Цепная лисица - Кира Иствуд

Вмешаться и убедить этого кретина вернуться… Звучит не сложно.

Вдруг, входная дверь скрипнула, вырывая Алека из мыслей и заставляя испуганно обернуться. В дом ввалился бородатый мужчина, настоящий шкаф! ростом под два метра с хвостиком, тот самый, что недавно трепал оборзевшего Койота за волосы. Незнакомец обжёг тяжёлым взглядом из полуопущенных век. Где-то этот взгляд Алек уже видел…

— Э-э, извините, что без разрешения… — начал было оправдываться Алек, но мужчина отвернулся, словно ему не было до гостя дела. Не торопясь, он стащил с себя ботинки, повесил на латунный крючок телогрейку, а потом двинул на Алека, но прошёл мимо — к мерно гудящему холодильнику и, наклонившись, стал выуживать что-то из морозилки.

Отойдя от шока, Алек с опаской подошёл к мужчине, помахал рукой, позвал на пробу. Реакции не было. Похоже местные иллюзии его не замечали.

Сцена 24. По ту сторону воспоминаний

Полумрак комнаты — густо-бурый, как запёкшаяся кровь. Стены — оклеены бордовым, вдоль них, друг напротив друга — две узкие кровати, между ними едва втиснулись бы пара коротких шагов. Посередине на стальной высокой ножке покачивались прозрачные пакеты с жидкостью.

Они висели, почти касаясь друг друга. Снизу — красные резиновые пробки, дальше — безвольно висящие провода капельниц, еще дальше — устрашающего вида иголки, за ними вены. Где-то раз в секунду бойкие воздушные пузырьки поднимались вверх по капельницам и исчезали в одном из пакетов. Сначала в правом, а после в левом. Это значит, очередная капля жидкости попала в кровь. Сначала Павла, а после Алека. С мертвенными лицами они лежали на кроватях, друг напротив друга, связанные “проводами” и воспоминаниями Койота.

У Павла лицо было серое и худое, кожа — бумажная. Казалось, я могу проткнуть её, если коснусь. Вены проступили ярче, сетью рек опоясывая шею и скулы. Кожа на веках стала до того прозрачной, что я могла различить как под ней мечутся глазные яблоки.

Эмон Павла выглядел не лучше. Прежде блестящая шерсть, свалялась, глаза запали, а когда Койот рычал во сне, было видно насколько светлые, почти белые его дёсна, словно Эмона одолела анемия. Узы, соединяющие нас, пульсировали тревожно-красным.

На второй кровати лежал Алек. Тоже бледный, напряжённый: брови сведены к переносице, челюсть сжата до желваков. На животе покоилась раненая в зоопарке рука. Запах, прежде медовый, словно закис, обеднел. Должно быть так пахла затаившаяся болезнь, перед тем как лихорадкой накинуться на тело.

Приглушённый свет комнаты и тёмно бордовый цвет стен заставляли чувствовать себя запертой в склепе.

Я, точно неупокоенный дух, перемещалась от Алека к Павлу, касалась их рук, поправляла одеяла, проверяла капельницы, которые добыл и помог установить Барон. Я должна была хоть что-то сделать, как-то помочь, но ничего не приходило в голову, и от того на душе становилось муторно и тоскливо. Раньше я бы не удержала слёз, а теперь глаза были сухие, как высохшие колодцы.

Неожиданно моя Лисица тявкнула, обеспокоенно закрутила пушистой головой, носа коснулся сладко-приторный аромат. Входная дверь скрипнула, внутрь заглянули кошачьи глаза.

— Всё убиваешься, лисичка, — вздохнула Илона, словно даже с сочувствием. Изящная, в длинном платье в пол, эта Ведьма проскользнула в комнату и с любопытством уставилась на меня. Она не казалась ни сонной, ни усталой, хотя не спала пол ночи. Я не заглядывала в зеркало, но была уверена, что под моими собственными глазами чёрные круги размером с футбольные мячи, а волосы должно быть выглядят как разворошенный стог сена, и это не вспоминая про ссадины на ладонях, локтях, коленках и ноющую шишку на затылке.

Илона, словно прочитав эти мысли, пробежалась по мне изучающим взглядом. Многозначительно хмыкнула и, усевшись на свободный стул, медленно, как на показ, закинула ногу на ногу. В разрезе платья мелькнула голая коленка. Илоне словно бы было всё равно на Павла, но я понимала — это показное, потому что в сладком аромате исходящем от Кошки отчётливо проступали горькие нотки тоски.

Пару часов назад Илоне позвонил Барон, и она приехала к зоопарку вместе с ним, без вопросов помогла перетащить парней к машине и сама предложила разместить их в своём доме. Их положили в той же комнате, где совсем недавно мы с Павлом ночевали. Там, где случился наш первый поцелуй и первая ссора. Казалось, словно с тех пор прошла целая вечность…

Должно быть, что-то промелькнуло на моём лице, потому что Илона вдруг неприятно сощурилась и спросила:

— Знаешь, о чем я всё время думаю?

— Не знаю, — ответила я, всем видом стараясь показать, что мне это не интересно.

— Мне любопытно, лисичка, кого бы ты бросила? — продолжила она, демонстративно не замечая мою реакцию.

— …что? О чём это ты?

— Я спрашиваю, если бы вдруг пришлось выбирать… Кем ты была бы готова пожертвовать? Школьной любовью или любовью, вызванной Узами? Впрочем, и те и другие чувства лживые… Вопрос в том, в какую ложь тебе самой приятнее верить?

Ведьма улыбнулась, словно извиняясь за свой вопрос, но внутри её зелёных глаз сверкал злобный огонёк. Такой же я замечала, когда она едва не выбросила меня из окна, как мусор. Прежде чем я успела открыть рот для ответа, дверь в комнату распахнулась, и внутрь широким шагом вошёл Барон.

— Ну, как они? — отрывисто спросил он, ощупывая взглядом присутствующих. Ответила Илона:

— Кажется также, без изменений.

Ящер рассеянно кивнул. Подойдя к кровати Павла, он уселся на край и поднёс морщинистую ладонь к его лбу, словно проверяя температуру. Барон не касался физического тела, только тела Эмона. Койот заворчал под его пальцами, закрутил серой мордой. Сам Ящер прикрыл веки. Его чешуйчатая морда замерла, словно Барон прислушивался к чему-то.

Я вопросительно посмотрела на Илону..

— Просматривает линии вероятностей, — ответила она. — Предполагает как поступит Павел в сложившейся ситуации. И сколько сможет протянуть… Не повезло же ему с тобой столкнуться.

Я сжала зубы, всеми силами стараясь подавить поднимающееся внутри негодование. Я не собиралась идти на поводу у Ведьмы. Гораздо важнее было выяснить, что же всё-таки происходит, поэтому спросила:

— Так это вроде гадания?

— Да нет же. Ты вообще меня слушаешь? — Илона закатила глаза, всем видом показывая, как ей не хочется мне что-либо объяснять. Но всё-таки продолжила: — Это вроде расчёта самого ближайшего будущего… Скорее ближе к математике. Барон пытается просчитать, как будут развиваться события. Хотя, зачем я тебе объясняю?

— Может потому, что это и меня касается?

— Ой-ой, а к чему такой раздражённый тон? Я тебя чем-то обидела, лисичка?

— И не надейся.

— Ну-ну… Знаешь, никакой