Том 17. Джимми Питт и другие - Пэлем Вудхауз

Если он не сделал предложение немедленно, то лишь из страха, что она испугается и откажет — ведь они так мало знакомы. Теперь, когда она продемонстрировала неоспоримый профессионализм в гольфе, сомнений не оставалось — живи Мортимер хоть вечность, другой девушки для него не будет. Рука об руку с ней, для него нет ничего невозможного. Он снизит свой гандикап до шести — до трех — до нуля — достигнет совершенства — достигнет еще большего! Боже праведный, да так и любительский чемпионат не за горами. Мортимер Стерджис торжественно взмахнул патгером и про себя поклялся, что во что бы то ни стало завоюет это сокровище.

Когда мужчину обуревают такие чувства, долго он не удержится. Неделю горела душа Мортимера Стерджиса; потом он понял, что больше ждать не может. В один прекрасный вечер, когда в отеле были танцы, он отвел девушку на лунную террасу.

— Мисс Сомерсет… — начал он, заикаясь, словно неплотно закрытая бутылка шипучки. — Мисс Сомерсет — можно называть вас Мэри?

Девушка подняла глаза; они мягко блеснули в слабом свете.

— Мэри? — переспросила она. — Ну, если вы так хотите, конечно…

— Если! — воскликнул Мортимер. — Да знаете ли вы, что это моя самая заветная мечта? Знаете ли вы, что я желаю этого больше, чем сыграть первую лунку на Мирфилде в два удара? О, Мэри, как я ждал этого мига! Я люблю вас! Я люблю вас! Как только я увидел вас, сразу понял, что вы — единственная девушка в этом безбрежном мире, чье сердце я хотел бы завоевать! Мэри, станьте моей! Пойдемте рука об руку по этому полю для гольфа, которое зовется жизнью и кончится, лишь когда смерть разлучит нас!

— Мортимер, — прошептала она, опустив глаза.

Он протянул к ней руки, затем внезапно отдернул. Его лицо вдруг страдальчески напряглось, вокруг губ появились складки.

— Подождите! — дрожащим голосом сказал Мортимер. — Мэри, я люблю вас больше всех на свете, и поэтому не прошу слепо доверить мне свою жизнь. Я должен признаться, я не… я не всегда был… — Он запнулся. — Я не всегда был достойным человеком, — тихо закончил он.

Она негодующе вскинула голову:

— Как вы можете такое говорить? Вы самый лучший, самый добрый, самый смелый из всех, кого я когда-либо знала. Только такой человек мог, рискуя жизнью, спасти меня, когда я тонула в море.

— Тонули? — ошеломленно переспросил Мортимер. — Вы? О чем вы говорите?

— Уже забыли? На прошлой неделе, когда я упала в море, а вы прыгнули за мной, прямо в одежде…

— Ах, да, — ответил Мортимер. — Теперь вспомнил. В тот день я сыграл седьмую лунку в длинной игре за пять ударов. Я хорошо начал с ти, прямо вдоль фервея, для второго удара взял баффи, и… ну ладно, это не важно. Очень мило и благородно с вашей стороны так высоко ценить обычное проявление вежливости, и все же повторю: в сравнении с вашей белоснежной чистотой я очень плохой человек. Чтобы просить руки у девушки, нужно быть незапятнанным. Однажды во время парной игры мой мяч угодил в высокую траву. Рядом со мной никого не было — мы не пользовались услугами кэдди, а все остальные были на фервее. Бог свидетель… — Его голос задрожал. — Бог свидетель, я боролся с искушением. Но не устоял. Я выкатил мяч на ровный пригорочек, а уж оттуда выбить его и дойти до грина в семь ударов — раз плюнуть. Мэри, бывали моменты, когда, играя в одиночестве, я трижды подряд без удара засчитывал себе попадания с десяти футов — просто чтобы потом сказать: я сыграл поле меньше чем за сотню. Ну вот! Вы отпрянули от меня. Вам противно!

— Мне не противно. И я не отпрянула. Просто задрожала, потому что довольно холодно.

— Значит, ты любишь меня, несмотря на мое прошлое?

— Мортимер!

Она упала в его объятия.

— Дорогая моя, — сказал наконец Мортимер. — Какая счастливая жизнь у нас впереди. Если, конечно, ты не решишь, что совершила ошибку.

— Ошибку! — возмущенно воскликнула она.

— Ну, ты же видишь, мой гандикап двенадцать, а учитывая все, так, пожалуй, и больше. Бывает, после первого удара приходится выбивать мяч аж с соседнего фервея, а иногда, кажется, не смог бы попасть в угольную яму с транспарантом «Добро пожаловать!». А ты — чемпионка Открытого первенства среди женщин. Но если даже это тебя не останавливает… О, Мэри, ты не представляешь, как я мечтал, что настанет день, и я женюсь на гольфистке высочайшего класса! Я грезил наяву — вот иду к алтарю под руку с милой девушкой, у которой отрицательный гандикап… Ты опять дрожишь. Ты простудишься.

— Немного прохладно, — ответила девушка. Голос ее был тихим.

— Зайдем внутрь, любимая. Я посажу тебя в мягкое кресло, посидишь с чашечкой кофе, а я пойду поброжу немного, подумаю о том, как все замечательно складывается.

Они поженились через несколько недель, очень тихо, в небольшой церквушке в Сен-Брюле. Шафером Мортимера был секретарь местного гольф-клуба, а единственной подружкой невесты — горничная из отеля. Свадьба Мортимера разочаровала — он надеялся на пышную церемонию в церкви Св. Георгия на Ганновер-сквер, чтобы венчал викарий Тутинга (само совершенство в коротких приближающих ударах), и орган играл «Глас, над Сент-Эндрю прозвучавший».[72] Он даже мечтал на офицерский манер вывести невесту из церкви под аркой из скрещенных клюшек. Однако она не желала такой помпы и настояла на том, чтобы все прошло скромно, а медовый месяц предложила провести в Италии. Мортимер хотел поехать в Шотландию, на родину Джеймса Брейда,[73] но любезно уступил, поскольку нежно любил свою избранницу. Однако Италия мало интересовала его. Величайшие памятники римской истории оставили его равнодушным. Увидев храм Веспасиана, он лишь подумал, что пришлось бы чертовски трудно, попади мяч за такое препятствие. Колизей слегка заинтересовал Мортимера — любопытно, воспользовался бы Эйб Митчелл[74] «медяшкой», чтобы провести над ним мяч. Во Флоренции новобрачная любовалась Тосканскими холмами, ему же они представлялись довольно скверным рафом, из которого будет чертовски сложно сыграть.

И вот наконец настало время, когда они возвратились назад, в уютный домик Мортимера неподалеку от поля для гольфа.

В первый же вечер Мортимер ушел с головой в полировку своих девяносто четырех клюшек, а потому не обратил внимания, что жена чем-то озабочена. Не будь он так занят, наверняка заметил бы, что она явно взволнована, вздрагивает от внезапных звуков, а когда Мортимер решил испытать свой новый мэши-ниблик и разбил окно в гостиной, даже вскрикнула. Короче, странное поведение. Если бы Эдгару Аллану По вздумалось добавить персонаж в «Падение дома Эшеров», она пришлась бы как нельзя к месту. Казалось, молодая женщина мучительно ожидает неминуемой развязки Мортимер же весело насвистывал себе под нос, шлифуя наждачной бумагой головку двадцать первого паттера, и ничего не замечал. Он думал о завтрашней игре.

— Рука уже зажила, дорогая, правда?

— Да. Да, зажила.

— Чудесно! — воскликнул Мортимер. — Позавтракаем пораньше, скажем, в полвосьмого, и сыграем пару раундов до обеда; потом еще пару после. Для первого раза достаточно, не следует перетруждать себя вот так сразу. — Он с энтузиазмом взмахнул паттером. — Как нам лучше играть? Может, для начала дашь мне фору?

Она не ответила, только стиснула ручку кресла так, что пальцы побелели.

На следующее утро, когда они подошли к полю, ее тревога стала еще более очевидной — она смотрела мрачно и вздрогнула, когда в траве внезапно застрекотал кузнечик. Однако Мортимер, поглощенный приятными мыслями о предстоящей игре, ничего не замечал.

Он зачерпнул горсть песка, чтобы сделать для жены удобную горку, и вынул мяч из ее сумки. Мортимер подарил ей на свадьбу новенькую сумку для гольфа, шесть дюжин мячей и полный набор самых дорогих клюшек; все шотландского производства.

— Теперь надо мяч — на та…

— Почему — найти? Он еще не потерялся, — ответила она.

Мортимер весело рассмеялся.

— Молодчина, черт возьми! Сама придумала или где прочитала?

Он положил мяч на насыпанный песчаный бугорок и выпрямился:

— Ну-ка, покажи, как играют чемпионы! И тут она разрыдалась.

— Дорогая!

Мортимер подбежал и обнял жену. Она сделала слабую попытку отстраниться.

— Ангел мой, в чем дело?

Она отрывисто всхлипывала, не в силах вымолвить слово.

— Мортимер, я обманула тебя! — сказала она наконец.

— Обманула?

— Я никогда в жизни не играла в гольф! Я даже не умею держать клюшку!

Сердце Мортимера остановилось. Что за околесицу она несет? Не пристало жене заговариваться сразу после медового месяца.

— Любимая, да ты не в себе!

— В себе! В том-то вся проблема. Я — это я, но я не та, за кого ты меня принимаешь.

Мортимер недоуменно смотрел на нее. Тут без карандаша и бумаги не разберешься, мелькнула у него мысль.