Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Райт Роберт

Предположим, что триумф христианства в Римской империи и вправду был обусловлен Константином — насколько нам известно, так оно и было. И предположим, Константин проиграл ту битву, или решил, что крест ему не поможет, и христианство скатилось бы на обочину истории. Что стало бы тогда с идеей межнациональной братской любви, идеей, которая развивалась в такой тесной связи с христианством?

Это вопрос, важный в теологическом отношении. В главе 9, воздавая должное древней, но в некотором смысле современной, теологии Филона, мы упоминали о Логосе — божественном стимуляторе неосуществленного космического замысла, который служит своего рода двигателем нравственного роста. Коль скоро учение Павла о дружеских отношениях между народами могло погибнуть, если бы не единственная военная победа, каким же мощным тогда должен быть этот двигатель? Если Логос реален, разве нравственное просвещение не должно подчиняться чему-то значительно более сильному, чем капризы истории? Но где подтверждения, что такая сила существует? Почему мы считаем, что, независимо от участи Константина, межнациональная дружба имела все шансы одержать верх в развернувшейся на территории Римской империи битве религиозных ценностей?

Открытая платформа

Прежде всего потому, что создание Римской империи придало межнациональной дружбе большую ценность, чем прежде. Мы видели это мельком в предыдущей главе, рассматривая стратегию, выбранную Павлом для построения интернациональной церкви. Чтобы понять смысл добавочной ценности, созданной империей, обратимся к греческому острову Делос II века до н. э., за столетие до возникновения Римской империи.

На этом острове поклонялись богу Гераклу-Мелькарту, плоду слияния тирийского бога Мелькарта и греческого Геракла (Геркулеса). У Геракла-Мелькарта было немало приверженцев среди купцов и моряков из города Тир. «Религиозная» организация тех, кто поклонялся ему, называлась «гераклезиастами» тирийских купцов и моряков[838].

Купцы и моряки, принадлежавшие к этому культу, приносили жертвы Гераклу-Мелькарту в надежде добиться его благосклонности. Но на самом деле благами одаривал не Геракл-Мелькарт. Принадлежность к его культу означала сбор полезной информации у других купцов и моряков, построение плодотворных связей с ними; с профессиональной точки зрения культ был и базой данных, и сетью полезных контактов. Будь вы купцом или моряком из Тира или с острова Делос, вы наверняка были бы приверженцем этого культа, так как принадлежность к нему имела большую ценность.

Для целей нашего анализа принципиально то, что ваша принадлежность к культу повышала ценность членства в нем, так как своим присоединением к нему каждый слегка увеличивал базу данных и количество потенциально полезных контактов. В общем, чем больше приверженцев было у культа, тем более ценным становилось членство в нем.

Этот феномен известен экономистам как «позитивные сетевые внешние факторы» — чем больше единиц чего-либо имеется, тем ценнее каждая единица. Разумеется, экономисты обычно не применяют эту идею к религии — скорее, к таким вещам, как программное обеспечение. Классический пример — операционная система Microsoft Windows. Когда в пользовании стали насчитываться миллионы копий Windows, множество программных продуктов начали писать для Windows, следовательно, Windows приобрела большую ценность, чем если бы в пользовании находилось всего несколько тысяч копий. Каждый раз, когда кто-нибудь «присоединялся» к сети, покупая компьютер с Windows, он увеличивал ценность членства, усиливая стимул создавать программное обеспечение для платформы Windows.

Идею сетевых внешних факторов можно применить к большинству вещей, которые в том или ином смысле образуют сеть, и религия определенно относится к таковым. Когда бы ни существовали позитивные сетевые внешние факторы, общий принцип одинаков: чтобы во всей полноте пользоваться возможностями сетевых внешних факторов, организациям следует избегать построения необоснованных препятствий на пути к членству. И это приводит нас обратно на Делос.

Через много лет после того как приверженцы Геракла-Мелькарта построили ему храм на Делосе, еще одна группа возвела на том же острове храм богу моря Посейдону. Эти люди были выходцами из города Беритоса, Бейрута, и назывались «посейдонистами» Беритоса, купцами, моряками и складскими работниками[839]. Тот же состав профессий, как у тирийских «гераклезиастов» (разве что с прибавлением кладовщиков), однако у них был другой храм и поклонялись они другому богу.

Разве слияние не могло пойти на пользу обеим группам? А удвоение ресурсов, увеличение базы данных вдвое? Разве не облегчило бы оно деловые поездки, если в этом случае можно было путешествовать через Делос, Тир и Бейрут так, чтобы повсюду был гарантирован радушный прием? Иными словами: разве принадлежность к религии, образованной слиянием, не была бы более ценной и притягательной, чем принадлежность к любой из отдельных религий, — благодаря логике сетевых внешних факторов?

Конечно, слияние групп из Тира и Бейрута было непростым делом, так как между этими городами существовали значительные культурные различия. Тем не менее это были условные различия; в строго коммерческих терминах члены этих двух групп могли бы получить прибыль (в конечном счете) от дружеского взаимодействия между собой. Иначе говоря, эти два культа, позволив культуре разделить их, сохранили потенциальную синергию неосвоенной, сетевые внешние факторы нереализованными. Теоретически такое фиаско могло сделать их уязвимыми в состязании с религией, открытой в равной мере людям из Тира и из Бейрута.

Возможно, фиаско такого рода выглядело не самым логичным во II веке до н. э. Возможно, купцы из Тира и купцы из Бейрута существовали в обособленных торговых мирах, поэтому потенциал синергии для них все равно был невелик. Но позднее, когда Рим начал подчинять себе народ за народом, все изменилось. Вместе с Pax Romana (миром внутри Римской империи) в первые два столетия нашей эры открылась огромная торговая арена с обилием возможностей для бизнеса между жителями разных городов, представителями разных стран и этнических групп. Инклюзивная группа могла воспользоваться экспансивной энергией сетевых внешних факторов лучше, чем этнические или специфические для страны группы.

Предположим, например, что в рамках религии, известной как христианство, существовали две секты. Допустим, что в обоих случаях их членам приносили выгоду контакты с другими членами секты. А теперь представим, что в одну секту охотно принимали людей всех национальностей, а в другую попасть представителям большинства национальностей было очень трудно. Разве у первой из них не больше внешних сетевых факторов? Разве расти она будет медленнее второй? И поскольку размерами первая в результате роста будет превосходить вторую, разве ее конкурентные преимущества не будут увеличиваться по логике внешних сетевых факторов? Иными словами, разве христианство Павла не превосходило гипотетическое альтернативное христианство, учение которого не предусматривало межнациональных уз?

В сущности, это не просто мысленный эксперимент. В раннем христианстве существовало несколько сект или групп, несколько версий движения сторонников Иисуса, которые в принципе могли выиграть внутреннее состязание и стать «господствующим» христианством, как в конце концов стала версия Павла. По крайней мере одна из них соответствовала описанию этой гипотетической альтернативы.

Евреи для Иисуса

Помните последователей Иисуса, которым Павел желал, чтобы они «удалены были» потому, что настаивали на обрезании, которое отбивало бы у неевреев охоту присоединиться к движению Иисуса? Маловероятно, чтобы они сделали это буквально, и, по-видимому, не стали делать и метафорически; их духовные наследники были все еще живы по прошествии двух веков[840]. В документах IV века говорится о группе евионитов (эбионитов), которые настаивали на том, что приверженцами Иисуса могут быть исключительно евреи. Язычники достойны спасения, но лишь после обращения в иудаизм, а значит, после точного соблюдения ритуалов иудейского закона, от кашрута до обрезания.