Ложная память - Дин Кунц

Марти посмотрела на аккуратную пухлую книжку; движение ее челюстей, пережевывавших шоколадку, замедлилось.

— Ну, ты же знаешь эти триллеры… Бегают, прыгают, гоняются, стреляют, опять бегают…

Дасти внезапно показалось, что книга, которую он держал в руках, стала заметно холоднее и тяжелее. Да и ее материал тоже начал изменяться: яркая обложка казалась на ощупь более гладкой, чем прежде. Как будто это была не просто книга. А нечто большее, чем книга. Скорее талисман, который мог в любой момент проявить свою сверхъестественную силу и провести его сквозь магические ворота в населенную драконами иную реальность наподобие тех, о которых любит читать Скит. А может быть, талисман уже исполнил этот трюк, и он, Дасти, даже и не заметив, перешел из одного мира в другой. Здесь явно водились драконы.

— Марти, мне кажется, что ты не прочла ни единой фразы из этой книги. Даже не открывала ее.

Держа шоколадку двумя пальцами, чтобы засунуть ее в рот, Марти заявила:

— Я уже говорила тебе: это настоящий триллер. Хороший язык, интересный сюжет, а персонажи — яркие и живые. Роман… мне… очень нравится.

Дасти понял, что Марти заметила странную напевность своего голоса. Она сидела с приоткрытым ртом, но кусочек шоколада так и остался снаружи, перед губами. Глаза Марти широко раскрылись, словно она была очень удивлена.

Дасти перевернул книгу задней стороной обложки вверх.

— Здесь рассказывается о промывании мозгов, Марти. Это ясно даже из издательской аннотации.

Выражение лица Марти лучше, чем любые слова, которые могли бы попасть ей на язык, говорило о том, что она действительно не имела понятия о содержании романа.

— Действие происходит во время корейской войны и спустя еще несколько лет после ее окончания, — продолжал он.

Шоколадный кружок начал таять в ее пальцах, и она засунула его в рот.

— Там рассказывается об одном парне, — сообщил Дасти, — о солдате по имени Раймонд Шоу, который…

— Я слушаю, — перебила его Марти.

В этот момент Дасти смотрел на книгу. И, подняв глаза на жену, он увидел на ее лице неподвижное вопросительное выражение. Ее рот приоткрылся. Он видел лежавшую на языке шоколадку.

— Марти?

— Да, — сказала она не своим голосом, не смыкая губ; конфета подрагивала на ее языке.

Это был тот самый случай, что произошел со Скитом в клинике «Новая жизнь», только теперь он повторялся с Марти.

— Вот дерьмо, — в сердцах сказал он.

Марти моргнула, закрыла рот, засунула конфету за левую щеку и спросила:

— Что случилось?

Она опять вернулась к нему из этого пугающего отдаления; глаза ее прояснились.

— Где ты была? — спросил он.

— Я? Когда?

— Здесь. И прямо сейчас.

Она резко вздернула голову.

— Мне кажется, что у тебя в организме действительно не хватает сахара.

— Почему ты сказала: «Я слушаю»?

— Я не говорила этого.

Дасти посмотрел сквозь ветровое стекло и не увидел ни черного замка из обсидиана, ни красноглазых злобных нелюдей, выглядывающих сквозь бойницы его зубчатых, как пила, стен, ни драконов, пожирающих рыцарей. Всего лишь обдуваемую свежим бризом стоянку для автомобилей, тот самый мир, который он хорошо знал, хотя сейчас он был далеко не таким понятным, каким казался еще совсем недавно.

— Я пересказывал тебе содержание книги, — напомнил он. — Ты помнишь мои последние слова о ней?

— Дасти, что за…

— Ну, порадуй меня.

Она вздохнула.

— Ладно. Ты говорил что-то об этом парне, солдате…

— И?

— А потом ты сказал: «Вот дерьмо!» Это все.

Дасти показалось, что он видит какой-то выход из того тупика, в котором они оказались. Положил книгу на приборную панель.

— Ты не запомнила имени солдата?

— Ты не сказал его.

— Да нет, я его назвал. А потом… потом ты ушла. Вчера вечером ты рассказывала мне, что у тебя есть ощущение, будто ты теряешь частицы времени. Так вот, прямо здесь только что ты потеряла несколько секунд.

Марти недоверчиво смотрела на него.

— Я этого не чувствую.

— Раймонд Шоу, — снова сказал он.

— Я слушаю.

И снова она куда-то ушла. Взгляд расфокусирован. Но транс не такой глубокий, как у Скита.

Предположим, что имя активизирует субъект. Предположим, что после этого хокку раскрывает подсознание для приема инструкций.

— Легкий порыв… — произнес Дасти. Это было единственное хокку, которое он знал.

Глаза Марти казались остекленевшими, но не подергивались, как у Скита. Она не отреагировала на эти строки минувшей ночью, когда заснула, и не собиралась реагировать на них теперь. Ее фраза-детонатор была «Раймонд Шоу», а не «доктор Ен Ло», и ее хокку должно было быть не таким, как у Скита.

Тем не менее он продолжил:

— И ветер разносит…

Марти моргнула.

— Что разносит?

— Ты снова уходила.

— Тогда кто нагрел мое сиденье? — поинтересовалась Марти, глядя на него с откровенным сомнением.

— Я говорю совершенно серьезно. Ты уходила. Примерно так же, как и Скит, но все же не совсем так. Я лишь назвал имя, только сказал: «Доктор Ен Ло», — и он оказался совершенно потерянным, бормотал что-то насчет правил, обижался на меня за то, что я нарушаю эти правила. Но ты крепче и поэтому ждешь, пока я произнесу слова, которые должны идти следом, и если не слышишь нужного стихотворения, с помощью которого ты открываешься для приема команд, то выходишь из этого состояния.

Марти глядела на него, как на сумасшедшего.

— Я не спятил, — заверил он.

— В тебе сейчас определенно гораздо больше сверхъестественного, чем в то время, когда я вышла за тебя замуж. Что там за ерунда насчет Скита?

— В «Новой жизни» вчера произошло кое-что весьма странное. У меня не было возможности рассказать тебе об этом.

— Теперь у тебя есть такая возможность.

Дасти мотнул головой.

— Попозже. Давай-ка сначала разберемся по порядку; я попробую доказать тебе, что нечто все-таки происходит. У тебя во рту есть конфета?

— У меня во рту?

— Да. Ты уже проглотила последний кусочек или же у тебя во рту все еще что-то остается?

Она вынула языком полурастаявшую конфету из-за щеки, высунула язык, показав Дасти кусочек шоколада, и снова спрятала его в рот.

— Но разве тебе не будет лучше съесть нетронутую конфету? — поинтересовалась она, в очередной раз протянув мужу пакетик.

— Проглоти конфету, — попросил Дасти, забрав пакетик у нее из рук.

— Знаешь, иногда мне нравится, когда они тают во рту.

— Ты сможешь дать растаять следующей, — нетерпеливо сказал он. — Ну, давай, глотай ее.

— Определенно, у тебя в крови пониженный сахар.

— Нет, просто я раздражителен по натуре, — возразил он, вынув конфету из пакетика. — Ты проглотила?

Марти сделала по-театральному выразительный глоток.

— У тебя во рту нет конфеты? — требовательно спросил Дасти. — Ничего не осталось? Совсем?

— Да, да. Но какое это имеет отношение к…

— Раймонд Шоу, — произнес Дасти.

— Я слушаю.

Глаза ее сразу расфокусировались, лицо застыло неподвижной маской, рот остался приоткрытым на полуслове: она ждала слов хокку, которых он не знал.

Вместо того чтобы прочесть стихи, Дасти дал ей конфету, просунув кружочек шоколада между приоткрытыми губами и несжатыми зубами на язык, который даже не пошевелился от прикосновения сладости.

И лишь после того, как Дасти отклонился от нее, Марти моргнула, попыталась закончить фразу, которую Дасти прервал именем «Раймонд Шоу», — и почувствовала, что у нее во рту конфета.

Судя по всему, в этот момент она ощутила примерно то же самое, что и Дасти, когда волшебным способом обнаружил в руках книгу, которую за мгновение до этого уронил на пол приемной. Он тогда от потрясения чуть не швырнул ее в дальний угол комнаты, но в последний момент сдержался. Марти не смогла сдержаться: она задохнулась от неожиданности, поперхнулась, закашлялась и с силой выплюнула конфету, угодив прямо Дасти в лоб.

— Мне казалось, что тебе нравится, когда они постепенно тают, — только и смог сказать он.

— Она тает.

Дасти вынул «Клинекс» и тщательно стер шоколад со лба.

— Ты отсутствовала в течение нескольких секунд, — сообщил он.

— Да, я отсутствовала, — согласилась она; ее голос дрожал.

Состояние подъема, в котором она пребывала после сеанса, исчезло. Она нервно обтерла губы тыльной стороной ладони, отогнула противосолнечный щиток, чтобы рассмотреть лицо в маленьком зеркальце, но сразу же отшатнулась от своего отражения. Откинув щиток на место, она съежилась на сиденье.

— Скит? — напомнила она мужу.

Со всей возможной краткостью Дасти рассказал ей о падении с крыши дома Соренсона, о страницах из блокнота в кухне Скита, об эпизоде в «Новой жизни» и о своем недавнем открытии: что он испытывал по крайней мере краткие периоды потерянного времени.