Чебурашка - Дмитрий Ромов

Ёпэрэсэтэ… Сидеть и не дёргаться, я думаю, не получится… Если он сунется ко мне, то что же его будет интересовать? Вот вопрос так вопрос. Не машина ли случайно? Надо её срочно перегнать в другое, безопасное место. А для этого… Для этого колёса хотя бы нужно поставить.

От Хаблюка я несусь прямо в гараж и пропадаю там в течение нескольких дней в перерывах между школой и тренировками. А в школе, между прочим, происходит кое-что интересное. Народ не забыл. Народ ждёт. И чем ближе день боя, тем он, народ то есть, сильнее оживляется и волнуется.

В спортзале появляется стенд с моей и Черепановской фотографиями. Вырезанные в виде овалов они оказываются приклеенными на лист ватмана. Под моей фоткой написано: «Чебурашка», а под фоткой Цепа — «Цепень». Сначала кто-то приписал в начале букву «Б» и получилось «Б. Цепень», но потом «Б» густо заштриховали ручкой. Возможно, даже он сам и заштриховал.

Справа надо мной написали «10 А», но потом додумались и исправили на «Б». А кто-то особо сочувствующий, заранее присудил мне корону, пририсовав её над моей фоткой красной ручкой. Под фотографиями столбиками размещаются цифры. Это кстати, довольно интересно. Ставки. Минимальный размер один рубль.

Принимает их Миха и вписывает под претендентами. Больше ставят на Цепа. Ну, с одной стороны, это выглядит логично, а, с другой — значит мне и моим сторонникам больше денег достанется. Чтобы придать азарта и увеличить фонд, я делаю ставку на самого себя. Ставлю целую соточку. Теперь на Цепа ставить веселее, есть на что рассчитывать. Ну, вот, пусть и рассчитывают.

— А почему ты мою ставку не принимаешь? — злится Цеп.

— Так ты за прошлое пари ещё не рассчитался, — качает головой Миха. — А у пи**оболов мы ставки не принимаем. Мужик, в нашем клубе только чёткие пацаны и девчонки.

— Чё⁈ Ты кого назвал пи**оболом⁈ — взвивается Цепень.

— Тебя, конечно, — усмехаюсь я. — Нарушаешь правила, не выплачиваешь долги. Как тебя ещё назвать? С тобой вообще зашквар дело иметь. Если бы я не хотел вышибить тебе мозги, отменил бы бой.

— Да чё ты ноешь⁈ Ты сам смухлевал!

— Придётся тебе кровью смывать эту клевету, — усмехаюсь я.

Отвечаю, усмехаюсь, поддерживаю разговор, но сегодня всё на автомате. В груди с самого утра волнение. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Сердце сегодня на повышенных оборотах.

Вокруг нас постепенно собирается толпа юных физкультурников.

— Не, Цеп, — резюмирует Миха, — пока не расплатишься за прошлое, тебе, кроме, как быть мешком для битья, здесь ничего не светит. Никаких ставок, никаких призовых. Кури бамбук, короче, и соси банан.

— Я вообще тогда не буду с этим глистом в обмотках биться. Много чести.

— Значит, все будут думать, что ты зассал, — усмехается Миха. — Будешь ссыклом.

— Да подавитесь, вы, — щерится он. — Отдам я ваш сраный полтинник. Козлы.

— Не полтинник уже, а соточка, — с серьёзным видом заявляет Юрик. — Пеня набежала.

— Чего⁈ Я тебе щас набегу по сраке!

Цеп пытается схватить Юрика за футболку, но тот выскальзывает.

— Цеп долг зажал! — раздаются голоса. — Цеп шаромыжник!

— Это кто щас проблеял⁈ — разъяряется тот. — Морозова, ты что ли такая умная?

— Шаромыжник! — несётся с другой стороны.

Цеп резко разворачивается, но тут воздух прорезает резкая трель свистка.

— Становись! — командует физрук, заходя в зал. — Давайте-давайте, расходитесь, а то я ваш плакат уберу сейчас. Проходим на построение, десятый «Б»!

Мы становимся в шеренгу.

— Ты чего сегодня вечером делаешь? — спрашивает у меня Миха. — Не хочешь во дворец пионеров с нами зарулить вечерком? Там музыкальный вечер, ну, дискотека, типа. Мы с биатлонистками договорились. Их трое и нам тоже третий нужен, сечёшь? Потом ко мне можно будет, у меня мать сегодня в ночь работает.

— Не, не получится, сорян, Миш. Мне надо тачку доделать, кровь из носу. Да и скоро бой у меня.

— Ну и чё? Ещё сколько дней до боя?

— Так два вообще-то.

— Фигня, наоборот, хорошо. Психологическая… эта…

— Разгрузка.

— Точно. Пошли, я тебе самую чёткую отдам. Она прям твоего роста, и у неё дойки сотый номер, ты понял? Я не знаю, как она на лыжах с такими буферами бегает, но…

— Зайцев, Костров, отставить разговоры! — обрывает нашу беседу физрук.

— Не, Михась, не пойду… Точно не смогу я. Не до того сегодня.

Ни на какую дискотеку я не иду. Какая там дискотека к херам! Я, конечно, виду не подаю, но сегодня с самого утра страшно мандражирую. На самом деле, беспокоиться не о чем. Ну… ничего ведь сложного, просто задержать родителей на несколько минут и всё.

И та злополучная машина проедет мимо. Они не будут перебегать на жёлтый свет, а водитель не ударит по тормозам, его не занесёт и он не вылетит прямо на моих маму и папу. Он просто проедет мимо и никто не узнает, кто он и куда едет.

Впрочем, этого и так никто и никогда не узнал, потому что он не остановился, а притопил газ и унёсся в неизвестно направлении…

После школы, пообедав, я на самом деле, как и сказал Мишке, иду в гараж. Мне действительно надо закончить со своим пиратским фрегатом «Чебурашкой». Там чуть-чуть осталось. Правда карты, с указанием места, где спрятаны сокровища, я так и не нашёл, но машину нужно от греха убрать, а то не ровён час, на горизонте появится Парус.

Белеет, как говорится, парус одинокий, хотя мне больше нравится другое — парус, порвали парус, и я совсем не каюсь… На всякий пожарный я договорился с отцом, что мы отвезём Чебурашку на некоторое время на завод, в цех к его товарищу.

Полностью, конечно, машину я пока не доделал. С обшивкой пола, потолка и дверей будет та ещё песня, но ездить уже можно. Вот и поедем. Завтра с самого утра. На первый урок не пойду, уже отпросился у физички.

Она сначала отпускать не хотела, но приняв во внимание мои резко возросшие за последнее время показатели, решила, что стоматолог — это довольно уважительная причина.

Я выглядываю из гаража, осматриваюсь. Всё вроде спокойно, посторонних не видно. Снег идёт, ветра нет. Крупные хлопья падают сплошной стеной заметая на глазах прочищенную дорожку. За ночь так наметёт,