Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах - Юз Алешковский

термоса капли Зеленина и выпил. Во время споров ему становилось плохо.

— Не корову проигрываете… — успокаивали его остальные.

Никто из них, конечно, не бросил бы «козла» из-за моего диктанта.

Тогда я направился к Чурикову из нашего класса. Он возился у подъезда с гоночным велосипедом.

— Слушай, подиктуй мне с полчасика. А? — попросил я.

— Ну вот ещё! За полчаса я километров десять проеду. Тренироваться надо, — отмахнулся Чуриков, натягивая цепь.

— Хороши вы все! — сказал я.

— Ладно упрекать. Сам виноват. Тебе говорили? Говорили! А хочешь, поедем со мной? Бери у отца велосипед. Выедем за город! Будем печь картошку! На привалах подиктую.

Я быстро отошёл от него, чтобы не соблазниться.

Глава 9

Недалеко от скверика, под развешанными на верёвке шубами и пальто, сидела домработница Ксюша. Наверно, она устала выбивать пыль и читала книжку.

— Тётя Ксюша! — сказал я вежливо. — Всё равно вам нечего делать. Подиктуйте мне пару страничек из книжки! Я сбегаю за тетрадкой. А потом я вам все вещи выбью: я люблю пыль выбивать. Подиктуете?

Ксюша подозрительно посмотрела сначала на меня, потом на шубы и пальто и так же подозрительно спросила:

— Это зачем же диктовать?

— У меня угрожающее положение… — Я старался говорить как можно вежливей.

— У меня тоже. Только и гляди в оба, чтобы ваш брат чего-нибудь не украл.

— К сожалению, у меня нет брата, — не выдержал я.

— Ну и не мешай стеречь! — проворчала Ксюша.

Глава 10

В этот момент я услышал свист. Как всегда, быстро обернулся, но никого не увидел. Тогда кто-то снова засвистел. Я пошёл к нашему дому. Свист стал громче. Только он доносился не с балкона, а откуда-то снизу.

«Наверно, из котельной…» — подумал я. И правда, когда я подошёл поближе, свист прекратился, а из подвального окна высунулся Гарик и знаками велел мне лезть через окно в котельную.

Я походил, как будто от нечего делать, около окна. За мной никто не следил. Потом спустился в нишу и с подоконника спрыгнул на кучу шлака.

В котельной было темно и холодно и пахло кислинкой, как около паровоза. Гарик схватил меня за руку и потащил за котлы. Я шёл за ним как слепой. Наконец, отпустив мою руку, он сказал:

— Смотри!..

Я ещё не привык к темноте и ничего не увидел. Но в котельной вдруг почему-то запахло ананасами. Я принюхался и сглотнул слюнки.

— «Виктория»!.. Самый вкусный сорт!.. Смотри! — прошептал Гарик.

Я пригляделся получше и увидел белую плетёную корзинку, висевшую на большом винте. Это от неё пахло ананасами.

— Ешь… Я не такой… сам слазил и тебе принёс… Страшно было… Самый вкусный сорт…

Я машинально взял из корзины пару прохладных, немного шершавых клубничин и представил, как Маринка прибегает в сад, видит обобранные кусты и истоптанные грядки. Она садится на корточки и плачет… Ведь на днях первый сбор клубники лучшего сорта «виктория» мы должны были представить на выставку… Маринка больше всех возилась в саду и специально четыре дня туда не заглядывала.

«Так интересней, — говорила она, — маленькие и зелёные ягоды вдруг становятся большими и красными…»

А тут свой же… Я даже не сразу поверил, что Гарик всё-таки оборвал общую клубнику.

— Ешь! Чего ты? — Гарик дышал мне в лицо. От него пахло клубникой.

Я изо всех сил оттолкнул его. Он охнул, упал, но закричать побоялся.

— Под дых, значит?.. Под дых, значит?.. — Гарик поднялся с кучи шлака. — Чистюлей притворяешься?

Я снял корзинку с винта, прижал Гарика в угол и пригоршнями стал запихивать ему в рот клубнику. Он так перепугался, что, вытаращив глаза, глотал её почти неразжёванную.

— Наелся?.. Гадина ты земноводная! — Я бросил корзину. — Учти: если сам не расскажешь, хуже будет.

— Что? Ты доложишь? — пришёл в себя Гарик. — Тоже ответишь!.. Я бы, может, не пошёл…

— Ах ты!.. Значит, я ещё виноват?

Я налетел на Гарика, мы схватились и упали. Он, изловчившись, укусил меня за ухо. Я от боли вскрикнул, выпустил его, он отскочил в сторону и примирительно, очень быстро и шёпотом заговорил:

— Ну чего ты шум поднял? Что я такого наделал? Там же ещё осталось… И всем, наверно, обидно: возились, возились, а её — тю… и на выставку! Я свою долю съел… И не побоюсь никого!

Я кусал губы от злости на него и ещё больше на себя. Ну почему? Почему я не предупредил этого?..

Гарик, конечно, почувствовал, что я растерялся, и совсем уже примирительно хихикнул:

— Ладно мучиться-то… Мы же работали? Работали! И нам, как колхозникам, по трудодням положено…

Я стал забираться на подоконник: двери котельной летом были закрыты. Гарик противно поддразнивал:

— Иди, иди! Спредательничай.

— Я не предатель! А ты — гад! — огрызнулся я, вылез из окна в нишу, подтянулся на руках и снова очутился на дворе. Чувствовал я себя так, как будто это я совершил подлую кражу.

Глава 11

С минуту я попрыгал по клеточкам «классиков», сделав вид, что играю в эту девчачью игру с самого утра.

— Вот он! Вот он! Ах ты!..

Я обернулся, на меня налетела Ксюша и схватила за волосы:

— Отдавай!.. Говори, кто взял! Не выпущу!.. Я её, — Ксюша расплакалась, — двадцатый год ношу!

Я вырвался. Ксюша наскакивала на меня, а я отскакивал, пытаясь сообразить: в чём же дело?

Старики, забивавшие «козла», подбежали к нам с фишками в руках:

— Тихо! Тихо! Весь дом переполошите!

— Говори толком!

— Я её двадцатый год ношу! — плакала Ксюша, прислонясь к стене.

Мне её стало жалко, хотя я всё ещё ничего не понимал.

— Что «двадцатый год»? Кого вы носите?

— Хитрец проклятый! Чернобурку мою ношу. Вот что! А он подошёл давеча… «Подиктуй диктант», — говорит… Минут через пять смотрю, а лисы как не бывало. Я ж к ней, как к живой, привыкла. — Ксюша совсем разрыдалась. — Отвлекал нарочно!..

— Ну-ка подойди! — сказал старик Мешков.

Я подошёл.

— Отдай лису!

— А вы докажите! — вызывающе заявил я.

— Какая наглость!

— Ты же подходил к ней. Мы сами видели! — возмутились старики.

— Отвлекал он меня… Точно отвлекал… — Ксюша высморкалась.

— Нет! Нет! — закричал я. — Я правда подиктовать просил. Честно — просил! Вы что? Я не вор!..

Тут я заметил, что из ниши вылез Гарик и, встав в стороне, ехидно наблюдает за происходящим.

— Дать ему как следует! Всё расскажет! — посоветовал кто-то с балкона.

Старики окружили меня. Я, заикаясь, сказал:

— Ребята!.. То есть… товарищи! Честное слово! Я… зачем мне лиса? Чернобурая… и даже мёртвая?.. Что вы!

Один из