Муссон - Уилбур Смит

Высоко на фок-мачте Том приложил руки ко рту и закричал:

— Парус!

— Где? — крикнул в ответ Нед Тайлер.

— С правого борта. На расстоянии в две лиги.

Хэл в своей каюте услышал эти крики и так стремительно бросил перо, что забрызгал карту. Он быстро стер чернила и побежал к двери.

На палубу он вышел в одной рубашке.

— Мачта! Что видно? — крикнул он наверх.

— Маленькое судно с косым парусом! — донесся ответ Тома. — Ага. Они нас увидели. И отвернули.

— Только виновный убегает.

Большой Дэниел поднялся на палубу и остановился у руля.

— Или благоразумный, — сказал Нед Тайлер.

— Ставлю гинею против фунта дерьма, что это корабль с острова аль-Ауфа, — сказал Большой Дэниел.

Хэл посмотрел на них.

— А мы у них спросим, мистер Тайлер. Поднять все паруса и лечь на курс перехвата, кто бы они ни были.

Маленькое суденышко, старавшееся двигаться против ветра по бурному морю, не могло тягаться с „Серафимом“. Через полчаса показался весь корпус дау. Большой корабль с квадратными парусами безжалостно надвигался на нее.

— Дайте сигнальный выстрел, мистер Фишер, — приказал Хэл, и Большой Дэниел торопливо направился к носовым орудиям. Несколько минут спустя прогремел единственный пушечный выстрел. Хэл в подзорную трубу видел, как через несколько секунд в половине кабельтова от убегающей дау взвился фонтан, увенчанный белой пеной.

— Думаю, даже неверные понимают этот язык, — сказал Хэл и не ошибся: дау покорилась неизбежному. На корабле убрали единственный парус и развернули его по ветру.

— Подготовьте вооруженную абордажную команду, — приказал Хэл Большому Дэниелу, пока корабль сближался с суденышком.

Большой Дэниел возглавил группу в шлюпке. Он поднялся на палубу дау и исчез в трюме. Тем временем его люди захватили дау и под угрозой обнаженных сабель согнали экипаж в одно место. Через десять минут Большой Дэниел вернулся на палубу и крикнул на „Серафим“:

— Капитан, тут полный груз шелка, все тюки с печатями Английской Ост-Индской компании.

— Клянусь Господом, пиратская добыча. — Хэл впервые за много дней улыбнулся и крикнул: — Оставьте на дау для управления мистера Уилсона с пятью матросами. Капитана и весь экипаж перевезти под охраной сюда.

Большой Дэниел привез смущенных, испуганных арабов, а Уил Уилсон снова поднял парус и последовал на дау за „Серафимом“, который лег на прежний курс.

Арабского капитана не потребовалось уговаривать.

— Меня зовут Абдулла Вазари из Ламу. Я честный купец, — заявил он не без вызова, но в то же время угодливо.

— Где ты купил свой нынешний товар, Вазари? — спросил Хэл.

— Я добросовестно заплатил за него полновесной монетой, Аллах свидетель, — уклончиво сказал капитан.

— И ты, несомненно, не заметил, что на тюках в твоем трюме стоят печати Английской Ост-Индской компании.

— Я не вор. Я их не украл, а честно купил.

— В таком случае кто продал тебе их, о Вазари, честный купец? И где именно?

— Мне их продал человек по имени Муссалим Бен-Джангири. Я не знал, что этот товар принадлежит английской компании.

— У тебя не было никаких свидетельств, кроме того, что видели твои глаза, — сухо сказал Хэл по-английски. Потом продолжил на арабском: — Где ты встретился с Джангири?

— На острове Дверь аль-Шайтана.

— Где этот остров? Когда ты отплыл от него?

— Лигах в пятидесяти отсюда, — пожал плечами Вазари. — Мы отплыли вчера с утренним ветром.

Оценка положения острова совпадала с тем, что указывалось в отцовском судовом журнале. Хэл отвернулся и принялся расхаживать взад и вперед, обдумывая новые сведения. Похоже, аль-Ауф продает свою добычу на открытом рынке на острове Флор-де-ла-Мар. Вероятно, арабы со всех восточных морей собираются там, чтобы заполнить трюмы крадеными товарами по сходной цене. Он снова повернулся к Вазари.

— Ты видел самого Джангири или одного из его подчиненных?

— Я видел его самого. Он только что вернулся из тяжелого боя с кораблем неверных. Его собственный корабль стоит в гавани, и он сильно поврежден…

Вазари неожиданно замолчал: до него только что дошло, что он стоит на палубе того самого корабля неверных, о котором говорит. На его лице появилось хитрое выражение.

— Джангири не говорил тебе, что в бою взял неверных в плен? — спросил Хэл.

Вазари отрицательно покачал головой.

— Он не хвастал перед тобой и ты не слышал разговоров о том, что он сделал своим рабом франкского мальчика? Лет одиннадцати-двенадцати?

Хэл старался задать этот вопрос небрежно, но увидел на лице Вазари неожиданно вспыхнувший интерес. Впрочем, Вазари, умудренный опытом купец, тут же его скрыл.

— Я старик, и память мне изменяет, — сказал он. — Возможно, какой-нибудь добрый милосердный поступок освежит ее.

— Например? — спросил Хэл.

— Вот если бы ты, господин, разрешил мне и моему кораблю беспрепятственно продолжить путь… Такой добрый поступок будет навсегда занесен в золотую книгу против твоего имени.

— Один добрый поступок стоит другого, — заметил Хэл. — Прояви доброту ко мне, Вазари, и, возможно, я буду добр с тобой. Когда ты был с Джангири, известным также как аль-Ауф, ты слышал о франкском ребенке?

Араб нерешительно потянул себя за бороду, потом сказал:

— Да, теперь я кое-что припоминаю.

— Что ты припоминаешь? — спросил Хэл, невольно коснувшись рукояти кинжала на поясе.

От араба не ускользнул этот жест.

— А вот что: два дня назад Джангири предложил мне купить раба, франкского мальчика, но такого, который говорит на языке пророка.

— Почему ты его не купил?

Хэл наклонился к Вазари так близко, что ощутил запах его последней трапезы — сушеной на солнце рыбы.

Вазари рассмеялся.

— Цена была лакх рупий. — Он удивленно повторил: — Лакх рупий за одного мальчика-раба.

— Это выкуп за принца, а не за раба, — согласился Хэл. — Ты видел мальчика?

— Ценой в один лакх? — Вазари удивился. — Джангари сказал, что сначала я должен показать золото, потом увижу мальчика. Я бедный человек и так и ответил Джангири. Где я возьму лакх рупий?

— Почему он запросил такую цену? — настаивал Хэл.

— Он сказал, что это ребенок из пророчества Теймтейма, — ответил Вазари.

— Я не знаю такого пророчества.

— Святой предсказал, что из моря придет ребенок с волосами необычного цвета.

— Какого цвета?

— Рыжего, — сказал Вазари. — Рыжего, как голова пророка. Джангири сказал, что у этого ребенка волосы цвета заката.

Хэл почувствовал, как дрогнуло сердце; его надежды ожили. Он отвернулся, чтобы Вазари не видел его лица, и отошел к борту. Стоял он там долго, позволяя ветру шевелить темные волосы. Потом обеими руками пригладил их и снова повернулся к Вазари.