Искры. Подпольные историки Китая и их битва за будущее - Ian Johnson

занятости, повышение заработной платы и положение страны в мире, это может создать условия, при которых альтернативные точки зрения будут более желанными. Таким образом, беспорядки во время блокировки Ковида станут не столько отклонением, сколько предвестником будущих десятилетий. Таким образом, хотя Китай не является Советским Союзом 1980-х годов, в каком-то очень широком смысле он может быть ближе к Советскому Союзу 1960-х годов - периоду, когда он казался стабильным и мощным, но когда были заложены семена склероза режима. Если это так, то люди, с которыми мы познакомились в этой книге, будут играть все более значительную роль в будущем Китая.

Если говорить о том, как посторонние люди должны относиться к Китаю, то бурная деятельность китайского движения за контр-историю должна заставить нас отказаться от некоторых клишированных представлений о Китае. Один из них - тенденция рассматривать его как пример неконтролируемого авторитаризма. Это может быть точным описанием китайской коммунистической партии, но китайские контр-историки на самом деле являются частью глобальных дискуссий о том, как мы относимся к нашему прошлому и создаем наше будущее.

Например, в Соединенных Штатах потомки порабощенных африканцев столкнулись с тем, что в исторических документах мало что известно об ужасах рабства. В архивах отсутствует голос порабощенного человека. Такие люди, как профессор Колумбийского университета Саидия Хартман , стали академическими суперзвездами, восполняя эти пробелы. Метод Хартман заключается в использовании фактов в качестве основы для беллетризованных историй, которые пытаются рассказать об этом стертом прошлом. Это позволяет ей обращаться к самым разным группам общества, от рэперов до политиков.

В Китае существует аналогичная проблема: огромные пробелы, которые не позволяют прочувствовать кризисы прошлых лет. У нас мало биографий землевладельцев, убитых в начале 1950-х годов. Точно так же у нас мало изображений голода в Китае 1950-х годов. Что еще более усугубляет ситуацию в Китае, так это то, что архив не просто скуден, он запрещен.

Это заставило писателей и художников, таких как Фан Фан и Ху Цзе, восполнить пробел с помощью глубоко изученных романов и художественных произведений. То, что Хартман называет "критической фабулой", можно увидеть в романе Фан Фанга "Мягкое погребение": восстановление памяти на основе исторических исследований и скачков воображения.

Другой способ справиться с проблемой стирания можно найти в работе Гао Хуа, который создал свой личный контр-архив бумаг, досье и документов. На основе этого огромного массива материалов Гао смог написать окончательную историю первой крупной чистки китайской компартии, опровергнув миф о годах основания партии в Яньане.

Еще одна тенденция в Китае, которая имеет отголоски в других странах, - это потребность в том, что вьетнамско-американский писатель Виет Тхань Нгуен называет "справедливой памятью". Это означает историю, которая включает в себя множество точек зрения - не только точку зрения победителя. Желание включить множество голосов - это именно то, чего добиваются в своих работах китайские контр-историки.

Наконец, китайские историки-подпольщики разделяют еще одно понимание, которое получило широкое распространение во всем мире. Это идея о том, что травма существует даже тогда, когда воспоминания подавляются. Немецко-британский писатель В. Г. Себальд называет это "воспоминаниями из вторых рук", концепция, схожая с "постпамятью" Марианны Хирш. Это особенно актуально в районах проживания этнических меньшинств Китая.

Единственное существенное различие между проблемами китайских историков-подпольщиков и их более известными зарубежными коллегами заключается в том, что китайские историки в основном избегают жаргона. Такие люди, как Ай Сяомин и Го Юхуа, знакомы с западными трудами по своей тематике, а в случае Го ее этнографическая работа опирается на академические рассуждения о страдании. Но в целом они более прямолинейны и конкретны, чем труды тех, кто работает в основном в академии.

Одна из причин может заключаться в том, что в Китае ставки выше. Некоторые западные ученые - например, Хартман и Нгуен - имеют широкую читательскую аудиторию. Но в большинстве своем они пишут для других специалистов, и их идеи распространяются лишь в узких кругах. Китайские историки-подпольщики сознательно ориентируются на массы. Они пополняют историческую летопись новыми сведениями и рассказами, но их цель - действие: они, без сомнения, активисты, которые стремятся изменить общество. Западные ученые тоже могут видеть себя в таком же свете, но для китайских общественных интеллектуалов это экзистенциальный вопрос. Если западные ученые терпят неудачу, их игнорируют. Если китайские мыслители терпят неудачу, они попадают в тюрьму и иногда умирают там.

Представление о китайских историках-подпольщиках как о части нашего интеллектуального мира также помогает нам думать о том, как включить их в нашу жизнь. Одна из главных тем многих стран - с кем в Китае мы должны общаться? Одним из ответов будет встреча с такими людьми, о которых рассказывается в этой книге. Их следует приглашать выступать на наших кинофестивалях, в аналитических центрах, университетах, библиотеках, книжных магазинах и других общественных форумах. Они должны стать претендентами на стипендии и гранты.

Такое случается слишком редко. Отчасти это невежество, отчасти - язык, а отчасти - политика. Первые два фактора связаны между собой: тот факт, что китайские историки-подпольщики редко говорят по-английски, означает, что за рубежом известны только самые нетипичные или исключительные китайские мыслители. Для большинства из них их книги и статьи редко публикуются за рубежом, а многие испытывают трудности с общением на английском. Это означает, что они мало представлены в качестве приглашенных стипендиатов в престижных университетах и аналитических центрах и редко выступают на книжных ярмарках.

В коммерческом плане трудно утверждать, что эти работы найдут широкую аудиторию. Некоторые работы, например, Тан Хэчэна и Ян Цзишэна, были опубликованы в коммерческих целях, но только потому, что расходы на перевод взяли на себя фонды. Другие, такие как работы Ху Фаюна и Е Фу, были переведены А. Э. Кларком из издательства Ragged Banner Press, что можно назвать лишь трудом любви. А еще есть достойная восхищения работа Дэвида Оунби из Университета Монреаля, чей сайт "Читая китайскую мечту" переводит работы многих публичных интеллектуалов - большую часть из них Оунби перевел в свое личное время и только после того, как получил должность, что позволило ему посвятить время задаче, которая получает мало академического признания. К сожалению, эти усилия остаются исключениями.

Одним из решений могло бы стать привлечение большего числа частных фондов к переводу китайской нехудожественной литературы. Однако фонды руководствуются рыночной этикой, требующей от них измеримых "результатов", которые приведут к каким-то заметным изменениям. Другими словами, они хотят финансировать проекты, которые позволят обучить определенное количество лидеров гражданского общества или юристов, создать неправительственные организации и т. д. Китайская книга, переведенная на английский язык,