Весенние ветры - Ольга Романовская

То ли он услышал ее невысказанную просьбу, то ли его рука просто соскочила, но на несколько мгновений пальцы коснулись ложбинки между ключицами, на пол ладони ниже места укуса. И тут же вернулись на место.

— Все, мазь впиталась и должна снять покраснение. Пожалуйста, где-то с час не трогайте шею руками, а волосы лучше перекиньте вперед, чтобы не смазать.

Зара поблагодарила его и, аккуратно перехватив пряди лентой, оставила их лежать на плече.

До Убрека с горем пополам добрались к полудню следующего дня.

Город встретил их запахом лепешек, продуктов жизнедеятельности мелких животных (вездесущих коз, с горячим энтузиазмом обгладывавших кору несчастных хлипких кустов и деревьев в окрайных районах) и гортанными криками возницы, пытавшегося силой слова сдвинуть с места груженую кирпичами подводу. Колесо попало в яму, а осел (лошадь могли позволить себе не все, да и зачем уродовать животное на черной работе?), обрадовавшись передышке, замер в позе философа.

У Убрека не было стен, не было ворот, возле которых могла бы дежурить стража, он напоминал гигантское скопление домов, разбросанное по обеим сторонам мутной речушки. Предприимчивые горожане, в свое время задумавшиеся как о защите от неприятеля, так и о собственном удобстве, прорыли несколько каналов, рассекавших город на неравные сектора.

Жалобно скрипели под копытами лошадей доски моста. Глянув вниз, Зара заметила подростков, стоя по пояс в воде, ловивших сачками рыбу. Странно, в этой желтой воде еще что-то водится?

Замелькали мазанковые домишки окраины, напоминавшей традиционное сельское поселение.

Домашняя птица рылась в канавах вдоль улицы, отыскивая червячков. Пылали жаром разверзнутые недра летних печей во дворах. Женщины в ярких, преимущественно окрашенных в осенней гамме, закрытых платьях что-то резали, перемешивали содержимое огромных котлов, занимались прочими каждодневными обязанностями.

Узенький канал наискось пересек улицу, будто отсекая от города сельскую жизнь. Тут даже было некое подобие набережной — дощатый настил с перилами.

Дома стали кучнее, благообразнее, постепенно исчезала живность, и наконец улица стала похожей на улицу. Появились разносчики, переброшенные от дома к дому веревки с мокрым бельем, разнообразные лавочки, даже мелькнул какой-то храм.

Первым делом нужно было разыскать кабачок, завсегдатаем которого числился Эшбрех. Найти его там — один шанс из десяти, но с чего-то нужно начинать. Эрш говорил, что заведение расположено в квартале под романтичным названием 'Трезубец'. Квартал старый, значит не затерялся среди коз. Название наводило на мысль, что в нем что-то троилось. Сеньорита Рандрин предположила, что каналы: центральная ось — река, две боковые — искусственные протоки, но Меллон возразил, что тогда бы был не один, а целых три квартала: водные преграды обычно служат границей.

Решили не гадать, а спросить у кого-нибудь из местных жителей. Первый же убрекец подсказал, как найти кабачок, даже вызвался проводить за медную монетку.

Никаких каналов в квартале не обнаружилось, все оказалось гораздо прозаичнее: название ему дал рисунок улиц. Одна центральная, широкая, две, под углом к ней, поменьше, и множество проулков. В одном из них и располагалось заведение 'У веселой хохотушки'.

Хохотушкой, очевидно, была хозяйка, женщина весомых достоинств и свободных нравов. Одевалась она, как и все горожанки центральных кварталов, наполовину как анторийка, наполовину как жительница восточных княжеств: длинное свободного покроя платье с декольте, не столько скрывавшим, сколько открывавшим, оголенные руки, невесомый, кокетливо повязанный на плечах платок. Множество дутых медных браслетов, серьги из монеток. Волосы заплетены в три косы, одна уложена на затылке, две другие, небольшие, на висках.

— Что угодно господину? — соблазнительный бюст, достойный местной богини плодородия, главной в пантеоне олосерских богов, навис над столом, делая все тайное явным. Взгляд Меллона невольно утонул в этих плавных, вздымающихся от дыхания изгибах.

Хозяйка улыбнулась, очевидно, довольная эффектом, произведенным ее прелестями. Она будто не замечала Зару, но девушка не обижалась: во всей конфедерации Мангеш главенствовал строгий патриархат. Из этого вовсе не следовало, что девушку не обслужили, приди она без спутника, просто, если посетителей было двое, традиционно первым обращались к мужчине. Правда, здесь присутствовал и личный интерес: кажется, маг приглянулся олосерке. Вопрос в том, понравилась ли она ему? Хотя, что тут может понравиться: грудь, как коровье вымя.

— Господину угодно поесть. Принесите мне и моей… сестре что-нибудь на Ваш вкус. Что-то легкое.

— Пить что-то будете? — хозяйка практически легла грудью на стол. 'Чуть ли из платья не вылезает', - подумалось Заре. Теперь стало неприятно, захотелось сказать что-то едкое и неприличное для девушки ее положения.

— Вино. И кувшин воды.

Нет, это не ревность, но если он еще раз заглянет туда, то получит увесистый пинок под столом.

Покачивая бедрами, женщина удалилась, чтобы самой передать заказ на кухню.

— Она на Вас глаз положила, Меллон, — заметила девушка, проводив хозяйку заведения презрительным взглядом. — Так что расспрашивать об Эшбрехе будете Вы.

— О каком Эшбрехе? — нахмурился маг. — А насчет трактирщицы Вам показалось.

— Ну да, показалось! — хмыкнула сеньорита Рандрин; цвет глаз выдавал недовольство. — Помани Вы ее в кладовку, с радостью согласилась бы. И Вы тоже, судя по Вашим заинтересованным взглядам. Что, предпочитаете развязных брюнеток с грудью размером с Анторию?

— Как Вам не стыдно, Зара! — отвернувшись, пробурчал Аидара.

— Мне — стыдно? Не я же пялилась в ее декольте. Вы из него глазами не вылезали, а она и рада! Не было бы меня, давно бы к Вам на колени залезла. Ничего, я скоро уйду, поем, расспрошу о нашем общем знакомом и отправлюсь на поиски гостиницы. Как я понимаю, Вам комната не потребуется, прекрасно переночуете под крылышком 'веселой хохотушки'.

— Зара, перестаньте порочить добропорядочную женщину! Что на Вас вдруг нашло? Строите нелепейшие предположения, обвиняете люди невесть в чем…

— Я говорю лишь о том, что вижу. Извините, больше не буду вмешиваться, пусть она хоть себя на десерт предложит.

Меллон сделал глубокий вдох, а потом спокойно спросил:

— Любовь к пошлости Вам из прошлой жизни осталась?

Девушка пропустила его замечание мимо ушей, скользя взглядом по помещению кабачка: вдруг им повезло, и он сидит за одним из столов? Но, увы, сборщик налогов не почтил заведение своим присутствием, либо так замаскировался, что она не смогла опознать его по предоставленным приметам.