Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй - Александр Свечин

Опыт войны 1866 г. заставил нашу полевую артиллерию поспешить перевооружиться нарезными, заряжаемыми с казны пушками. Дальность бронзовых пушек образца 1867 г. была недостаточная: 9-фунтовые пушки давали действительный огонь на 1800 м, а 4-фунтовые — основной образец полевых батарей — только на 1 400 м. По укреплениям огонь их почти не давал результатов. Перевооружение прекрасными стальными орудиями образца 1877 г. стояло на очереди, но осуществлено во время быть не могло.

Мобилизация. Осенью 1876 г. мы находились только на третьем году действия общей воинской повинности и не имели еще ни одного возраста запасных, уволенного на новых началах. Запас еще образовывался досрочно уволенными солдатами, призванными по рекрутским наборам. Вследствие санитарного благополучия этот запас превосходил в 2,6 раза запас начала Восточной войны и достигал 556 тыс. Но мирный состав — 692 тыс. солдат и офицеров — в случае общей мобилизации должен был увеличиться до 1800 тыс.; недостаток запаса в 1876 г. достигал, таким образом, 612 тыс., не считая необходимых укомплектований в течение самой войны. Государственное ополчение могло выставить в три очереди, по 200 тыс. каждая, 600 тыс. человек. К формированию ополченских частей в войну 1877/78 г. прибегать не пришлось, но, несмотря на частный характер мобилизации, пришлось позаимствовать 170 тыс. ратников ополчения для мобилизации полевых частей.

Сверх указанных 692 тыс. солдат в мирное время содержалось 57 тыс. казаков, число коих при мобилизации должно было возрасти до 161 тыс.; на льготе числилось 197 тыс. казаков, что с избытком покрывало мобилизационную потребность.

По действовавшему тогда мобилизационному расписанию № 6 мы выставляли обширные запасные части, в том числе 199 запасных батальонов, — как ни удивительно, но на десяток запасных батальонов больше, чем это было намечено, по явному недоразумению, перед Мировой войной.

Переходное состояние, в котором находилась армия, несколько затрудняло производство общей мобилизации. Последняя, однако, вследствие постепенного перехода от угроз к действию, а также первоначальной недооценки противника, развивалась поэшелонно, в виде ряда частных мобилизаций. В первом эшелоне мобилизовалось всего 20 пехотных дивизий с соответственной артиллерией и сильной конницей. Первым днем мобилизации было назначено 2 ноября 1876 г.; подлежало призыву 254 тыс., из них на пятый день мобилизации на призывные пункты явилось уже 75 %; уклонившихся оказалось всего не более, 0,5 %. Эта первая, в настоящем смысле этого слова, русская мобилизация свидетельствует о высоких достижениях военного ведомства при Милютине. Сосредоточение этих 5/12 русской армии (20 дивизий из общего числа 48) на юге России было закончено к концу второго месяца мобилизации.

С объявлением войны, в апреле 1877 г., было мобилизовано еще 7 пехотных дивизий. Прибытие их на театр военных действий закончилось лишь в конце августа[95]. Вторая неудача под Плевной заставила мобилизовать в начале августа третью порцию — еще 8 пехотных дивизий, в том числе гвардию и гренадер, и приступить к формированию 3 резервных дивизий, предназначенных для этапной службы. Боеспособность этих дивизий была очень слабая вследствие неудовлетворительного состава офицеров. Дивизии, мобилизованные в начале августа, к началу ноября закончили сосредоточение на Дунае. К концу войны оставались немобилизованными 12 пехотных и 6 кавалерийских дивизий со своей артиллерией и 3 стрелковые бригады — приблизительно четвертая часть русской вооруженной силы. Численность русской армии достигла летом 1878 г., к моменту демобилизации, 1800 тыс. человек, в том: числе действующих — 707 батальонов пехоты и тыловых и запасных — 491 батальон. За время войны и оккупации действующая армия получила 147 тыс. пополнений. По всем мобилизациям было призвано 1225 тыс. человек и взято 300 тыс. лошадей, т. e. в пять раз больше, чем по первой частной мобилизации. Эта масса мобилизованных слагалась из 555 тыс. запасных, 100 тыс. льготных казаков, 170 тыс. ратников ополчения, 300 тыс. новобранцев. Тогда как в Восточную войну количество обученных при пополнении армии во время войны не превышало 14 %, в войну 1877/78 г. оно достигало 60 %.

Кампания 1877 г. была начата русскими на главном Балканском театре с 150 тыс., а закончена (зимний переход через Балканы) массой в 500 тыс. Эшелонность стратегического развертывания русских сил в 1877 г. объясняется ошибками русской политики и стратегии; но так как теперь объективные причины — необходимость новых формирований — толкают все государства на тот же путь перманентной мобилизации и эшелонного развертывания, то общее течение Русско-турецкой войны во многом сближается с современностью: энергичное начало, кризис, ведущий к позиционному сидению, и быстрая развязка по преодолению этого кризиса, связанного с полным военным истощением одной из сторон.

Тактика. Война застала русскую пехоту в момент перехода ее от трехбатальонной организации полков к четырехбатальонной. Основная масса пехоты выступила в трехбатальонном составе, чтобы вступить в бой в твердо устоявшихся организационных формах, хотя и забракованных уже теорией. Старая организация крайне невыгодно отозвалась на тактических действиях русской пехоты. Дело в том, что трехбатальонная организация сохраняла деление пехоты на легкую и линейную; батальон состоял из 5 рот, в том числе 1 стрелковой и 4 линейных. Штуцерные и застрельщики эпохи Севастополя были собраны в одну из рот батальона; она перевооружалась в первую очередь берданками, а если сохраняла ружья Крнки, то имела прицел на большую дистанцию, чем линейные роты, и проходила особый курс стрельбы. Стрелковая рота всегда рассыпалась в первую очередь; линейные роты наступали близко за ней в ротных колоннах, на небольших интервалах, не превышавших фронта развертывания ротной колонны; боевой порядок батальона растягивался по фронту не больше чем на 300 шагов. Такое деление на линейную и легкую пехоту вело к тому, что только 20 % русской пехоты получили надлежащую боевую подготовку и разумно использовались в бою; остальные 80 % представляли только массу для штыкового удара и использовали огонь своих ружей лишь эпизодически, залпами из сомкнутого строя. Эта организация была уже теоретически осуждена; на смену ей должны были придти четырехбатальонные полки с батальонами из четырех одинаково вооруженных и обученных рот. Однако помимо гвардии новая организация почти нигде не была введена — из страха перед новшеством, еще не переработанным в мирной жизни войск.

Боевой порядок русского батальона был очень скучен; четыре пятых батальона оставались под огнем в сомкнутом строю; никто не применялся к местности; муштра проникла к в действие стрелковых цепей, которые подравнивались. Основного выигрыша расчлененного порядка — несвязанности отдельных частей и возможности широкого проявления инициативы младшим начальникам — не получалось. Мы только формально отказались от линейного порядка, — механический порядок построения и залпового огня удерживался.

Ружье Крнки могло поражать неприятеля на дистанции до 2 тыс. шагов, но было снабжено прицелом только на 600 шагов. Несомненно, следовало заботиться о том, чтобы пехота не злоупотребляла огнем с дальних дистанций, что грозило оставить пехоту в решительные минуты боя на близких дистанциях без патронов. Но эта забота должна была бы выражаться прежде всего в надлежащем обучении и воспитании пехоты; механический подход к этой задаче в виде снабжения русских ружей Крнки, а потом и берданок, умышленно коротким прицелом раздражал войска, лишал их веры в свое оружие, неспособное состязаться с турецким на дальних дистанциях.

Подготовка русской пехоты в 1877 г. исключительно к ближнему бою была ошибочна и потому, что в эту эпоху тактического развития огонь артиллерии был еще слаб; от пехоты требовалась огневая подготовка со средних и дальних дистанций; того мощного артиллерийского огня, который в настоящее время заставляет рассматривать пехоту исключительно как род оружия ближнею боя, еще не было.

Пехота почти не имела представления об устройстве окопов и не располагала носимым шанцевым инструментом. В тылу шанцевый инструмент возился по расчету 10 лопат, 24 топора, 6 кирок и мотыг, 1 лом на роту, но вовремя подвезти и использовать его не умели. Русская армия готовилась исключительно к наступлению; презрение к обороне и вытекавшая из него неуверенность в обороне приводили к тяжелым кризисам каждый раз, как наступление захлебывалось. А такие недоразумения должны были повторяться часто при недостаточном уважении к огню и ставке почти исключительно на штык.

Пехотинец нес на себе 60 патронов к Крнке; общий вес его снаряжения приближался к двум пудам; тяжесть снаряжения делала русскую пехоту не слишком пригодной к быстрым маршам. Тяжелые ранцы мешали стрельбе лежа, и перед атакой их обыкновенно снимали; в случае неудачи ранцы часто пропадали.