Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

Нельзя было терять ни минуты. Хрущев вызвал стенографистку и прямо в зале начал диктовать, что согласен с предложениями Белого дома: «Получил ваше послание от 27 октября с.г. Выражаю свое удовлетворение и признательность за проявленное вами чувство меры и понимания ответственности… Чтобы скорее завершить ликвидацию опасного конфликта для дела мира… советское правительство в дополнение к уже данным ранее указаниям о прекращении дальнейших работ на строительных площадках для размещения оружия отдало новое распоряжение о демонтаже вооружения, которое вы называете наступательным, упаковке его и возвращении его в Советский Союз»{89}.

Кроме этого письма, Хрущев направил два личных послания президенту, которые Добрынин должен был передать устно Роберту Кеннеди. Первое подтвердило то, что Кеннеди вскоре услышал по радио: «Взгляды, которые Роберт Кеннеди выразил по просьбе президента при встрече с Добрыниным вечером 27 октября, в Москве известны. Сегодня ответ президенту будет передан по радио и ответ будет положительным. Главный вопрос, который беспокоит президента, а именно — демонтаж ракетных баз на Кубе под международным контролем — не вызывает возражений и будет детально объявлен в послании Н.С.Хрущева»{90}.

Во втором, более секретном послании сообщалось, что Кремль ожидает от Белого дома выполнения обещания демонтировать турецкие ракеты. Хрущев принял заявление Роберта Кеннеди о том, что «потребуется 4–5 месяцев для ликвидации ядерных баз в Турции, и его просьбу, чтобы обсуждение этой проблемы носило строго конфиденциальный характер». Тем самым Хрущев хотел показать, что администрация Кеннеди приняла условия торга, и речь уже идет о практической реализации плана.

«В моем письме Вам от 28 октября, предназначенном для печати, я не касался этого вопроса по Вашему желанию, переданному Робертом Кеннеди. Но все предложения, содержавшиеся в этом письме, исходили из того что Вы дали согласие по поводу турецкого вопроса, поднятого в моем послании 27 октября, как заявил Роберт Кеннеди, с Вашего согласия во время встречи с советским послом в тот же день»{91}.

В целом, удовлетворенный поворотом событий, Хрущев опасался какого-нибудь неожиданного сюрприза. Боясь, что нелепая случайность — из-за каких-либо действий солдат ПВО на Кубе или недовольства генерала из Пентагона — может подорвать урегулирование, Президиум решил, как и в субботу, передать основное письмо Хрущева по московскому радио. Так можно скорее довести его до сведения Вашингтона. Хрущев приказал Леониду Ильичеву, одному из секретарей ЦК, лично доставить копию письма на радио для немедленной трансляции в эфир. Он также хотел, чтобы советское командование на Кубе тщательнее контролировало ситуацию на острове. «Мы считаем, что вы поспешили с уничтожением американского разведывательного самолета У-2», — телеграфировал Хрущев Плиеву. Москва строго запретила Плиеву применять ракеты SA-2 и приказала посадить все советские истребители «во избежание столкновения с американскими разведывательными самолетами»{92}.

Теперь, когда мирное урегулирование приобрело реальные очертания, перед Хрущевым встал вопрос отношений с Кастро. Из его ночного послания он сделал вывод, что кубинский лидер потерял чувство меры и защищает ядерное самоубийство. Что же мог иметь в виду Кастро, говоря, что «настал момент навсегда покончить с угрозой (вторжения США)?» Хрущев намеревался позже выяснить у Кастро, почему он написал так. До ситуация в настоящий момент требовала уверенности в том, что Кастро не совершит какого-то опрометчивого поступка, способного нарушить переговоры. Объяснив, что милитаристы в Вашингтоне ищут любого предлога, чтобы сорвать договоренности с Кеннеди, Хрущев в письме, продиктованном тут же, просил Кастро воздержаться от уничтожения американских самолетов.

В 4.00 вечера (8.00 утра по времени восточного побережья США), за час до выхода в эфир письма Хрущева, Малиновский приказал Плиеву начать демонтаж пусковых установок Р-12. Система ядерного сдерживания, столь тщательно создаваемая Хрущевым в Карибском бассейне и только что приведенная в боевую готовность, должна была быть ликвидирована.

Максуэлл Тейлор проводил утреннее заседание Объединенного комитета начальников штабов. Обсуждались действия в случае отказа Хрущева принять предложения президента, изложенные в письме от 27 октября. Начальники штабов, которые ничего не знали о приватной беседе Роберта Кеннеди с советским послом в субботу вечером, считали, что военные действия неизбежны. «Понедельник — последний срок уничтожения ракет, пока они еще не полностью приведены в состояние боевой готовности», — заявил Кёртис ЛеМей, который уже несколько дней был готов к началу воздушной войны. «Я хотел бы сегодня повидаться с президентом», — настаивал он. Тейлор уже готовился объявить о запланированных на сегодня полетах разведывательных самолетов над Кубой, когда в комнату вошел помощник, неся телетайпную ленту с важным сообщением{93}. В 9.00 утра радио Москвы передало важную новость Хрущев принял условия Кеннеди.

Текст заявления советского лидера не произвел большого впечатления на командующего ВВС. «Загадка Советов как убрать и одновременно сохранить ракеты на Кубе»{94}. Ропот продолжался до тех пор, пока Макнамара и два его помощника не присоединились к дискуссии. Они выразили удовлетворение заявлением Хрущева доказывая, что «позиция США сильнее». ЛеМей не соглашался и вновь настаивал на встрече с Кеннеди сегодня же. Сторонники Леммея, однако, молчали Лучше подождать новых результатов аэрофотосъемки. Они прояснят положение.

Тем временем, прослушав новость из Москвы, в Белом доме вздохнули с облегчением. Запутанная ситуация, ожидание результатов миссии Роберта Кеннеди остались позади. Закулисная дипломатия, похоже, сработала Роберт Кеннеди отправился к советскому послу, чтобы выразить удовлетворение На заседании Исполкома в 11 00 утра Банди заметил, что «все знали, кто ястребы, а кто голуби, но. сегодня день голубей»{95}.

ЦРУ, в свою очередь, распорядилось прекратить все действия, как на побережье, так и внутри страны. Это сообщение в 1 30 дня поступило в отделение ЦРУ в Майями Опа Лока. Позже в этот день Белый дом передал аналогичное распоряжение, и ЦРУ подтвердило приказ в 4:30. Операция «Мангуста» была заморожена{96}.

Не ожидая отступления Москвы, Фидель Кастро был взбешен, услышав сообщение московского радио. Его ракеты уплыли. И ради чего? Из-за устного обещания его врага Джона Кеннеди не вторгаться на Кубу? В 2 часа дня Кастро созвал совещание высшего военного и политического руководства. Полковник Мещеряков, представитель советской военной разведки на Кубе, хотел извиниться и уйти, но Кастро сказал вызывающе «У меня от вас секретов нет. Вечером я скажу то же самое Алексееву»{97}. В присутствии советского представителя Кастро произнес прощальную речь по советскому ракетному проекту.

«Куба ничего не потеряет из-за снятия ракет, потому что она уже многое выиграла», — уверенно заявил Кастро. Ядерный кризис привлек международное внимание к отчаянному положению его страны. Тот факт, что Советский Союз дошел до такого уровня в защите Кубы, указывает на степень угрозы американского империализма. Кастро надеется, что теперь он может рассчитывать на международную поддержку в преодолении американской экономической блокады{98}.

Попытка Кастро сделать хорошую мину при плохой игре тем не менее не смягчила его гнев по отношению к Москве. Он считал, что Хрущев повел себя неправильно. Его злила не только суть дипломатических усилий Хрущева, но и то, что все было сделано без консультации с Гаваной. Если целью размещения советских ракет была защита его режима, тогда почему Кремль не допустил его к переговорам с Кеннеди? Кастро также не мог понять, почему Хрущев фактически уступил в вопросе демонтажа ракет «Юпитер» в Турции. Мещеряков ничего не знал о секретных переговорах Роберта Кеннеди с Добрыниным. Кремль решил не информировать и Кастро. Соответственно, Кастро заявил, что Москва «совершила большую политическую ошибку», сначала публично потребовала убрать ракеты из Турции, а затем, днем позже, забыв об этом требовании, ничего не получила взамен.

Кастро поклялся не делать ничего, чтобы облегчить Хрущеву выход из кризиса. «У нас не будет лучшего момента, чтобы потребовать ликвидации американской военной базы в Гуантанамо», — сказал он военным Кастро собирался проинформировать Вашингтон, что если США намерены произвести проверку демонтажа советских ракет, ВМС США должны покинуть Гуантанамо.