— А зачем тогда пришла? — сказал я.

— Я не к тебе, а к твоим родителям… Тётя Лида, мы решили по очереди сторожить клубнику. Сегодня Серёжина очередь. Можно ему пойти? Воришка наверняка ещё раз полезет.

— В ночь? Сторожить? Я всегда!.. У меня не то что… — Я чуть не сказал «Гарик». — У меня воробей на грядку не залетит!

— Нечего выдумывать! Он никуда не пойдёт. А потом, у него переэкзаменовка. Ты разве не знаешь? Ночью он будет сторожить, днём спать, а диктанты?.. И почему именно Серёжа? — возмутилась мама. — Как помочь ему — никого, а сторожить — он?

— Почти все ребята разъехались. Гарик чем-то заболел, а Серёже жребий выпал. Там же шалаш и даже раскладушка.

— Нет, нет! К тому же у него гланды, — перебила мама Маринку.

— Гланды летом