Чужой клад - Александра Девиль

Анастасия Михайловна взглянула на внучку проницательным взглядом своих по-молодому ясных черных глаз и с чуть заметной улыбкой спросила:

— Ты как будто чем-то смущена или мне показалось?

— Нет, просто слегка устала в дороге. Лучше расскажи, как ты себя чувствуешь, как дела в Лучистом. — Полина стремилась отвести разговор от своей персоны, чтобы бабушка не задала вопрос о ее отношениях с Алексеем.

Но Анастасия Михайловна вдруг заговорила на не менее щекотливую тему:

— Знаешь, на днях мне пытался нанести визит некий господин. Догадываешься, о ком речь? Конечно, о Куприяне. Он дождался, когда твои дядья уедут — видимо, все же их побаивался, — и тут же прикатил под наше крыльцо в своем экипаже. Я, разумеется, его не приняла. Каков подлец! После всего, что было… Он, вероятно, думает, что мне ничего не известно, что ты от меня все скрыла.

«Наверное, Худоярские решили, что уже пора им действовать, и Киприан теперь будет искать встречи со мной, а Иллария — с Алексеем», — подумала Полина, а вслух сказала:

— Может, он хотел с тобой посоветоваться насчет продажи своего имения.

— Но пока не видно, чтобы они продавали Худояровку. А жаль. Скорей бы уж отсюда выбрались куда-нибудь подальше, — всем было бы лучше.

Чтобы переменить тему разговора, Полина спросила о других соседях и с преувеличенным оживлением встретила новость о том, что к Шубиным на днях приехала Наташа.

— Но бабушка, видимо, не склонна была отвлекаться от главного и, прервав щебетание Полины, вдруг спросила в упор:

— Ну а как вы ладите с Алексеем?

— Между нами — мир и согласие, — быстро ответила Полина, стараясь под шутливым тоном скрыть свое смущение.

— Это ничего, что ваш брак по расчету, — серьезно сказала бабушка. — Стерпится — слюбится, если, конечно, Алексей — благородный человек.

— Да, он благородный человек, — убежденно заявила Полина, а про себя добавила: «В отличие от Киприана».

— Ну и слава Богу, — вздохнула Анастасия Михайловна и, приобняв внучку, погладила ее по голове.

И Полина вдруг на мгновение почувствовала себя маленькой девочкой, которой ничего самой не надо решать и ни за что не надо отвечать. Поддавшись порыву, она капризно-детским голоском воскликнула:

— Бабушка, мне хочется немного пожить здесь, дома. Можно я на какое-то время останусь в Лучистом? Надеюсь, Алексей не будет возражать.

Но Анастасия Михайловна, слегка отодвинувшись от внучки, строгим голосом сказала:

— Нет, милая моя, ты теперь замужняя дама, учись быть хозяйкой дома, имения. Девичьи капризы кончились. Твое место — в Погожине, рядом с мужем. Чувства чувствами, а надо и уметь выполнять свой долг. Привыкай к Алексею и его приучай к себе.

Полина не знала, что ответить, и замолчала в некоторой растерянности, но тут, к ее облегчению, вошли двое слуг и принялись накрывать на стол. Это дало ей возможность упорхнуть из гостиной, чтобы позвать Алексея.

Он бродил недалеко от крыльца и был явно углублен в свои мысли. Сбежав со ступенек, Полина окликнула его:

— Алексей! Идите к столу, уже подали чай с пирогами.

Он оглянулся, сделал к ней несколько шагов. По его лицу скользили тени от листвы, просвеченной солнцем, и от этого выражение лица казалось каким-то неуловимым.

Подойдя к Полине ближе, почти вплотную, он сказал:

— А ведь пора нам, дорогая супруга, звать друг друга на «ты», иначе так никогда и не привыкнем к семейной жизни. Да и бабушка не поверит, что наш брак всерьез. При ней-то хотя бы не обращайся ко мне, как к чужому. Договорились?

— Конечно. — Полина улыбнулась и взяла его под руку.

Она нашла вполне разумным намерение Алексея изобразить перед бабушкой видимость настоящего семейного союза и потому на входе в гостиную нарочно спросила мужа довольно громким голосом:

— Так о чем ты прочитал в этой старой газете, мой друг?

— Ничего интересного, дорогая, — в тон ей ответил Дуганов. — Там снова пишут о Рейнском союзе. Но я почти не читал, любовался цветочными куртинами. Твоя бабушка знает в этом толк.

Анастасия Михайловна, жестом пригласив молодую пару к столу, заметила:

— Ну, в Погожине-то сад и куртины не хуже. Екатерина Павловна хоть сама постоянно там не жила, но умела так подбирать управителей, что и сад и все хозяйство содержалось в порядке.

— Матушка привыкла вести дела по-мужски — особенно после того, как овдовела, — сказал Алексей.

— А кстати, Алеша, — обратилась к нему Томская, — меня уже спрашивали, почему на свадьбе не было родственников жениха. Ведь у отца твоего покойного, Кондратия Тихоновича, есть родной брат. Правда, он с Екатериной Павловной не ладил, но ты-то мог бы дядюшку позвать на свою свадьбу, все б солидней было.

— Да я бы и позвал, но даже адреса его не знаю, — развел руками Алексей. — Посылал я письма в Оренбург и другие места, но дядя Галактион пока не объявился.

— А со стороны Екатерины Павловны почему никого не было? — продолжала допытываться бабушка. — У нее же, помнится, были кузины?

— Нет, кузина умерла, осталась только троюродная сестра, но и она далеко, живет в Одессе, вышла замуж за тамошнего негоцианта, — пояснил Алексей.

— В Одессе? — оживилась Анастасия Михайловна. — Да, много появилось новых городов в наших южных степях. Одесса, Херсон, Екатеринослав, Елисаветград… А раньше-то на юг от Полтавы только села были да казацкие паланки.

— Это все императрица Екатерина с Потемкиным основали новые города, — заметил Дуганов.

Бабушка слегка нахмурилась:

— Город основать — это хорошо, а вот крестьян закрепостить да запорожцев выслать из родной степи — это совсем не доброе деяние.

— Что поделаешь, не бывает во всем хороших государей, у каждого свои грехи, — рассудил Алексей.

— А по мне, так Елизавета Петровна была лучше других, — убежденно заявила Томская.

— Это потому, бабушка, что на период ее правления пришлась твоя юность, — улыбнулась Полина.

— Тогда вообще эпоха просвещения была, а теперь военная эпоха, — сказал Алексей.

— Ну, что до военного дела, так в этом Катерина, конечно, знала толк, — заметила Анастасия Михайловна. — Уж полководцев подбирать и ценить она умела. Ежели б сейчас Суворов был жив, так, может, не имели бы наши полки такого поражения под Аустерлицем. А то ведь выскочка этот корсиканский, глядишь, скоро и до России дойдет.

— Недаром же и Суворов сказал о нем: «Широко шагает мальчик, пора остановить», — напомнил Алексей. — Наполеон — не простой выскочка, это великий талант.

— Ты говоришь о нем с таким уважением? — удивилась Полина, привыкшая в политических вопросах прислушиваться к мнению бабушки и почтенных соседей. — Но ведь Наполеон — узурпатор, безбожник, всем приносит войну. Да и в делах морали он разрушитель устоев, как и его жена. Разве не так?

Алексей бросил на Полину один из тех неопределенных, снисходительно-ласковых взглядов, которые иногда казались ей насмешливыми, а иногда до странности волновали.

— Все не так просто, дитя мое, — сказал он с чуть заметной улыбкой. — И Наполеон не такой уж злодей-узурпатор, он пришел к власти под знаменем свободы. И безумие гильотины он остановил. Да и его Жозефину нельзя воспринимать столь упрощенно, как женщину сомнительного поведения. Она ведь немало настрадалась, сидела в тюрьме, ее могли казнить, ей пришлось спасать своих детей. А легко ли ей живется с корсиканцем? Ведь приходится ладить с его многочисленной родней. К тому же, говорят, у Жозефины слабое здоровье.

— Друг мой, да ты, кажется, сочувствуешь Бонапарту и Жозефине? — Полина недоуменно подняла брови и переглянулась с бабушкой.

Анастасия Михайловна заметила:

— Молодые офицеры часто восхищаются удачливыми полководцами.

— Дело не в удачливости, — покачал головой Алексей. — Он талантлив и ценит таланты в других, независимо от происхождения и состояния.

— Ну да, «свобода, равенство, братство», — пробормотала Анастасия Михайловна. — Лозунги, конечно, превосходные. Да только это не мешает Бонапарту быть тираном, по вине которого пролились реки крови. И еще, наверное, прольются.

— Тут я с вами согласен, — кивнул Алексей. — Беда в том, что герои-освободители и реформаторы слишком часто превращаются в тиранов. Таких примеров в истории немало.

Полина промолчала, в который раз про себя отметив четкость и оригинальность суждений Алексея. Ей вдруг припомнилось, что с Киприаном она никогда не говорила о чем-либо подобном и, в сущности, не знает его взглядов на многие вопросы бытия и общественного устройства. «Выходит, меня влек к нему только инстинкт?» — кольнула ее неприятная мысль. Полина ощутила, что недовольна собой и совершенно запуталась в собственных чувствах.

Она рассеянно слушала разговор бабушки с Алексеем и уже не хотела задержаться в Лучистом, а, напротив, стремилась поскорей оказаться в Погожине и там, погрузившись в новые для нее хозяйственные хлопоты, отвлечься от копания в самой себе.