Трагические судьбы - Николай Андреев

«Хрущев, словно сломанный пополам, рухнул на ковер, — повествует генерал. — Мелко перебирая коленями, пополз к ногам Сталина…» — и так далее в том же шекспировском духе.

Еще более зловещую картину рисует Сергей Красиков, тоже прослуживший немало в охране Кремля: «…Сталин стал просто невменяем… и просто накинулся на убитого бедою соратника. Склонил к полу его голову и стал выколачивать о нее курительную трубку. Бесновался, кричал. Но, увидев, что Хрущев ни на что не реагирует, остыл и осмотрелся. Генсек стал оттаивать и проникся судьбой печальника: вождю было понятно, что предстоящая судьба сына доконала Хрущева, что он, переживая, не спал несколько дней и ночей».

У Степана Микояна иное объяснение снисходительности к преступлению Леонида: посчитали, что это случайный выстрел. И, кстати, в личном деле Леонида Хрущева ничего не говорится об этом драматическом инциденте. Там мы читаем справку следующего содержания:

«Ст. лейтенант ХРУЩЕВ Леонид Никитович 26. 7. 41 после выполнения боевого задания на самолете СБ при возвращении на аэродром был сбит истребителями противника и при посадке сломал ногу. С июля 1941 года по март 1942 года находился на излечении в госпитале. После выздоровления был направлен на переучивание на самолет Як-7. Переучивание проходил в 3 отдельном учебно-тренировочном смешанном авиационном полку с марта по ноябрь 1942 г. 19 декабря 1942 г. приказом Командующего 1 ВА назначен командиром звена 18 гвардейского истребительного авиаполка.

Справка составлена на основании: журнал боевых действий 134 СБАП, боевой характеристики от 9. 1. 1942 г. и приказа Командующего 1 ВА № 0477 от 19. 12. 1942 г.».

Ни слова о трагическом эпизоде со стрельбой.

Леонид Хрущев выздоравливает, выписывается из госпиталя. Его направляют в Москву. Там же по делам находился Никита Сергеевич. Рада вспоминает, что и она в январе 1942 года с матерью тоже оказалась в Москве. В столице встретились с Леонидом. Запомнилось: «Ходила с ним в Большой театр, там были сплошь военные». Нельзя сказать, что Леонид был любителем оперы и балета, но хоть какое-то напоминание о мирной жизни. От Москвы немцев уже отбросили, опасность не ощущалась. Они даже компанией ездили на автомобиле на места ожесточенных боев. Это было последнее, что Рада помнит о Леониде.

Степан Микоян в то время тоже находится в Москве и даже остановился в квартире Леонида — тот переучивается с пилота бомбардировщика на летчика-истребителя. Я спросил Микояна: «Летчик-истребитель в авиационной иерархии стоит выше?» «Не сравнить, — не задумываясь, ответил он. — Но дело в другом: тяжело переучиться с пилота бомбардировщика на истребителя, очень тяжело. Почти невозможно».

Но Леонид настойчив. К тому времени он летает уже семь лет, однако даже ему, опытному пилоту, потребовались месяцы, чтобы как следует освоить истребитель. После прохождения службы в учебном полку Леонида Хрущева назначают командиром звена 18-го гвардейского истребительного авиаполка. Командир 1-й воздушной армии генерал-майор Сергей Александрович Худяков предложил ему остаться при штабе. Леонид отказался. Он рвался воевать.

Держался независимо и с презрением к администрации лагеря

Яков Джугашвили — по ту сторону фронта, в концлагере под Любеком. Там он подружился с польскими офицерами. Беседовали, играли в шахматы, резались в карты. Он рассказывал о своих переживаниях. Яков уверял, что ни на минуту не предал родину, а все заявления в немецких газетах, будто бы он перешел на сторону Гитлера, — вранье. Он верил, что в войне победит Советский Союз. Поляки составили план побега, приглашали его с собой — отказался. Попытка оказалась неудачной. Якова после этого перевели в лагерь Заксенхаузен. Находился он в бараке для элитных военнопленных, это были родственники высокопоставленных деятелей США, Англии, Франции. Он близко сошелся с некоторыми. После войны англичане и бельгийцы, сидевшие с Яковом, попытаются связаться со Сталиным, чтобы сообщить ему о трагической судьбе сына, но ответа не получат.

Подполковник СС Вегнер в марте 1943 года был назначен командиром батальона охраны концлагеря Заксенхаузен. Свое хозяйство ему показывал комендант Кайндль. Он привел подполковника на территорию особой зоны «А», где содержались генералы и старшие офицеры Красной Армии, английской, греческой и бельгийской армий. Кайндль обратил внимание Вегнера на барак № 2 и сказал, что в него скоро по указанию шефа гестапо Гиммлера переведут из тюрьмы концлагеря двух старших лейтенантов, один из которых сын Сталина, а второй — родственник Молотова. Зона «А» состояла из трех бараков, огороженных каменной стеной, на расстоянии 2 метров от стены три забора из колючей проволоки. Через один из них пропущен ток высокого напряжения.

Действительно, через несколько дней в барак № 2 были переведены Джугашвили и Кокорин. Вегнер несколько раз из интереса заходил в барак, спрашивал у Джугашвили, нет ли у него каких просьб к комендатуре. Яков ничего не просил, кроме газет. Свою фамилию он не называл, держался, как показал позже на допросах Вегнер, независимо и презрением к администрации лагеря.

Во Франции очутился сбежавший из фашистского плена советский майор Минасян, воевал в партизанском отряде. В марте 1945 года он направил уполномоченному Совета Народных Комиссаров СССР по репатриации советских граждан в Западной Европе, представительство которого находилось в Париже, документ, который назвал «Справкой». В нем сообщались подробности пребывания в плену Якова Джугашвили:

«Справка.

Капитан артиллерии Яков Иосифович Джугашвили (сын маршала СССР товарища Сталина) находился со мной в плену в Южной Баварии, около маленького города Гоммельбурга. Лагерь военнопленных был международного характера, где были заключены в застенки советские, французские, английские и бельгийские офицеры. В этом лагере были заключены 27 советских генералов и много старшего начальствующего состава РККА.

Яков Джугашвили в этом лагере был заключен с апреля месяца 1942 года и был в нем по июнь 1942 года, а после чего был переведен в другой неизвестный мне лагерь. Яшу Джугашвили лично знали многие советские офицеры. За короткий промежуток времени нахождения в Гоммельбургском лагере показал себя стойким, а своим поведением мужественным и непоколебимым советским офицером, достойным сыном Великого отца, Маршала товарища Сталина. Питание он получал такое же, как и остальные советские офицеры, т. е. 150 гр. отварного «хлеба», в день один раз брюквенный суп без всякой приправы.

Немцы его использовали на хозяйственных работах внутри лагеря, воспользовавшись его способностями, он работал резчиком по кости. Из лошадиных костей он резал фигуры, шахматы, табачные трубки и т. д.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});