Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г. - Владимир Брюханов

Кстати упомяну о другом моем знакомом, о Сентянине. Возвращаясь в августе 1876 года в С.-Петербург, я с ним опять встретился. Он продолжал состоять слушателем в Горном институте до весны 1877 года, когда уехал на родину с целью начать практическую работу в народе. Он поступил каким-то простым рабочим на южной шахтной работе /…/. Но с отъезда его из Петербурга я с ним встречался редко и случайно».[583]

А.В. Сентянину также предстояло сыграть выдающуюся эпизодическую роль в истории «Земли и Воли», хотя и не такую яркую, как А.К. Соловьеву.

Осенью Натансон приступил к организации демонстрации, состоявшейся 6 декабря 1876 года у Казанского собора в столице.

Идея мероприятия базировалась на успехе похорон Чернышева. Расчет оказался ошибочным: как ни хамили участники похорон Чернышева по отношению к посторонней публике, но и эта публика, и власти отнеслись к происходящему с должной лояльностью — похороны есть похороны. Теперь же все оказалось по-другому.

Блеснул речью юный Г.В. Плеханов (единственный смелый поступок в его жизни!), и впервые было поднято молодым рабочим Я. Потаповым красное знамя с лозунгом «Земля и Воля», вызвавшим полное недоумение посторонней публики: насчет земли все были в курсе — ее явно крестьянам не хватало, но волю царь ведь дал еще в 1861 году!

Полицейские, которых было совсем немного, бросились разгонять неположенное сборище, их (полицейских!) тут же стали избивать. Большинство же собравшихся, уяснив теперь суть происходящего, кинулось задерживать и избивать демонстрантов.

«Первоначальной мыслью членов «Земли и Воли», организовавших эту демонстрацию, был созыв возможно большего числа фабричных рабочих и произнесение на площади речи, изображающей бедственное положение и бесправие их в борьбе с хозяевами, после чего должно было быть выставлено знамя «Земли и Воли», как девиз будущего. Но бывший накануне николина дня праздник помешал этому созыву; рабочие разбрелись по домам, на демонстрацию явилась, главным образом, учащаяся молодежь, а речь, произнесенная Плехановым об участи Чернышевского и о политических преследованиях, была экспромтом. Полицейские и дворники избили и захватили 35 человек, которые были преданы суду. Такой финал для пострадавших, их друзей и знакомых, конечно, не был утешителен, потому что уличная расправа была дикая и суд беспримерно жестокий; кроме того, многие из подсудимых были люди, далеко стоявшие от дела и явившиеся на демонстрацию, как на зрелище».[584]

Среди пострадавших оказался видный пропагандист Алексей Степанович Емельянов (кличка — «Андреич»), бывший на нелегальном положении и арестованный с документами на имя Боголюбова: «Боголюбов не участвовал в демонстрации, хотя и был приговорен за участие в ней к 15 годам каторги. Решено было членами основного кружка, что лица, исполняющие определенные функции по организации, на площадь не должны выходить. Андреич, во избежание соблазна, в часы, определенные для демонстрации, занят был другим, именно — он в это время отправился учиться стрелять в тир. Возвращаясь оттуда, на одном из углов Невского проспекта, после того, как на Казанской площади все успокоилось, он стал расспрашивать о том, что произошло /…/, и в это время, по указанию кого-то из толпы /…/, был арестован; револьвер, найденный при нем, послужил достаточной уликой против личности задержанного».[585] Боголюбову, как уже упоминалось, предстояло прославиться через полгода — после порки, учиненной над ним Ф.Ф. Треповым.

Плеханов, которого при разгоне демонстрации охранял Михайлов, вслед за тем бежал за границу.

Для участия в демонстрации в Петербург специально нелегально приезжал П.Г. Заичневский; он потом подверг организацию демонстрации уничтожающей критике.

Вопреки славословию, посвященному этому событию в революционных хрониках, демонстрация действительно совершенно не удалась; впредь ничего подобного долго не пытались устраивать.

Это был полный провал революционной агитации в городе, притом в самой столице.

К провалу же в деревне пришла деятельность «южных бунтарей», которая все-таки возобновилась в начале 1877 года.

Продолжение рассказа Льва Дейча: «Только один /…/ член [кружка «южных бунтарей»] не отказался от намерения вызвать восстание все в том же Чигиринском уезде. То был Яков Васильевич Стефанович»

Решив каким-то образом проблему с отпечаткой некоторого числа фальшивок, Стефанович «надумал, пользуясь взглядом крестьян на царя, создать тайное общество среди населения указанного уезда, для чего предъявил некоторым из крестьян заранее заготовленный царский манифест, уполномочивавший его действовать в качестве «комиссара». К этому плану из бывших членов бунтарского кружка Стефанович привлек меня, Бохановского и Чубарова. Это было в феврале 1877 г.»

Весной и летом 1877 года движение набирало силу, но все развалилось в августе и начале сентября: «В короткое время в созданную нами среди чигиринцев тайную организацию вступило около 2.000 крестьян. Дело шло очень успешно; крестьяне, по нашему совету, заготовляли пики, мы собирались снабдить их огнестрельным оружием и осенью предполагалось начать восстание, но, вследствие неосторожности одного члена «Тайной Дружины», как Стефанович назвал эту крестьянскую организацию, заговор был открыт властями, почти все члены были арестованы, в том числе и мы трое: Стефанович, Бохановский и я».[586]

Арестованные крестьяне, узнав на следствии о самозванстве агитаторов, бурно возмущались.

Моральный крах организаторов заговора был ошеломляющим.

Но это еще не стало концом «Чигиринского дела».

С одной стороны, пребывание Стефановича, Дейча и Бохановского в Киевской Лукьяновской тюрьме привело к организации нового заговора — для их освобождения, успешно осуществленного в мае 1878 года.

С другой стороны, чигиринские крестьяне, пострадавшие за легковерие и прочно засевшие за решетку, очутились теперь в окружении пропагандистов, густо населяющих места заключения, и получали теперь специфическое политическое образование. Через пару лет переговоры некоторых из этих теперь уже основательно распропагандированных крестьян с революционерами привели одного из последних, уже упоминавшегося М.Р. Попова, к идее возобновления пропаганды восстания в том же Чигирине: просвещенные тюрьмой мужики соглашались выступить теперь и без царского указа.

Но лидеры террористической фракции «Земли и Воли» Л.А. Тихомиров и А.Д. Михайлов, уже нацелившиеся на цареубийство, возмутились такому отвлечению сил и средств на бесперспективное дело. Это и решило окончательно раскол «Земли и Воли» в августе 1879.

Попов же, оказавшись одним из лидеров «Черного Передела», вскоре убедился, что чигиринские крестьяне, в тюрьмах не сидевшие, ничем по отсутствию революционных настроений не отличаются от остального российского крестьянства.

Вот это был уже конец. Но это был практический конец революционной пропаганды в народных массах (почти на два десятка лет в городах, а в деревнях — и на больший срок), но не конец самой «нечаевщины».

«Натансон не долго действовал и был арестован с револьвером в кармане, — «признак времени». Вообще револьверы стали появляться, хотя их еще и не пускали в ход».[587]

Арест революционного лидера произошел в июне 1877 года, и на этот раз Натансона упекли в Сибирь до 1889 года.

Нечаевщина, таким образом, продолжала внедряться во все щели революционного подполья. Теперь на повестку дня вставал вопрос о вооруженной борьбе с царской администрацией, к которой не успел в свое время приступить Нечаев.

Сама же эта администрация вовсе и не подозревала тогда о подобных перспективах.

3.5. Александр II ищет популярности

Политика Александра II после 1866 года последовательностью не отличалась. С одной стороны, представители высшего дворянства, включенные в состав правительства, получили возможность руководить экономической перестройкой России в капиталистическом духе. С другой стороны, им не было позволено посягнуть на основное «достижение» Реформы 19 февраля — сохранение крестьянской общины. Смиряться с этим лидеры консервативной партии, прежде всего — граф Петр Шувалов, не собирались — и были совершенно правы.

В сентябре 1871 года Шувалов и А.Б. Лобанов-Ростовский обсуждали план использования земств для получения сведений о плачевном состоянии сельского хозяйства и необходимости продолжения реформ. Благодаря усилиям этой группы лиц П.А. Валуев был возвращен в правительство и 16 апреля 1872 года назначен министром государственных имуществ. Уже 2 мая он представил царю подробный доклад о необходимости составить под своим председательством Комиссию при Комитете министров для обследования нужд сельского хозяйства — и получил одобрение.