Портрет в коричневых тонах - Исабель Альенде

бабушка практически сразу возобновила свою благотворительную деятельность, несмотря на то, что все члены Дамского клуба проводили лето за городом. В их отсутствие существенно ослабла дисциплина, бабушке же удалось заново взять в свои руки бразды вынужденного сострадания. И мы опять стали посещать больных, вдов и сумасшедших, распределять еду и контролировать займы для бедных женщин. Подобная деятельность, над которой подтрунивали даже в газетах, потому как никто и не думал, что женщины-концессионеры – все находившиеся на последней стадии нужды – когда-нибудь вернут деньги, сказалась на обществе столь хорошо, что само правительство мигом решило её продолжить. Так, женщины теперь не только добросовестно и ежемесячно выплачивали займы, но ещё и поддерживали в этом деле друг друга. Всё складывалось следующим образом: когда какая-то женщина не могла заплатить, это делали вместо неё все остальные. Я полагаю, что Паулине дель Валье пришла в голову мысль, что здесь вполне можно получать проценты и таким способом превратить благотворительность в доходное дело, хотя на этом месте я внезапно и решительно её остановила. «У всего есть свои границы, бабушка, и даже у алчности», - справедливо порицала я её.

Моя пламенная переписка с Диего всецело зависела от почты. Почти сразу же я поняла, что с помощью писем я оказалась способной выразить то, чего бы никогда не осмелилась сказать в лицо – письменная речь в этом отношении обладает куда большей свободой. Я удивлялась сама себе, начав читать любовные стихотворения вместо романов, которые ранее столь мне нравились. И если уже умерший и находящийся по ту сторону света поэт мог описать мои чувства предельно точно, значит, мне только и оставалось скромно согласиться с тем, что моя любовь вовсе не была каким-то исключительным чувством. И мудрить здесь что-либо было делом излишним, ведь все в этом мире влюбляются одинаково. Я представляла своего жениха скачущим галопом на лошади по принадлежащим лишь ему землям с могущественной охраной позади, благородным, крепким и статным, человеком с большой буквы. В его руках я была бы в полной безопасности – более того, он непременно сделал бы меня счастливой, окружил защитой и заботой, подарил бы детей и вечную любовь. Я представляла себе наше совместное будущее слащавым и не отягощенным всякого рода проблемами, по которому так бы мы с ним и плыли, не выпуская друг друга из объятий. Да, а чем бы пахло тело человека, который любит и любим? Должно быть, гумусом, как пахнет в лесах, откуда тот родом, либо же оно источало сладкое благоухание булочных, или, возможно, запах морской воды, наподобие того, что так часто овладевал мной во снах с самого детства. Вскоре потребность понюхать Диего стала столь насущной, точно приступ жажды, отчего в письме я умоляла молодого человека прислать мне нестиранными один из своих шейных платков либо же одну рубашку. Ответами моего жениха на столь пылкие письма была лишь изложенная в спокойном тоне хроника деревенской жизни – тот размеренно сообщал о коровах, посевах пшеницы и винограда, о летнем небе без дождя – и добавлял кое-какую, причём крайне скупую, информацию о своей семье. Разумеется, он так мне и не отправил ни одного своего платка либо рубашки. В заключительных строчках молодой человек не забывал напоминать, как сильно меня любит, и до чего мы бы были счастливы в недавно выстроенном из необожжённого кирпича и с кровельной черепицей доме его отцом специально для нас, ставших будущими собственниками. Ещё один отец построил гораздо ранее для его брата Эдуардо, когда тот обвенчался с Сюзанной, и как сделал бы и его сестре Аделе, стоит лишь ей выйти замуж.

Поколениями семья Домингес всегда жили вместе; любовь ко Христу, крепкий союз между братьями, уважение к родителям и тяжёлая работа – вот это, как говорили, и составляло главные принципы всех родственников Диего.

Сколько бы чего-то ни писала и как бы долго я ни вздыхала, читая стихи, у меня всегда оставалось время и на то, чтобы захаживать в мастерскую дона Хуана Риберо. Я ходила кругами по городу, фотографируя всё, что можно, а по вечерам усаживалась работать в отведённой для проявления снимков комнате, которую я сама и оборудовала в этом доме. Я экспериментировала, пробуя печатать фотографии на платине – эта техника считалась необычной, ведь самые красивые изображения получались только с её помощью. Данный метод довольно прост, хотя и более затратный, и всё же моя бабушка согласилась взять на себя необходимые расходы. Так, бумага разрисовывается мазками раствором на основе платины, и в результате выходят изображения, на которых видна тончайшая градуировка тона. Все они получаются яркими, ясными и глубочайшими и остаются такими даже по прошествии длительного времени. Хотя и минуло уже лет десять, но эти я по-прежнему считаю самыми необычными фотографиями из всей моей коллекции. Ведь смотря на них, передо мной тут же всплывает множество воспоминаний, причём с такой же безупречной чёткостью, какая до сих пор сохранилась и у этих, отпечатанных на платине, снимков. Так, на фотографиях я могу видеть свою бабушку Паулину, Северо, Нивею, друзей и родственников, вдобавок у меня есть возможность рассматривать и несколько автопортретов, какими их делали много ранее, ещё до тех событий, которые вынужденно изменили мою жизнь.

Когда наступил рассвет второго вторника марта, дом уже успели убрать по-праздничному. В нём было современное газовое оборудование, телефон и лифт специально для моей бабушки, а также привезённые из Нью-Йорка бумажные обои и новые, покрывающие мебель, гобелены. Паркет, казалось, только что натёрли воском, бронзу отполировали до блеска, вымыли весь хрусталь, а залы украсили коллекцией картин импрессионистов. Появился и новый штат одетых в униформу слуг под руководством аргентинского мажордома, которого Паулина дель Валье вызвала к себе в гостиницу Крильон, заплатив тому вдвое больше.

- Все будут нас критиковать, бабушка. Ведь мажордома нет ни у кого, здесь это дурной вкус, - предупредила я её.

- Да это не важно. Я не собираюсь вечно спорить с индианками из племени мапуче, что неизменно ходят в шлёпанцах и то и дело бросают волосы в суп, а ещё не подают, а как-то крайне небрежно кидают мне на стол свои блюда, - возразила она. Таким способом женщина решила произвести впечатление на столичное общество в целом и на семью Диего Домингеса в частности.

Так как новая прислуга примкнула к бывшему персоналу, что годами пребывал в этом доме, ни с одним человеком, разумеется, прощаться не собирались. Практически сразу появилось крайне много нанятых людей, праздно прогуливающихся где только