Повелитель морей - Владимир Геннадьевич Поселягин

точкам противника, не особо получалось, но опыт постепенно рос, и цели мины почти накрывали.

Особенно хорошо пошли ротные миномёты, из этих небольших миномётов можно стрелять через окна из помещения, что бойцы и делали. Вскоре стало известно о двух парнях, которые настолько хорошо их освоили, что первым же выстрелом затыкали немецкие пулемёты или закидывали мины в окна домов, где засели немцы. Им мины к миномётам приносили в первую очередь. Я понаблюдал за их работой. Парни – уникумы, они ведь сегодня эти миномёты впервые увидели.

Я подкатил к штабу дивизии, покинул бронемашину и, пригибаясь (артиллерия работала), спустился в подвал. Тут шла боевая работа. К слову, это новое место штаба, он приблизился к передовой.

Найдя комдива, я обратился к нему.

– Чего тебе? – недовольно повернулся он ко мне. – Танк в порядке?

Только что потеряли два дома, наших бойцов оттуда выбили, вот комдив и кричал в телефонную трубку, что комбата под суд отдаст, если оба дома не вернёт, а желательно и ещё парочку у немцев отобрать. Дивизия, перегруппировавшись, готовилась дальше освобождать этот район. Соседи по флангам тоже что-то готовили, но я бы на них не надеялся: потери у них большие, наступать нечем и некем.

Тут в подвал спустился капитан, да и корреспонденты были с ним. Я же тем временем доложил комдиву, что танк в порядке, экипаж готов к бою, но есть предложение.

– Говори, – велел комдив.

– Немецкая артиллерия. Со мной на связь вышли знакомые разведчики, они вроде армейского уровня. Говорят, могут корректировать огонь. А моя гаубица в танке вполне накрывает тот район. Прошу разрешения поработать по артиллерии противника.

Там у города у немцев шестнадцать крупнокалиберных батарей. Хочу их все прочесать.

Как бы вторя моим словам, снаружи снова грохнуло, и сверху посыпался мусор.

– Да, артиллерия нам дышать не даёт. Добро, действуй. Даю час на это, после снова присоединишься к тактическим группам.

С танком оказалось куда легче и быстрее отбивать дома и освобождать район, пушки такого не дают, да и немцы выбивают расчёты, как ни прячься за щитом. Надеюсь выполнить поставленную задачу до наступления темноты.

– Разрешите идти? – кинул я руку к виску.

– Идите.

Я направился к выходу, а капитан, подскочив к комдиву, что-то зашептал ему, тыча в меня пальцем, после чего комдив рявкнул в мою сторону:

– Туманов! А ну стоять! Вернитесь.

Вернувшись, я вопросительно посмотрел на него.

– Товарищ боец, потрудитесь объяснить, почему вы отказываетесь вести огонь по самолётам противника?

– Согласно письменному приказу товарищей из политуправления, – доставая из кармана приказ, пояснил я. – По их мнению, в кабинах сидят живые лётчики, будущие военнопленные, а военнопленных убивать нельзя, это бесчеловечно.

Комдив, изучив приказ, со злостью смял его, но тут же выправил и сказал мне:

– Можете сбивать немцев, я вам лично разрешаю.

– Письменный приказ, пожалуйста.

Приказ мне быстро оформили, штаб всё же, а когда я выходил, комдив передал приказ от политруков главному особисту, чтобы разобрался и вставил фитили этим двум придуркам. Оба политрука тут же находились и струхнули изрядно. Ситуация, конечно, интересная, но по мне так правильная: нечего лезть в те дела, в которых не разбираешься.

А снаружи как раз снова штурмовики появились, девять единиц. Я бросился к танку и открыл огонь. С ходу сбил троих, остальные ушли, из них трое с дымами. Пять лётчиков в этот раз было, всех в воздухе расстрелял, ветер их на немецкую территорию унёс, и никто ничего не сказал: авиация тут с утра уже у всех в печёнках сидела. А чуть позже обо мне пошёл слух, что я так немецких лётчиков ненавижу, что готов рвать их даже, не оставляю в живых вообще. Мол, кто-то из родных от их рук погиб. Эти слухи начали распускать особисты, чтобы оправдать мои «зверства». Хм, не такой и плохой этот старший дивизионный особист, когда ко мне не лезет.

Поработав с авиацией, я отогнал танк чуть в сторону. Тут высотных зданий нет, ничто не мешает. Подняв ствол почти до предела, я приготовился открыть огонь; чуть позже в какую-нибудь яму спущусь, чтобы задрать ствол ещё выше.

А теперь о возможности накрыть немецкие крупнокалиберные батареи. Тут да, есть один момент. В будущем создадут такие станции, которые могут отслеживать полёт снарядов и даже мин и точно вычислять, откуда их выпустили. У меня, кстати, такие станции в запасе тоже есть, хотя и немного, по паре единиц. Взор по дальности до немецких артиллеристов не достаёт, а я тут вдруг подумал: а видит ли он снаряды? В общем, начал отслеживать – и есть, видит. Я подключил вычислительные мощности всех четырёх големов и тут же получил координаты всех работавших по нам стволов. Так и узнал об этих шестнадцати батареях. Может, их и больше было, но работали пока только эти.

Так я случайно и узнал о ещё одной опции, что давал Взор. Раньше я об этом даже и не подозревал, вот и решил проверить и испытать, благо комдив дал добро, его немецкие гаубицы тоже достали. Если я сокращу их количество, мне только спасибо скажут. А может, и не скажут, тут с этим как-то просто: должен – делай. И за что благодарить? За сделанную тобой работу, которую ты обязан сделать? Вообще-то, не обязан, я зенитчик, если что, и на танке на добровольных началах.

И вообще, я раньше не замечал, а тут есть такое дело, приметил. Если ты родился в Советском Союзе, то ты обязан – да, просто обязан – ему всем и обязан делать всё, что пожелают власть имущие. Ты должник по жизни, причём устроено всё так, что ты добровольно идёшь на это, а если не желаешь – ты рвач и изменник, не советский человек. Да, вот такой вывод. Не обращайте внимания, это всякие мысли от усталости и недосыпа в голову лезут. Хотя с этим вдруг появившимся выводом сам я вполне согласен.

В общем, пока я собирал данные по стволам. Решил с крупнокалиберных начать, их тут не так и много, шестнадцать пока; вот средних стволов уже больше, батарей за двадцать наберётся – двадцать восемь по моим исчислениям. Из всего этого примерно треть работает по нашему району, остальные – по другим заявкам. Город большой. Миномётов под две сотни. Что ж, начинаем работать. Десять выстрелов с одного места, и меняем позицию. Не то чтобы я боялся, что меня засекут, просто на всякий случай, да и дань привычке.

Наконец я определился с одной батареей, в ней,