Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Райт Роберт

Конечно, если Павел одним из первых пользовался этим лексиконом, тогда, возможно, такие выражения, как «братья», имели другие, более универсалистские, коннотации во времена Иисуса. Но Евангелие от Матфея было написано уже после Павла, так что его язык следует толковать именно в таком свете. А это значит, что приведенный отрывок настолько согласуется с применяемой Павлом в качестве инструмента идеей братской любви, что остается лишь предположить: может, Иисус и не говорил этих слов, может, их вложили ему в уста, чтобы оправдать стратегию, которая ко временам написания Евангелия от Матфея уже доказала свою ценность. (Этих слов нет в самом раннем из евангелий, от Марка, или в раннем, гипотетически восстановленном источнике Q, — только у Матфея.)

Хотя принадлежность к одной из церквей Павла позволяла радоваться братской любви, она еще не гарантировала пожизненность этой привилегии. Став братом, каждый становился предметом пристального внимания, и чрезмерное потакание своим слабостям могло стать причиной отторжения. В том же Первом послании к Коринфянам, где фигурирует знаменитая ода Павла к любви, содержится следующий отрывок: «Я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе… извергните развращенного из среды вас»[823]. В церкви Павла действовали широкие критерии для приема в число братьев, но и строгие основания для исключения из таковых.

Эта политика членства помогает объяснить, каким образом христианство могло позволить себе принимать представителей всех классов общества, в том числе неимущих. Пока они не злоупотребляли чужой щедростью и не предавались пороку, они могли считаться полезными. В сущности, христианские церкви становились инструментами социальной мобильности, давая образование целеустремленным ученикам. Один христианин II века отмечал: «Не только богатые среди нас проявляют интерес к нашей философии, но и бедные получают наставления даром… Мы принимаем всех, кто имеет желание слушать»[824].

Формула отличается четкостью: обращайся ко всем, держись за честных и усердных. Но подтекст этой формулы — недопущение, чтобы «всеобщая любовь» стала поистине «универсалистской». За пределы христианского братства ее распространяли осторожно и с оговорками; во всей полноте любви отказывали тем, кто не присоединялся к братству, и тем, кто присоединился, но не отрабатывал членство. Результатом должна была стать органически сплоченная церковь. Как высказывается Павел, «мы многие составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены»[825].

Смысл предписания Еврейской Библии любить ближнего как себя самого всегда зависел от определения «ближнего». Павел изменил его, но не придал ему всеохватности. «Ближний» — это не просто любой «иудей или грек». Как писал Питер Браун о Римской империи III века, «учение церкви объяснило христианину, кто не является ему ближним: ближний христианина не обязательно его родственник, не сосед по району, не соотечественник и не земляк; ближний христианина — его собрат-христианин»[826].

Братьев — да, но врагов?.

Есть одна разновидность христианской любви, которая не укладывается в эту формулу и не может объясняться с точки зрения уз, существующих внутри собрания или между собраниями. В двух евангелиях Иисус говорит: «Любите врагов ваших»[827]. Какова практическая логика, подкрепляющая такой вид любви? И если за ней стоит практическая логика, почему ее не чувствовал Павел, никогда не произносивший подобных слов?

На самом деле Павел, который действительно не призывал любить врагов, довольно близко подошел к этому призыву. Настолько близко, что можно предположить: он не только чувствовал подкрепляющую его логику, но и, возможно, сам ввел эту идею в христианскую литературу. Вероятно, только потом ее приписали Иисусу, хоть и в более полной и насыщенной форме.

Как мы уже видели, предписание «любить своих врагов» появляется в Евангелиях от Матфея и от Луки. В версии Матфея Иисус говорит: «Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас». В Послании к Римлянам, написанном за десять с лишним лет до евангелий от Матфея и Луки, Павел призывает: «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте». И хотя Павел не призывает любить врагов, он добавляет: «Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его». В том же фрагменте Павел говорит: «Никому не воздавайте злом за зло… не мстите за себя». Подобно этому Иисус, прежде чем посоветовать людям любить своих врагов, заявляет: «Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»[828].

Неудивительно, что Павел придерживается того же набора идей, что и Иисус, будучи его ревностным приверженцем. Но если Павел повторяет слова Иисуса, почему он не подкрепляет их указанием авторства? Ведь он обращается к последователям Иисуса. Почему не повторяет самое выразительное и эффектное высказывание Иисуса по этому вопросу — «любите врагов ваших»?

Можно допустить, что Павел просто не слишком хорошо знаком с изречениями Иисуса, но это маловероятно. По словам самого Павла, он провел две недели в Иерусалиме, где виделся с апостолом Петром, а также с братом Иисуса, Иаковом[829]. Если уж на то пошло, Павел слишком долго вращался в кругах, где из уст в уста передавали слова Иисуса. Наверняка он мог услышать одно из самых поразительных высказываний — конечно, если эти слова действительно произнес Иисус.

Тот же вопрос вызывает учение о братской любви. К тому времени, когда в Евангелии от Иоанна Иисус объявляет своим последователям: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга»[830], заповедь уже не нова; Павел начал распространять тот же призыв среди последователей Иисуса еще за несколько десятилетий до того. Подобно этому, раньше, чем три других евангелия рассказали, как Иисус повелел народу исполнять иудейский закон и любить ближнего как самого себя, Павел объяснял галатам, что «весь закон в одном слове заключается: „люби ближнего твоего, как самого себя“». Павел и в этом случае не упоминает, что Иисус говорил то же самое[831].

Мы уже видели практическую ценность братской любви и как могло случиться, что на это наставление Павла вдохновил не Иисус. А как же быть с «любовью к врагу»? Если Иисус не говорил этих слов, откуда же тогда Павел позаимствовал саму идею?

Возможно, увидел благодаря фактам, усмотрел мудрость в пассивной стойкости перед лицом вражды. Павел был представителем религиозного меньшинства, вызывавшего у многих недовольство, и если бы оно не сдерживалось, несмотря на провокации, то могло подвергнуться гонениям вплоть до истребления[832]. В этом смысле положение Павла заметно отличалось от положения Филона, еще одного приверженца вызывающей сомнение веры в Римской империи I века. Филон, как мы уже видели, адаптировался, призывая других евреев не злить языческое большинство и отыскивая в иудейских писаниях учение о межрелигиозной терпимости.

Несомненно, Павел знал, что проявление доброты способно вызвать у врага раздражение, лишив его того, к чему он стремится — оправдания ненависти, предлога для нападения. Призывая христиан давать еду и питье врагам, Павел добавляет: «Делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья»[833].