Былого слышу шаг - Егор Владимирович Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Крутая лестница вверх. Тише! В полутемной проходной, на диване — Надежда Константиновна, жена, друг, вечный бессменный товарищ. Как всегда на своем посту, у раскрытых дверей комнаты Ильича. Так каменно-резки запавшие черты лица, — но крепка большевистская порода, — просто, вежливо и внятно отвечает короткими словами подсевшему, соболезнующему рабочему-другу. Мария Ильинична — та не сидит, а все ходит, ходит прямой твердой походкой по этажам и комнатам осиротевшего дома. Печально, но спокойно и гордо дышится здесь в комнате смерти. Нет ладанного истошного отчаяния, мистики потустороннего мира. Только скорбная простота и неизбежность происшедшего распада материи, организованной в великую субстанцию Владимира Ленина, вождя угнетенных классов человечества.
…Старики. Они понуро уместились внизу на диванчике. Кутаются в шинели, похрустывают, суставами пальцев и ворчливо, перебивая друг друга, все вспоминают. Они очень важные персоны в правительстве великой Советской страны, руководимой Владимиром Лениным. Они начальники больших государственных учреждений. Но сейчас только старики, по-стариковски вспоминают простые, трепетно-живые пустяки. О ленинских шутках, о его упрямстве, широчайшей жизнерадостности, о «шахматном самолюбии», о коньках, о переписке, о беспредельной товарищеской чуткости и милой простоте.
Совсем рассвело. Пора отсюда уходить — Ленину и всем. Красный гроб плывет вниз по лестнице. Молча без песен вынесли. Опустили на землю. Минута невыразимой, невыносимой тоски и горя. Надо закрывать стеклянную крышку. Снежинки падают на открытый лоб и губы Ильича. Накрывают. Плачут. Большевики плачут».
Так писал мой коллега-репортер из двадцатых годов. И не безымянный, не обобщенный на этот раз, а всем известный газетчик. Эти строки принадлежат Михаилу Кольцову.
Минута за минутой — каждое мгновение тех траурных январских дней запечатлено в газетах, снято фоторепортерами, кинооператорами, собрано в книгах. Они сейчас передо мной: «Отчет комиссии ЦИК СССР по. увековечению памяти В. И. Ульянова (Ленина)», «У великой могилы», «Ленину. 21 января 1924» — описание и фотографии всех венков. Да, была издана и такая книга. Всего за дни похорон возложили 821 венок. Их приносили рабочие — 294 венка и крестьяне — 78, два венка были от личных друзей, а 11 — от частных торговцев и промышленников. Перед могилой все равны — был венок и от заключенных таганской тюрьмы: «Личным присутствием доказать преданность твоему учению мы не можем, по причинам вольных и невольных совершенных нами ошибок перед трудящимися, но душой, сознанием и инстинктом мы с тобой и против твоих врагов».
Через Колонный зал, прощаясь с Владимиром Ильичем, прошел почти миллион человек. Мысль о сохранении тела Ленина возникла из многочисленных писем, телеграмм. Они шли потоком отовсюду: дайте срок проститься с Владимиром Ильичем. И началось строительство первого мавзолея. В день похорон — 27 января — на Красной площади не было духовых оркестров — как играть в такой мороз. Собравшиеся пели «Вы жертвою пали». И вызванивали тот же похоронный марш куранты на Спасской башне. На 5 минут остановилась, замолкла страна. «Завтра надо жить — сегодня горе», — писала Лариса Рейснер.
Еще в дни траура комиссия по организации похорон была переименована в комиссию по увековечению памяти Владимира Ильича. Все были охвачены благородным порывом: имя и образ его сохранить для грядущих поколений. Всесоюзный съезд Советов решает переименовать Петроград в Ленинград. Принимает постановление о выпуске сочинений Ленина — это будет ему «лучшим памятником». Образует фонд имени Ленина для организации помощи беспризорным детям… И тогда же со страниц «Правды» Крупская обратилась к рабочим, крестьянам: «Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д., всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим».
Много можно назвать причин того, что уже на пятьдесят четвертом году в сумерках холодного январского вечера оборвалась жизнь Владимира Ильича. Но точнее, исчерпывающе и образней, чем сказал Горькому его старый знакомый, сормовский рабочий, все равно не скажешь: Ленину частенько приходилось держать душу за крылья.
Выражение это запомнилось мне еще со школьных лет, когда впервые прочел горьковский очерк о Ленине, — легло на память без постижения сути.
Не готов я и сегодня однозначно выразить смысл сказанного сормовским рабочим. Держать душу за крылья, — наверное, это когда очень эмоциональная, самобытная натура полностью подчиняет себя воле, рассудку, убеждениям.
Мы восхищаемся той принципиальностью, которой отличались отношения Ленина с окружающими людьми. Но всегда ли понимаем, как давалось то, что восхищает нас?
Обратимся еще раз к полемике Ленина с Плехановым. Противоречия нарастали подобно снежному кому, и, наконец, критикуя позицию, которую займет Плеханов после Декабрьского восстания в Москве — «не надо было браться за оружие», — Ленин напишет: «Плеханов сравнил себя в шутку с римским полководцем, который казнил сына за преждевременный бой. Шутка остроумная. Ну, если бы я был «сыном» в момент решительного боя, когда «силы революции уже переросли силы правительства», я бы, ни секунды не колеблясь, застрелил (или, по-римски, заколол) «папашу», дающего лозунг сделки с реакцией, и спокойно предоставил бы будущим Моммзенам разбираться в том, был ли мой поступок убийством изменника, казнью его или преступлением против чинопочитания».
Дуэль остроумия и сарказма. Хотите узнать, как давалось все это Ленину? Прочтите запись, сделанную Владимиром Ильичем еще в 1900 году, — «Как чуть не потухла «Искра»?». Если не читали прежде, отложите эти страницы, откройте четвертый том ленинских сочинений. Прочтите… В этой записи Ленин делится свои-, ми переживаниями, а это случалось редко. Политический разрыв означал для Ленина прекращение и дружеских отношений — нередко с теми людьми, которых он искренне любил, к кому был привязан на протяжении многих лет. Когда его не станет, Крупская напишет: «…личная привязанность к людям делала для Владимира Ильича расколы неимоверно тяжелыми… Если бы Владимир Ильич не был таким страстным в своих привязанностях человеком, не надорвался бы он так рано».
Держать душу за крылья. Быть может, это касается тех, кто ничего не совершает отстраненно от самих себя, по привычке как бы вхолостую — все оплодотворено мыслью, освещено огнем души, совершается впервые и нет проложенных путей. Дело, которым занят в эту минуту, становится важнейшим, на нем сосредоточиваются мысль и воля, концентрируется энергия, как собирает увеличительное стекло рассеянный солнечный свет в единый, острый, прожигающий все на своем пути луч. И не этот ли дар к сосредоточению мысли и сил позволил Ленину высказать
