Запах полыни. Повести, рассказы - Саин Муратбеков

скучно здесь.

Асет неопределенно пожал плечами.

Саулетай сказала что-то еще, но он уже не слушал, потому что в этот момент в комнату вошла улыбающаяся Чинара.

Она присела возле Абдибая, и они быстро-быстро зашептались, то и дело посмеиваясь.

Асет ловил ее взгляд. Но Чинара непростительно долго не замечала его.

«Что случилось? Ведь она знает отлично, что я здесь», — подумал он, морщась от обиды.

— У тебя что-нибудь болит? — встревожилась Саулетай.

— Нет, нет. Не беспокойся.

— Друзья, а теперь соседи танцуют. Учтите: сосед с соседкой! — объявил ведущий.

Кто-то включил радиолу, на всю комнату загремел вальс, несколько пар закружились между столом и дальней стенкой, и среди них — Чинара с Абдибаем. Даже теперь она шепчет Абдибаю что-то и смеется, смеется счастливо.

Асет подумал, что нужно сейчас же вызвать ее на улицу. Но Чинара не замечала его.

Когда танец закончился, Асет решил, что пригласит ее на следующий, но, пока он пробирался между стульями, она опять пошла танцевать с Абдибаем.

И только когда он, рассердившись, решил уйти и проходил мимо нее, она взглянула на него, улыбнулась и произнесла:

— Здравствуйте!

Он замер в ожидании, но она отвернулась, и Асет, еле сдержавшись, кивнул с достоинством и вышел из дома.

Он прошагал вдоль строя посвистывающих, посапывающих самоваров, вышел на улицу и направился к окраине аула, к тому холму, на который он вчера поднялся вместе с Чинарой.

Холм был открыт всем ветрам, и Асету стало холодно. Внизу горели, помигивая, огни аула.

Асет вспомнил слова Чинары: «Он потерял голову, не знает, где явь, где сон…» Глупенькая, что она понимает? И ему стало легче, он постепенно приходил в себя.

Он еще долго стоял на холме, глядя на отходящий ко сну аул, на молчаливую, плотно укутавшуюся во мглу вершину Ешкиольмеса. Эти места уже не вызывали в нем сентиментального умиления. Они просто были дороги, как то, что напоминает нам о добром и ушедшем навсегда.

«Что случилось со мной? — подумал он, точно отрезвев. — От водки или от глупости? А ну-ка, брось валять дурака. Возьми себя в руки. Сам же потом посмеешься над собой, вместе с друзьями… И все-таки: «Как нежен твой взгляд, милая…» Черт побери, находят же слова эти поэты!»

От хмеля не осталось и следа — все выдул ветер. Дрожа от холода, Асет спустился в аул. Сейчас он возьмет пальто и отправится в дом сестры, ляжет спать… А утром — на станцию.

До ограды еще оставалось с полсотни шагов, когда его ухо уловило мелодию старинной песни. Женский голос тосковал по молодости, сожалел о красоте, которые никогда не возвращаются.

Асет застыл на месте. Песня гипнотизировала его, манила, и он, подчиняясь, пошел на голос.

Пели на кухне. Там, в дыму, за большим столом собрались женщины. Целый день они кормили, поили гостей и вот теперь расстелили дастархан для себя.

Посреди их компании сидела Загипа в съехавшем набок платке и, закрыв глаза, раскачиваясь на стуле, запевала:

На выси Ушкара, как два барабана,

Бьют родники, вода течет широкой рекой.

Какие там красивые парни и девушки, И зачем только я покинула этот желанный край!

Около нее крутился мальчик лет десяти, теребил ее за рукав, хныкал:

— Мама, пойдем домой! Я хочу спать!

А по изможденному лицу Загипы струились редкие слезы.

В душе Асета все перевернулось. «Господи, ради чего мы живем, — думал он, — для того, чтобы жалеть о своем прошлом? Почему мы уходим оттого, что нам кажется прекрасным?»

Какие там красивые парни и девушки,

И зачем только я покинула этот желанный край?

И не случится ли и с ним подобное? Но где ты, Ушкара? Где то прекрасное племя смелых парней и чудесных девушек, о котором мечтал создатель песни? Если бы знать! Может, его собственная Ушкара останется здесь? Человек ненасытен, все-то ему мало. Мало ему одной Ушкара. Найдет ее — и дальше, дальше…

Асет незаметно вышел и направился к дому сестры. Пальто он возьмет утром, зайдет перед отъездом. А пока надо пораньше уснуть. Перед дальней дорогой.

РАССКАЗЫ

ПРИЧУДЫ СТАРОГО БЕКЕНА

(пер. Г. Садовникова)

Перед рассветом старого Бекена разбудил непонятный шум. Вначале сквозь сон ему послышалось, будто снаружи за стеной кто-то залез в забытое женой цинковое корыто, потопал по дну, погремел всласть, потом мигом взлетел на крышу и с лязгом пробежал над головой. Комнату осветило, свет исчез, на дворе оглушительно бухнуло, покатилось, и земля под Бекеном задрожала.

Старик уселся в испуге, затем встал и в одном исподнем пошел к двери. Едва он ее приоткрыл, как тотчас в лицо ему сверкнуло неживым голубоватым светом, будто кто-то сидел с фонарем за глиняным забором. Ждал, когда он откроет дверь. Бекен оцепенел, и тут снова бабахнуло во всю мочь. Только теперь, стряхнув остатки сна, он понял, что это гроза.

— Будь благословенна, на благоденствие, на благоденствие… — пробормотал старик и вернулся в комнату.

Он сел на постель, подумал и стал тихонько будить свою старуху:

— Балсары, ай, Балсары!

Но закутанная в одеяло с головой старуха даже не шелохнулась. Бекен покачал головой.

Уж, казалось бы, теперь-то он знал, что происходит на улице, и все равно очередной удар грома застиг его врасплох. На этот раз паузы между вспышкой и ударом почти не было. Залп раздался чуть ли не