Мнемоскан - Роберт Сойер

— Что такое комфорт, в конце концов? — сказала Карен. — Нам не нужны мягкие кресла. Мы знаем, какая снаружи температура, но безразличны к ней. Сколько времени займёт перелёт?

— Нужно сказать «приём», — подсказал я.

— Э-э… приём, — сказала Карен.

Задержка сигнала, затем:

— Двенадцать часов.

Карен фыркнула — я и не знал, что она и сейчас умеет так делать.

— В самолётах я проводила и больше.

— Тогда договорились, — сказал я. — Мы летим. Вы сказали, что пришлёте за нами машину?

— Да, пришлём. Каков ваш текущий адрес?

Карен сказала.

— Отлично, — ответил Смайт. — Мы всё устроим. Вы уже на пути к Луне.

Я на пути к Луне…

Я покачал головой.

На пути к чёртовой Луне.

37

Видеофон лунобуса снова пискнул.

— Всё в порядке, — сказал Габриэль Смайт, как только я принял звонок. — Всё в порядке. Он уже летит. Джейкоб Салливан уже летит сюда.

— Грузовой ракетой? — спросил я.

— Да. Сейчас он на пути к Флориде.

— Когда он будет здесь?

— Через четырнадцать часов.

— Ну, значит, нам особенно нечего делать, пока он сюда не доберётся, верно? — сказал я.

— Вы видите, что мы идём вам навстречу, — сказал Смайт. — Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы вам помочь. Но четырнадцать часов — это долгий срок. Вам нужно поспать.

— Я так не думаю. Я вполне способен не поспать одну ночь. И у меня есть таблетки. Спросите доктора Ын. Я сказал ей, что страдаю от постоянной сонливости, и она дала мне какой-то стимулятор.

— И всё же, — сказал Смайт, — через четырнадцать часов всё только станет сложнее. А контролировать троих слишком хлопотно. Вы не думаете, что одного можно бы было отпустить? Скажем, в качестве жеста доброй воли?

Я подумал об этом. Строго говоря, мне, вероятно, вообще не нужны заложники — в конце концов, я мог уничтожить весь Верхний Эдем, просто взорвав лунобус. И Смайт был прав: трое — это и правда слишком много, чтобы эффективно контролировать. Но мне не хотелось менять никаких параметров.

— Я так не думаю, — ответил я.

— Ну же, Джейк. Ведь вам же будет проще следить за двумя людьми вместо трёх. Или за одним…

— Не испытывайте судьбу, Гейб, — сказал я.

— Ладно, ладно. Но одного-то заложника вы можете отпустить?

Чёрт, три — это действительно многовато. Плюс, совсем скоро мне их придётся кормить.

— Вы, вероятно, хотите вернуть Брайана Гадеса, — сказал я. — Его я не отдам.

— Мы примем любого, кого вы решите отпустить, Джейк. Выбор за вами.

Я осмотрел свою команду. Гадес сидел с решительным выражением на круглом лице. Хлоя Хансен выглядела смертельно напуганной; мне даже захотелось как-то её успокоить. Я отключил телефон.

— А вы? — спросил я Акико Утияму. — Вы хотите уйти?

— Хочешь, чтобы я умоляла? — спросила она. — А вот хрен тебе.

Я опешил.

— Я… я стараюсь хорошо с вами обращаться.

— Да ты на нас срать хотел, сучий ты сын. Не говоря уж про всех наших близких.

— Я собирался вас отпустить.

— Собирался. Великодушный тиран.

— Нет, то есть, если вы…

— Так отпусти меня. Или не отпускай. Но не жди, что я скажу тебе за это долбаное спасибо.

— Ладно, — сказал я. — Можете идти. Активируйте шлюз.

Акико секунду смотрела на меня — выражение её лица не изменилось.

— Но когда вернётесь домой, — добавил я, — вымойте рот с мылом.

Она поднялась с кресла, в котором сидела, и пошла к шлюзу. Я дождался, пока она закончит шлюзование, потом вернулся к видеофону.

— Смайт, — сказал я.

Пауза.

— Смайта сейчас нет, — ответил голос женщины-диспетчера.

— И где же он?

— В туалете.

Везучий чёрт. Интересно, это правда, или они опять пытаются меня надуть.

— Ладно, скажите ему, что я только что послал ему подарочек.

Грузовой отсек ракеты имел форму цилиндра высотой метра три и диаметром примерно метр. По сравнению с ним третий класс казался роскошным.

— Как… э-э… вы хотели бы расположиться? — спросил Хесус Мартинес, мускулистый лысый мужчина, надзирающий за погрузкой.

Я посмотрел на Карен. Она вскинула брови, оставляя это на моё усмотрение.

— Лицом к лицу, — сказал я. — Окон нет, так что смотреть будет особо не на что.

— Света тоже не будет, — сказал Хесус, — когда задраят люки.

— А вы не можете дать с собой нам этих светящихся штук? — спросил я. — Люцифериновых, или как их?

— Думаю, можно, — ответил Хесус. — Но каждый грамм стоит денег.

— Запишите на мой счёт, — сказала Карен.

Хесус кивнул.

— Как скажете, миссис Бесарян. — Он велел стоящему рядом с ним человеку принести световых палочек, потом, снова повернувшись к нам, сказал: — Вы ведь понимаете, что нам придётся пристегнуть вас на первый час, когда ракета будет разгоняться с постоянным ускорением. Но потом вы сможете отстегнуться, если пожелаете. Как видите, мы уже выстлали внутреннюю поверхность грузового отсека смягчающим материалом. Ваши тела прочны, но старт будет тяжёлым.

— Это нормально, — сказал я.

— Хорошо, — ответил Хесус. — Сейчас время Т минус шестьдесят минут. Давайте устраиваться.

Я вошёл в вертикальный цилиндр грузового отсека и прислонился к закругляющейся стене напротив входа. Потом я развёл в стороны руки, приглашая Карен к себе в объятия. Она тоже вощла в отсек и обхватила меня. Почему бы нам так и не лететь, обнявшись? Конечности у нас не затекают.

Хесус и двое его помощников немного подвигали нас и пристегнули.

— Такие, как вы, искусственные тела — это, возможно, будущее пилотируемой космонавтики, — сказал Хесус, не прерывая работы. — Никакого жизнеобеспечения, и о длительных перегрузках беспокоиться не нужно.

Тот, кого Хесус отправлял за световыми палочками, вернулся.

— Они светят по четыре часа каждая, — сказал он, переламывая одну и встряхивая; она залила помещение светом… зелёным, полагаю, то был оттенок зелёного цвета. — У вашего брата нормальное ночное зрение?

— Более чем нормальное, — ответил я.

— Тогда вам будет достаточно одной за раз, но на всякий случай вот ещё.

Он засунул их в сетчатый карман, закреплённый на стене грузового отсека, где Карен легко могла их достать.

— Да, и её одно, — сказал Хесус. Он протянул мне нечто такое, чего я не видел уже очень-очень давно.

— Газета? — спросил я.

— Сегодняшняя «Нью-Йорк Таймс», — ответил он. — Ну, по крайней мере, первая страница. Они печатают тысячу экземпляров ежедневно, на бумаге, для Библиотеки Конгресса и нескольких чудаков, готовых платить по тысяче баксов за печатный экземпляр.