Лесной бродяга (Обитатель лесов) - Ферри Габриэль

— Что там такое? — спросил Бараха у Ороче, который, устремив глаза вперед, делал рукою знак товарищу, чтобы тот молчал.

Барахе не пришлось вторично повторять своего вопроса.

Из серовато-дымчатого тумана медленно проступила фигура человека с мокрыми волосами, по которым еще стекала каплями вода, в насквозь промокшей и испачканной тиной и илом одежде. Человек лежал на животе, вытянувшись во всю длину поперек тропинки. Был ли это индеец или белый? Живой человек или мертвое тело? Этого-то и не мог толком разглядеть Ороче.

На беду тропа в том месте, где наши всадники вынуждены были остановиться, шла над одним из тех обрывов над бездонной пропастью, о которых мы уже говорили выше, а с другой стороны примыкала к отвесной скалистой стене, так что человеку с конем не представлялось ни малейшей возможности повернуть обратно или сделать какое-либо другое движение, кроме движения вперед. А двинуться вперед Ороче не решался. Его и удивляло, и пугало присутствие человека в этой местности, где лишь одни орлы да серны находили себе убежища.

С чувством все возрастающего беспокойства и тревоги смотрел Ороче на это неожиданное видение.

Голова человека свешивалась над обрывом, и его лица нельзя было видеть, но в этот момент туман на мгновение рассеялся, и Ороче успел разглядеть его, а также и то, что он, упираясь локтями о скалистый выступ, смотрел куда-то вниз на какой-то предмет, привлекавший его внимание.

Рев каскада был здесь настолько силен, что совершенно заглушал голос Ороче.

— Это Кучильо! — воскликнул он, не оборачиваясь к своему спутнику.

— Кучильо? — повторил тот, весьма удивленный. — Какого дьявола ему тут надо?

— Не знаю!

— Всадите-ка в него заряд из вашего ружья; это будет, по крайней мере, единственная вещь, которой он не украл!

— Да, для того, чтобы выстрел выдал этому проклятому канадцу наше присутствие!

В этот момент ему не пришло даже в голову, что, выстрелив в Кучильо, он тем сам предал бы себя безоружным в руки своего приятеля.

Но вот туман снова сгустился, Кучильо совершенно исчез из вида, и в течение какого-то времени всадники едва могли различать друг друга. Становилось не только опасно, но даже совершенно невозможно двигаться дальше, не рискуя на первом же шагу слететь в пропасть; оба гамбузино стояли в нерешительности. К счастью для них, резкий порыв ветра вскоре снова разорвал на мгновение густой покров тумана, и Ороче радостно воскликнул:

— Ну, слава Богу! Этот мерзавец исчез куда-то! — И вздохнул с видимым облегчением.

Путь оказался свободен, они снова очутились одни среди неприступных гор.

Странный, дикий пейзаж, окружавший беглецов, одетые в туманный саван горы, среди которых они блуждали почти наугад, близость виденных ими сегодня мельком в долине сокровищ и всякого рода волнения, которым оба они подвергались с самого утра, — все это способствовало тому, что воображение бродяг сильно разыгралось.

То обстоятельство, что Кучильо, по-видимому, с таким напряженным вниманием разглядывал что-то там, в бездне, возбудило любопытство авантюристов.

В этом месте тропинка чуть расширялась, во всяком случае, настолько, чтобы позволить всадникам спешиться, и вот, не обменявшись ни словом о своих намерениях, Ороче и Бараха одновременно соскочили с коней.

— Что вы хотите делать?

— Да неужели вы не догадались?! Я уверен, что и вы сделаете то же самое! — смеясь, ответил Бараха. — Я намерен узнать, что привлекло внимание Кучильо там, внизу. Это должно быть любопытно, надо полагать!

— Берегитесь, эти скалы чертовски скользки, предупреждаю вас!

— Не беспокойтесь, любезный друг, я парень ловкий и осторожный и вам советую сделать то же, что намереваюсь сделать сам!

С этими словами Бараха опустился на одно колено, заглянул в бездну. В шести шагах от бокового ската горы из расселины с ревом низвергался водопад; над его разверстою пастью тропинка образовывала род природного свода или арки.

Взяв под уздцы своего коня, Ороче перевел его на другую сторону арки, считая более разумным несколько удалиться от своего товарища.

Минуту спустя, скрытые друг от друга сводом арки, лежа плашмя и свесив головы над пропастью, оба авантюриста осматривали жадным взглядом страшную бездну.

Одно и то же зрелище одновременно поразило обоих и снова возбудило в их сознании те же мысли об убийстве и насилии, которые только-только успели улечься в их душах.

Громадная глыба золота, блиставшая между пенящимся каскадом и ближайшим утесом, чуть было не вызвала восторженного крика у приятелей, но они твердо помнили, что следует молчать, и, хотя это требовало нечеловеческих усилий, все же сумели не обнаружить своего присутствия.

Застряв в расщелине скалы, золотой самородок искрился, будто приглашая руки человеческие не дать ему бесполезно быть поглощенным бездной. Однако подступиться к нему не было никакой возможности. От постоянной сырости отвесные бока утеса оделись густым мхом, а под самой глыбой золота неширокий выступ скалы будто только и ждал того смельчака, который отважился бы ступить на его осклизлую поверхность. Однако этому смельчаку обязательно необходим был помощник, иначе ему грозила неминуемая гибель. Именно это обстоятельство заставило отказаться от столь рискованной затеи Кучильо, когда он при приближении авантюристов упивался блеском бесценного самородка.

Бараха опомнился первым. Сердце его болезненно сжалось при одной мысли, что самородок мог в любое мгновение сорваться в пропасть. Схожие мысли владели и его спутником, и оба одновременно вскочили на ноги. Осознание того непреложного факта, что никто из них в одиночку не рискнет добыть самородок, заставило их действовать сообща.

Ороче снова присоединился к Барахе.

— Видели? — взволнованно спросил он.

— Видел, черт подери! Целое состояние!

— Но как его достать? Ведь тогда можно было бы плюнуть на всех и вся и смотаться отсюда подобру-поздорову!

— И то правда! Послушайте, свяжем наши лассо, и один из нас спустится на них вниз, — предложил Бараха. — До самородка ведь не более восьми футов!

— Кто же, по-вашему, примет на себя риск?

— Пусть решит жребий.

— Если жребий падет на меня, вы просто сбросите меня в пропасть. Разве не так, сеньор Бараха?

Бараха пожал плечами.

— Вы простак, с позволения сказать, почтеннейший сеньор Ороче! Разве резон бросить своего приятеля, да еще такое сокровище с ним в придачу? Впрочем, приятелем можно бы пожертвовать, но самородком — ни за что на свете!

— Любезнейший сеньор Бараха, вы делаете самые священные понятия, даже такие, как наша дружба, предметом неуместных насмешек, — заметил Ороче с таким скорбным видом, что Бараха более чем когда-либо убедился в его лицемерии.

Бараха извлек из кармана карточную колоду и предложил:

— Вытянувший старшую карту будет иметь право выбора.

— Идет, — кивнул Ороче. — Только уговор: я тащу из ваших рук, вы из моих. Так будет справедливо.

Бараха нехотя согласился.

Ороче достался король; Бараха же, к своему огорчению, вытянул девятку.

Однако под впечатлением рассуждений Барахи длинноволосый гамбузино, считавший и без того уже, что обладание сокровищем есть своего рода талисман против всяких бед и зол, а главным образом — против коварства его друга, вопреки ожиданию, избрал более опасную роль — спуститься вниз и овладеть самородком.

Тогда, отвязав свои лассо, бандиты скрутили их вместе, затем Ороче обмотал один конец полученного таким образом жгута вокруг своего пояса; другой конец привязали к стволу молодого дубка, росшего здесь же в расщелине скалы. Кроме того, Бараха крепко держал этот конец лассо. Пожалуй, без помощи тщедушного деревца его роль могла стать столь же опасной, как и роль Ороче, ибо тяжесть последнего, увеличенная к тому же немалым весом самородка, запросто могла увлечь Бараху в бездну. Удостоверившись, что жгут прикреплен надежно, Ороче начал осторожно спускаться, цепляясь за выступы и стараясь ставить подошвы ног в углубления или расщелины скал.