Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

Хрущев настаивал на аналогии между Кубой и Турцией После того как ракеты будут убраны из Турции и с Кубы, Советский Союз даст обещание в Совете безопасности «уважать неприкосновенность границ и суверенитет Турции, не вмешиваться в ее внутренние дела, не вторгаться в Турцию, не предоставлять свою территорию в качестве плацдарма для такого вторжения, а также будет удерживать тех, кто задумал бы осуществить агрессию против Турции как с территории Советского Союза, так и с соседних с Турцией государств».

Затем США должны будут сделать аналогичные заявления в отношении Кубы.

Похоже, что Хрущев практически единственный из членов Президиума верил, что США не нападут на Кубу. Большинство его соратников настаивало на принятии дополнительных мер предосторожности на случай, если интуиция подведет Хрущева. Письмо быстро отпечатали, но памятуя, что предыдущие письма поступали в Вашингтон с задержкой, решили передать текст послания по московскому радио. 22 октября Кремль был готов позволить Плиеву в целях обороны применение тактического ядерного оружия. Неделей позже Президиум уже не желал рисковать, опасаясь неправильного понимания, в каких именно обстоятельствах Плиев мог его применить. Одновременно с обнародованием письма к Кеннеди по московскому радио было подготовлено и направлено Плиеву следующее краткое предписание «Категорически подтверждается, что применять ядерное оружие из ракет ФКР, „Луна“ и с самолетов без санкции из Москвы запрещается»{66}.

Президиум также решил дать Плиеву инструкцию отправить обратно в Москву боеголовки для еще непоставленных ракет Р-14. Они еще находились на борту советского судна «Александровск» в порту Лайсабелла{67}, Прибыв на Кубу как раз перед объявлением блокады, «Александровск» считался самым надежным местом хранения боеголовок до подготовки соответствующих складов. Теперь Кремль беспокоился, что ВМС США захватят и уничтожат 24 ядерные ракеты в кубинском порту.

Москва считала, что Кастро должен исполнить свою роль в этой игре. У кубинского лидера практически не было времени для одобрения письма к Кеннеди. Телефонная линия не гарантирована от прослушивания. Президиум предложил Алексееву по возможности быстрее сообщить Кастро, что открытое письмо Хрущева преследует цель «воспрепятствовать любым планируемым акциям США» Кремль считал, что его маневр сработает Кеннеди, по мнению Москвы, не захочет, чтобы весь мир обвинил его «в худшем виде предательства, наподобие гитлеровского»

«Это почти немыслимо, чтобы в ответ на шаги, предпринятые в связи с инициативой У Тана, и особенно в ответ на наше письмо от 28 октября, американцы пустились бы в авантюру, используя вооруженные силы для вторжения на Кубу. Если бы Соединенные Штаты сделали это, они показали бы всему миру, что являются агрессором и врагом мира»{68}.

Москва надеялась, что если удастся убедить Кастро в мудрости своего дипломатического шага, то он предпримет шаги по снижению напряженности в регионе. Кремль просил Алексеева заставить Кастро сделать публичное заявление, одобрив условия Хрущева по поводу компромиссного разрешения кризиса. Кроме того, Кремль рассчитывал, что кубинцы дадут заверения У Тану о прекращении работ на ракетных военных установках.

Теперь для Хрущева не было пути к отступлению. Поэтому он решил вести открытие переговоры. Его действия в последние 24 часа показали кубинцам, американцам и собственным коллегам, что он не уверен в достаточности сил сдерживания, которыми Советский Союз располагает в Карибском бассейне. Все МБР можно было оснастить боеголовками менее чем за четыре часа. Почему он не объявил, что ракеты находятся в боевой готовности и что, если США предпримут вторжение или нанесут воздушный удар, он будет вынужден применить их? Между 1956 и 1961 годами вновь и вновь он использовал угрозу ядерного возмездия как разменную карту для достижения политических целей. Но в разгар кризиса он отступил от пропасти ядерной войны, когда она могла действительно начаться.

Гавана, суббота 27 октября, 10 часов утра (5 часов дня по московскому времени)

Это день на Кубе начался плохо. Был сильный шторм. Советские и кубинские офицеры пытались сохранять повышенную боевую готовность, беспокоясь о том, как бы тропический ливень не вызвал короткое замыкание в системах связи. Вблизи северо-восточного порта Банес офицеры штаба ПВО находились в хижине, когда поступил сигнал, что к Гуантанамо приближается американский самолет У-2. Поскольку без приказа командующего стрельбу запретили, капитан Н.Антонец позвонил в штаб Плиева «Несмотря на дождь, связь работала хорошо». Антонец запросил инструкции{69}.

Плиева на командном пункте не оказалось. Его заместитель генерал-майор Гречко и начальник штаба по боевой подготовке генерал-майор Гарбуз приказали командующему ПВО не предпринимать никаких действий, пока они не свяжутся с Плиевым. Плиев дал строгие указания о том, чтобы без его личного разрешения оружие не применялось. На телефонные звонки никто не отвечал. Гарбуз бросился в штаб-квартиру Плиева в тот момент, когда пришло сообщение, что У-2 летит над Гуантанамо. Нельзя было терять ни минуты, так как самолет мог покинуть воздушное пространство Кубы Снова к телефону никто не подходил. «Решение прервать полет было оперативно-стратегической необходимостью», — вспоминает Гарбуз. Он и Гречко обсудили обстановку. Если они будут ждать ответ Плиева, самолет окажется вне пределов досягаемости. Нервы сдавали. Начало возможного нападения американцев, как они считали, произойдет в течение нескольких часов. Гречко и Гарбуз полагали, что результаты аэрофотосъемки с этого самолета облегчат действия США сегодня или завтра{70}.

Капитан Антонец получил приказ запустить ракеты SA-2 по мишени 33. В 10 22 утра раздался первый залп кубинского кризиса. Ракета взорвалась рядом с самолетом У-2. Его швырнуло к земле. Американский пилот Андерсон разбился. Когда Плиев добрался до командного пункта и ему доложили о решении Гречко, он попросил отчет о случившемся для министра обороны. Формального выговора не последовало{71}.

Самолет У-2 разбился меньше, чем за час до того, как Министерство обороны в Москве начало передавать Плиеву последние распоряжения Кремля. Все усилия Хрущева контролировать использование силы на Кубы не смогли предотвратить первую американскую потерю. Высшие военные руководители на Кубе слишком вольно интерпретировали первоначальный приказ Хрущева защищать позиции от воздушного нападения. Кризис вступил в самую опасную с 22 октября фазу.

Вашингтон, суббота 27 октября, 10 часов утра (5 часов вечера по московскому времени)

С начала 1946 года Советский Союз являлся главным объектом деятельности американской разведки, и тем не менее, когда братья Кеннеди, Банди, Раек и другие деятели новых рубежей с 21 октября пытались принять наиболее важное, по мнению многих, решение, ни одна спецслужба не сумела точно доложить, что происходило в Кремле.

Первым пунктом повестки дня Исполкома, собравшегося в субботу в 10 часов утра, была подготовка ответа на письмо Хрущева от 26 октября, где он писал о «тугих узлах»{72}. Но не успело открыться заседание, как президенту Кеннеди подали новое письмо Хрущева, которое в этот момент зачитывали по московскому радио.

Кеннеди стал читать текст с телетайпной ленты:

«Премьер Хрущев вчера сообщил президенту Кеннеди, что уберет наступательные ракеты с Кубы, если США уберут свои из Турции»{73}.

По комнате прошел шепот, заговорили члены Исполкома «Он не писал этого, не так ли?» Кеннеди, удивленный новыми условиями окончания кризиса, добавил: «Этого нет в том письме, которое мы получили, не так ли?»

Попытка Хрущева превратить экспромт в крупное преимущество застала администрацию Кеннеди врасплох. Президент и его советники с момента обнаружения самолетами У-2 ракет на Кубе обсуждали возможность торга. Но каждый сценарий подразумевал секретность обмена мнениями в узком кругу. Ни один руководитель США не желал публичной дискуссии, которая могла бы подорвать веру в НАТО.

Сначала администрация решила, что произошла ошибка. «Нельзя ли проверить и быть уверенным, что письмо с телетайпной ленты — это письмо, которое мы читали вчера вечером», — спросил Раек своего подчиненного. Ошибки не было. Президент понял, что невозможно игнорировать это предложение. «Каково состояние наших переговоров с турками по поводу отвода этих?..»

Кеннеди был раздражен и смущен. Его советники тоже. Разве сотрудник КГБ Феклисов не изложил ясно в первом письме условия Хрущева о гарантиях ненападения в обмен на демонтаж ракет?

Банди предложил не обращать внимания на второе послание. «Очень странно, господин президент, что Хрущев изменил условия длинного письма вам, ведь в нем и срочном сообщении советника (Феклисова) только вчера вечером говорилось лишь о Кубе; мне кажется, что мы идем в русле своих планов — ничего нет плохого в нашей позиции держаться выработанной линии».