Александр Солженицын: Гений первого плевка - Владимир Бушин

Дальше: «Очень важна во всех пьесах С. тема мужской дружбы… Эта же тема оказалась и в центре романа „В круге первом“». «Шарашка», в которой вынуждены работать Глеб Нержин (прототип — сам автор), Лев Рубин (прототип — Л. З. Копелев) и Дмитрий Сологдин (прототип — Д. М. Панин), оказалась местом, где «дух мужской дружбы парил под сводом потолка». Допустим, тема-то есть. Но в жизни С. все обстояло иначе. Был у него школьный друг Кирилл Симонян, в будущем главный хирург Красной Армии. Когда С. арестовали, то на допросе он в духе мужской дружбы, не знающей границ, оклеветал Симоняна как будто бы своего единомышленника-антисоветчика. А в 1952 году уже перед выходом из лагеря, видимо, от злобы, что Кирилл все эти годы пребывал на свободе, еще и написал на него донос на 52 страницах. Был у С. друг и в университете — Николай Виткевич. В духе той же своей мужской дружбы С. оклеветал и его. Разумеется, оба оклеветанных друга в свое время дали отповедь доносчику и клеветнику. Ходил в друзьях и упомянутый Лев Копелев, который назван и в статье Залыгина: «В 1961 друг С. по „шарашке“ известный германист Л. З. Копелев передал рассказ „Один день Ивана Денисовича“ в редакцию „Нового мира“». Как видим, этот германист сыграл важную роль в жизни Солженицына, однако и тут дух мужской дружбы со временем превратился в дух вражды и взаимной ненависти.

Дальше: «16 мая 1967 С. обратился к 4-му съезду писателей СССР с открытым письмом». Правильно. Но надо было добавить: «…в котором было много несусветного вздора, невежества и клеветы». (См. первую главу этой книги.)

Дальше: «В 1968 писатель тайно передал на Запад микрофильм рукописи 3-го тома „Архипелага ГУЛаг“». Два первых были тайно переданы раньше. Спрашивается, если он проделывал такие штучки, то чего же до сих пор стонет, что КГБ дохнуть ему не давал: и следил, и подслушивал, и фотографировал, и любимую жену завербовал и убить хотел ядовитым уколом в задницу?

Дальше: «Володин, герой романа „В круге первом“, пытается предупредить военного атташе о том, что сов. агенты украли у США атомную бомбу — он не хочет, чтобы ею завладел Сталин и укрепил т.о. коммунистический режим. Герой жертвует своей жизнью ради России, ради порабощенного тоталитаризмом отечества». Прекрасно, но надо было добавить: «Во-первых, Володин ничего не добился: бомбу Сталин получил. Во-вторых, этот герой не одинок. Также пожертвовали жизнью ради России генералы Корнилов, Краснов, Власов, атаман Шкуро, Троцкий и кое-кто еще».

Дальше: «Для писателя характерен новаторский подход к языку, тончайшее чувство слова». Какое новаторство, коли он употребляет слова, смысла коих не понимает. Например, прославился тем, что вместо «навзничь» пишет «ничком» и наоборот. И «тончайшее чувство» тут ему не мешает. Дуроломство это, а не новаторство. (См. гл. IV этой книги.)

Дальше: «Глубокая религиозность С.» И говорить-то об этом стыдно. Прохиндей с крестом. (См. гл. III этой книги.)

Дальше: «С. подчеркивал, что Толстой никогда не был для него моральным авторитетом». Еще бы! Толстой воевал в артиллерии и плакат при виде французского флага над Севастополем, Солженицын же воевал конюхом, потом звукометристом, а заплакал, когда жена выгнала его со своей дачи; Толстой помогал голодающим, участвовал в переписи населения, а кому помог Солженицын, в чем он участвовал, кроме литературных склок; Толстого называли вторым царем России, а Солженицына — вторым Власовым; прошло почти сто лет, как Толстой умер, а его книги все читают, по ним ставят спектакли и фильмы, Солженицына же и при жизни уже никто в руки не берет, кроме Бондаренко, он сам вынужден рассылать по библиотекам свои 5–10-томные «Телемахиды»; Толстой в 82 года, стыдясь своей сытой жизни рядом с нищенской жизнью народа, все бросил и пошел в народ, да смерть помешала, а Солженицын и в 86 все гребет и гребет под себя, хоть бы лесные пожары поехал в Сибирь тушить, что ли. Естественно, какой же Толстой для него авторитет? (См. гл. V книги.)

Дальше: «С. подчеркивал, что Достоевский нравственные проблемы ставит острее, глубже». За что ж он так глумится над ним и его товарищами по кандальной каторге, изображая их бездельниками в белых штанах? (См. гл. II в этой книге.)

Дальше: «Киносценарии Солженицына демонстрируют его мастерство». Он сам всю жизнь только тем и занят, что демонстирирует что-нибудь. Однако где же фильмы по его замечательным сценариям?

Дальше: «Книга „Бодался теленок с дубом“ — это история противостояния правды и официозной лжи». Что значит «официозная ложь»? Официоз — это орган печати, который, не будучи правительственным, выражает позицию правительства, т.е. официоз — это как бы полуофициальный орган. Подобно тому как ариозо — это как бы полуария. Так о чем тут речь — о полуофициальной лжи? А как быть с вполне официальной? Почему наш храбрец противостоял не ей, а только полуофициальной? Непонятно! Не умеете вы, академики да профессора, вполне грамотно выражать свои мысли.

Дальше: «Особое место в этой книге занимает образ Твардовского». Действительно особое. Ведь ни о ком из писателей, а только о нем Солженицын писал: «Он меня душил! Он меня багром заталкивал под лед!»

Дальше: «Публицистические книги писателя — образцы служения правде, Богу и России». Лепота! Но тут невольно вспоминается Тютчев:

Не Богу ты служил и не России —Служил лишь суете своей…

Если в конце заменить одно слово, то можно закончить так:

И все дела твои, и добрые и злые, —Все было ложь в тебе, все призраки пустые:Ты не поэт, а лицедей.

Дальше: «„Архипелаг ГУЛаг“ с документальной точностью напоминает „Записки из Мертвого дома“ Достоевского и „Остров Сахалин“ Чехова». Да если бы эти писатели были живы, они, во-первых, подали бы на Залыгина в суд за уподобление их трагических книг с дешевой и лживой поделкой, во-вторых, выдрали бы бороду самому Солженицыну.

Дальше: «Во времена Солженицына в местах заключения находилось огромное количество ни в чем не повинных людей». Выше упоминалось, что сам он признает: ему лично влепили справедливо, законно. А вот все остальные — ни в чем… Тогда спросил бы у своего дружка Яковлева, который с 1986 года ведает реабилитацией: «Почему из 106 млн. объявленных мной репрессированных в советское время ты, аспид, почти за двадцать лет реабилитировал только 1 млн. 300 тысяч? Где остальные 104 млн. 700 тысяч?»

Дальше: «Писатель собрал и обобщил огромный ист. материал, развенчивающий миф о „гуманности“ ленинизма». Во-первых, если миф, то грамотный человек не станет брать слово в кавычки. Во-вторых, тут следовало добавить: «А В. Бушин собрал и обобщил огромный лит. материал, развенчивающий миф о грамотности и талантливости, о правдивости и религиозности прохиндея Солженицына».

Дальше: «Глубоко аргументированная критика сов. системы произвела во всем мире эффект разорвавшейся бомбы». Во-первых, разорвавшаяся бомба — замусоленный литштамп, стыдный для 80-летнего академика. Во-вторых, сам же Солженицын называет нынешнее время «безграмотной эпохой». Да, только в такую эпоху и можно наворотить вороха малограмотного вздора о своем народе, грязной клеветы на свою родину, подлой лжи на свою историю, и эта смесь взрывается над родной страной, как «Малыш» над Хиросимой. Солженицын и сделал это в своем «Архипелаге», и ему, несомненно, принадлежит первая, главная, самая важная роль в разрушении Советского Союза.

И последнее. В конце статьи — список критиков и их работ о Солженицыне: Н. Левитанская, А. Немзер, Г. Фридлендер, А. Ранчин, П. Спиваковский, Р. Темпест, Г. Шурман, Д. Штурман и т.д. Позвольте, а где же В. Бушин? Ведь у меня было десятка два публикаций об этом светоче, причем как в центре (в Москве, Ленинграде), так и в провинции (в Воронеже, Омске), как еще в 1963 году, так и в 2004-м, как в журналах (например, в «Молодой гвардии», «Spy»), так и в газетах (например, в «Советской России», «Завтра» и «Патриоте»). И вот — ни слова! Ни звука! И это академическое издание! И так работают академики России и США! Ах, бесстыдники… И еще лепечут о служении правде. Да один этот факт умолчания изобличает всех вас, начиная от академика Солженицына и кончая главным редактором «Словаря» академиком Николаевым, как беспросветных лжецов, бесстыдных фальсификаторов и тупых трусов перед словом правды.

XVIII. СОЛЖЕНИЦЫН И ДЕЙЧ, ИСАКОВСКИЙ И БЛАНТЕР

1

Марк Дейч… Вы спрашиваете, кто это? Какая непросвещенность! Дейч — ведущий и впередсмотрящий журналист «МК», любимой газеты московских проституток, и сам — любимец нашего телевидения. Последний раз вы могли видеть его 13 мая в передаче НТВ «К барьеру!». Это была жестокая схватка с Александром Ципко, с философом, который на двадцатом году разграбления его родины начал, наконец, кое-что соображать. Дейч защищал «либеральные ценности» с кровавым привкусом и оправдывал все, что его единомышленники сотворили со страной.