Консул - Валерий Большаков

– Поедешь со мной, моя радость! – успокоил махану Лобанов, закидывая на коня сначала грузного принца, легшего как тюк, а затем забираясь в седло сам. Скакуна Сергий выбрал самого крупного – этот двоих выдержит.

– Вперед! Держимся кучней! И не зеваем!

Так они и поехали, оставив за спиною сначала внутренний город, а потом и Западные ворота Анурадхи.

Обратная дорога заняла меньше времени – сменных лошадей предоставляли по первому требованию. Глубокой ночью похитители выехали к порту.

– Где вы были?! – провопил с борта Эдик.

– С якоря сниматься! – распорядился Сергий, не слушая Чанбу.

– Давашфари с вами хоть? – крикнул Квинт.

– Тут я! – подала голос дочь ябгу, и ликтор малость успокоился.

Погрузившись, римляне дали пинка махане, и тот слетел по трапу на причал. А ша-чуань медленно выходил в море.

Уже с рейда Сергий разглядел сотню факелов, чей свет метался по берегу, выхватывая из темноты блеск доспехов и лезвий. Успели…

«Чжэнь-дань» взял курс на юг, в полной темноте разминувшись с огромным кораблем, идущим на север. Обводы судна не были ясно видны, но дрожащий свет фонарей выбивался из окон, расположенных в три этажа – словно большой дом набрался смелости и отправился в плаванье, изменив твердой земле. Это плыл лоу-чуань.

Глава 18,

из которой доносятся звуки последнего и решительного боя

Весь путь от ханьских берегов не задували сильные ветра, все бури благополучно проносило мимо джонки. Океан долго терпел, играя корабликом, пока не решил, что хватит церемонии разводить, пора и пошалить малость. И наслал с юго-запада густую облачную массу, зловеще озаряемую снизу пересветами молний.

Добрая сила ветра растеряла всю попутную благость, злобствующий воздух задувал все сильнее, нагоняя клубы рваных облаков и затемняя небо.

Скрип дерева сделался надрывен, свист ветра перешел в унылый вой.

– Спустить паруса! – надрывался Юй Цзи. – Все, все долой!

Поглядывая на горизонт, линия которого непрерывно подсвечивалась зарницами, Сергий энергично работал рукояткой брашпиля, наматывая фал. Неподалеку пыхтел Эдик, затягивая узел покрепче.

– Чань Бо! – крикнул кормщик. – Крепить лучше! А то срывать и уносить!

Эдик закрепил на совесть. И тут же налетел шквал. Громовым ревом покрыв шум волн, ветер навалился на ша-чуань, почти опрокидывая корабль набок, и Чанба сам чуть не свалился. Ухватившись за снасти, он повис и заработал первую порцию крутящейся пены.

Ветер рычал, вздыбленный океан вертел джонку, сливая раскаты падающих валов в непрерывный гром.

– Привязаться! – заорал Сергий. – Всем!

«Чжэнь-дань» то взметывало на косматый гребень исполински громадной водяной горы, то низвергало в провал волн, меж гладких скатов колышущейся пучины, как с обрыва в темное, сырое ущелье.

Кормчий что-то кричал Сергию, тыча рукой назад, но бешеная сила бури убивала все звуки. Лобанов, намертво вцепившись в гудящие фалы, прямые и твердые, как палки, повернул голову назад. На корме, сквозь взмахи хвостов летящей пены, виднелся раскоряченный силуэт Гефестая. То и дело слепящие вспышки молний выхватывали его фигуру, заливая корабль мертвенным светом. Вот оно! Застилая мятущиеся перуны, вздыбился гигантский вал, уж никак не меньше сорока локтей в высоту. Косматая вершина чудовищной волны завернулась вперед, будто разглядывая палубу сверху, и рухнула. Сергий вцепился в стонущий канат, ша-чуань высоко вскинул корму, вставая на нос, и скатился по темному, бурлящему склону.

Рушащаяся масса пены закрутилась, загуляла по палубе, перекатываясь через нос, и ша-чуань выпрямился, заплясал в такт громадным водяным горбам.

– Так держать! – донеслось сквозь бурю хриплое отрывистое восклицание.

Ша-чуань метало меж водяных холмов и провалов волн, и всё, что в данный момент было позволено команде, так это терпеть, ждать и надеяться.

Буря уходила к югу, унося джонку за собой. Всю ночь стихийный беспредел крутил, вертел кораблем, как хотел. Шторм стал стихать лишь под утро.

…Сергий разлепил глаза – серый полумрак, затмивший яркое небо, синел понемногу, пропуская свет солнца. Дикая пляска гребней волн тоже унималась – неслыханное, оглушительное неистовство бури выдыхалось, стихало ее грозное дыхание.

И вот умчались темные тучи, яркий свет залил океан, возвращая невинное голубое небо.

Сергий чувствовал в теле разбитость и страшное утомление – долгими часами приходилось напрягаться только для того, чтобы устоять, чтобы тебя не оторвало и не сбросило в воду.

Юй Цзи бродил по ша-чуаню хмурый и невеселый. Волны изрядно поозоровали, прихватив с собою кое-что из корабельного имущества, но главная неприятность гнездилась ниже.

– Хотеть наблюдать? – спросил Лобанова кормчий.

– Хотеть.

– Ходить за мной…

Они спустились в трюм, где плескалась вода, поднимаясь до колена. За переборкой, ближе к носу, вода стояла по пояс.

– Обшивка разошлась? – спросил Сергий.

Юй Цзи подумал и кивнул.

– Не будь тут переборок, мы бы и вовсе бульки пустили… Ну, что? Будем вычерпывать?

– Так не надо, – покачал головой Юй Цзи, – опять наливаться. Надо плавать к берегу, чинить.

– Знать бы, куда плыть…

– Моя смотреть – ша-чуань оттащило по югу… на юг. Далеко! Надо ходить север… на север, да.

– На север так на север.

Поднявшись на палубу, Сергий обнаружил, что все в сборе.

– Мы не утонем? – спросила Тзана.

– Да протянем еще маленько, – улыбнулся Лобанов.

– Хорошо хоть, груз не пострадает, – бодро сказал Эдик. – В том отсеке фарфор, он не мокнет…

– Зато мы можем пострадать, – перебил его Искандер. – Мало того, что нас оттащило к югу, так еще и ход потерян.

Сергий кивнул. Приняв на борт воду, ша-чуань приобрел сильный дифферент на нос, и теперь постоянно зарывался в волны, тараня валы и тормозя.

– А что к северу?

– А это смотря куда нас закинуло – или Африканский Рог, или Аравия.

– Ладно, держим на север, а там видно будет…

На третий день впереди показалась земля. Это был остров Диоскурида. Предприимчивые индусы потихоньку осваивали его берега, прозывая остров Сукхаджарадвипой. Арабы переиначили это слово, выговаривая «Сокотра».

Погрузневший ша-чуань медленно приблизился к суше. Впереди стлался белый сверкавший песок, над ним клонили кольчатые стволы пальмы с растрепанными кронами. Еще дальше деревья, лохматые панданусы и колючий кустарник сливались в лес, густели, забирались зеленым каракулем на горы, самая высокая вершина которых белела известковыми скалами.

Ша-чуань доплелся до берега и приткнулся к сухому и твердому в закутке за красными скалами. Земля…